- Я должен был в неё попасть...
- Куда полетела эта колдовская птица? - Паромщик опустил окровавленные руки в большую бочку с водой, стоящую на платформе, и отмачивал там истерзанные ладони.
- Думаю, обратно, - пробормотал Шедув, прищурившись, оглядывая горизонт.
- Разве Посмертие её выпустит? - недоверчиво прорычал псоглав.
Шедув перевел взгляд на Книгочея, который медленно брел по причалу, держась за грудь. Обернулся к паромщику:
- Может, и не выпустит. Но она знает дорогу. Иначе к чему все это?
Книгочей подошел, пошатнулся, ухватив Шедува за плечо. Тот его поддержал крепкой, гибкой ладонью.
- Что... это было? - устало спросил Патрик. Лицо его сейчас не выражало ничего, кроме равнодушия, как у смертельно уставшего человека, который вот-вот свалится тут же и заснет беспробудным сном.
- Это зорзы, - сухо сказал отпущенник. - Они приходили за тобой и теперь взяли твой след.
- Что это значит? - одними губами прошептал Книгочей.
- Это значит, что они придут, - ответил Шедув. - И очень скоро.
Книгочей махнул рукой - он так устал, что ему сейчас было уже все равно. Псоглав нерешительно покосился на отпущенника.
- И что мы будем делать?
Шедув сплюнул на причал. Это совсем не вязалось с его образом молчаливого и культурного собеседника, знатока коротких и мудрых "изречений души". Но отпущеннику сейчас на это было наплевать.
- Отправляй паром, Гар. Время не должно останавливаться надолго. Вместо него тут останемся мы.
- Ждать гостей? - через силу сделал попытку улыбнуться Книгочей.
- Ждать.
Ответная улыбка Шедува была как у кошки: поднялись только краешки губ - и все. Друид махнул рукой и побрел, стараясь обойти кучу угольев, подбирать мечи. В скором времени они должны были понадобиться.
ГЛАВА 12.
ОДИНОЧЕСТВО КАМНЯ.
- Сначала я хотел принести свои извинения, что не сумел вас встретить согласно, как говорится, законам гостеприимства, - пояснил гость, прихлебывая уже вторую чашку наваристого смородинового чая. - Но потом понял, что вы в них и не нуждаетесь. И в доме, смотрю, уже освоились.
Незнакомец покосился на длинную веревку рубах и курток, которые сушились на подворье.
- Вот я и решил, когда воротился на остров, поначалу присмотреться к вам до поры, до времени. Поэтому и в дом наведаться не спешил.
- Между прочим, ваша избушка и так не производила впечатления такой уж сильно обжитой. Пыли и грязи, которую я отсюда вымела, хватило бы на добрую конюшню, - не преминула огрызнуться Эгле. - Поэтому лучше бы за чистотой следили, да и окна давно уже надо было чем-нибудь затянуть, если уж у вас нет стекла или, на худой конец, рыбьего пузыря.
- Все это суета, суета, - пробормотал незнакомец, спаситель Коростеля. - Хотя вину свою с себя не снимаю, и впредь буду поаккуратней.
- А пока расскажи-ка нам, любезный, кто ты есть и почему этот дом своим называешь? - потребовал Травник, и все одобрительно закивали и захмыкали, мол, давай-давай, расскажи, а мы послушаем.
Незнакомец скорчил страдальческую мину, да делать было нечего: вид четырех вооруженных и весьма решительно настроенных людей убеждал лучше любых аргументов. Поэтому гость поначалу истребовал ещё одну чашку чая, к которой, однако, не притронулся, а рассеянно отставил её в сторону и первым делом заявил:
- Своим я этот дом называю, потому что он теперь мой и есть. А построили эту избушку, насколько я знаю, ещё до побоища, по приказу одного командира балтов, светлая ему память и всяких благостей на том свете. Между прочим, срубили этот дом в очень короткий срок, а стоит до сих пор как новенький.
И незнакомец неожиданно со всего маху заехал носком рваного сапога в стену, да так, что на столе звякнула чашка.
- Видали? - удовлетворенно воскликнул он. - Вот как таинники у балтов всегда строили, не чета нынешним работным людям: им что строить, что в носу ковырять. А вы про побоище-то, надеюсь, слыхали?
- Как не слыхать, - голосом былинной бабки-ведьмы откликнулся Март. Тут на каждом шагу напоминание найдешь. А вот все-таки скажи, к примеру, по какой части ты тут обретаешься? Да и как звать своего спасителя вот наш Ян очень бы хотел знать.
- Что с вами делать, - развел руками гость и улыбнулся. - Придется, видно, сказывать. Звать меня Гуннаром, обретаюсь я все больше по купецкой части, а на острове этом частенько отдыхаю от трудов своих тяжких.
Друиды, однако, смотрели недоверчиво, а Эгле только скептически хмыкнула.
- Зря не верите, между прочим, - вздохнул Гуннар. - Человек я неженатый, семейством да хозяйством не обременен, а что ещё в жизни надо, как не отдохновение в глуши, где ты сам себе хозяин?
- Надо-то в жизни многое, - иронически заметил Травник, - да и больно горчат что-то твои радости жизни, почтеннейший. Уж слишком гиблое место ты выбрал для своих отдохновениев - сплошное кладбище. Не ровен час, ночью из курганов гости пожалуют - про остров-то этот всякое сказывают.
- Никого тут нет, - убежденно сказал Гуннар, - уж поверьте мне, не один год здесь бываю. Все это бабьи бредни да россказни рыбаков и травознатцев. Последние - не без умысла, между прочим.
- А что такое? - невинным тоном, совсем, как это умел делать Снегирь, осведомился Март.
- Говорят, что возле острова морская рыба уж больно хороша, промысел тут богат: скумбрия, палтус, сельдь опять же.
- А травознатцы что бают? - не унимался с расспросами Збышек.
- То-то и оно, что бают. Опять все сказки да выдумки. Говорят, что на острове растет трава редкая, снежный корень под названием. Да только врут все, думаю.
- Почему же врут, вовсе нет, - улыбнулся Травник. - Есть такая трава, снежный корень, её ещё иногда зовут корень снов. Сок у неё такой белесый, как у молочая, и порождает сон крепкий, но с видениями. Я слыхал о таком корне от верных людей, правда, самому находить не приходилось. А растет он как раз на островах, потому как любит сосновый лес и морской воздух какая-то в нем есть для этого корня польза.
Ты вот, похоже, тоже любишь сосновый лес - а в свой собственный дом, если верить твоим словам, зайти боишься, гостям незваным допрос учинить. Между тем, нашего Яна ты от смерти спас, но и сам сбежал - отчего бы? И какая судьба выпала тому, кто его убить хотел? Вот что нас интересует, а не твоя селедка да камбала.
