– Съезжу, чего не съездить, – пробормотал Василий, засыпая.

– Утром, пока корову дою, аппарат заряди из средней фляги. Я давеча пробовала, – готова уже. Я сама прослежу.

– Проследи, только всю не выпей, мне оставь.

– Дурак, – ответствовала супруга, поворачиваясь на правый бок.

Вечером следующего дня Клавдия сообщила вернувшемуся мужу:

– Тёлка-то опять припёрлась. Вот наказание с ней. Пеструхе сена навалила, и она тут как тут. Вот ещё не хватало чужую скотину кормить, – процеживая молоко, спросила: – Веранду-то перекрыл?

– Перекрыл, перекрыл, – скороговоркой ответил Вася, присаживаясь у электроплитки и протягивая над раскалённой спиралью руки.

– Продрог, небось? Бабка в избе не топила, что ли?

– Да как не топила, топила, конечно. Вроде согрелся, пока ехал, опять озноб пробрал, сырость кругом. Надо в «Жигулях» печку глянуть, совсем не фурычит.

Клавдия закончила с молоком, накрыла на стол.

– Садись ужинать.

– Да я у бабули поел, неохота.

– Садись, садись, прими вот для согрева, – Клавдия налила стакан самогона, и поставила перед мужниной тарелкой.

Вася удивился, но промолчал. Опростав стакан и закусив, спросил:

– Всю перегнала, сколь вышло?

– Да как обычно – три литра. Тебе-то очищенной налила, не чувствуешь разве? На-ка вот, выпей ещё полстаканчика, а то как бы простуду не подхватил, – Клавдия щедро налила в стакан и сунула бутылку за кровать. – Знаешь чего, – завела разговор, когда муж закончил с едой. – Давай её, тёлку эту, зарежем, мясо знаю куда сдавать, завтра же и сбудем.

Вася пожал плечами и неуверенно промямлил:

– Дак не наша.

Клавдия изогнулась, достала бутылку, плеснула ещё четверть стакана.

– Ну и чо, что не наша? Пусть хлебалом не торгуют. Я её, что ли, привела? Сама припёрлась.

– А искать кто начнёт? – Вася выпил самогон, закусив корочкой. Принятая залпом доза оглушила мозг, подавив волю, и он отдался настояниям супруги.

– А мы вот завтра, прям как встанем, так всем рассказывать начнём. Сказала – мясо с утра увезу, шкуру, требуху, сразу же закопаем. Идём, там ничего хитрого нет, покажу чего и как делать, часа за два-три управимся. Потом ещё самогоночки выпьешь. Иди, она в холодной стайке стоит, колун прихвати, а я ножи возьму.

Кроме ножей, Клавдия взяла приготовленные в предбаннике тазы, клеёнку, брезент лежал уже в стайке.

Включенный свет поднял приблуду на ноги, и она, мигая, непонимающе смотрела на незнакомых людей. Василий стоял в нерешительности.

– Никогда коров не резал. Свиней – знаю как, а коров… Ей куда нож втыкать – в сердце, в горло?

– Погоди, привязать надо.

Клавдия сноровисто оплела верёвку вокруг молоденьких рожек, обмотнула столб, стянула узел.

– Бей обухом в лоб, да посильней, что мочи, потом горло перережь, только не сразу, а как затихнет – копытом ударить может, – учила всеведущая супруга, отходя к двери.

Вася взвесил в руках колун, подошёл к тёлке, злая самогонка придала сил и решимости. От сокрушительного удара несчастное животное присело на задние ноги, рванулось в сторону и завалилось замертво. Во дворе взлаяла Джемма.

Сложив разрубленную тушу в багажник «Жигулей», протрезвевший Вася зашёл в баню. Клавдия жарила на плитке печень и грела кипятильником воду в ведре. Обещанную бутылку выпил под свеженинку. Сама Клавдия в эту ночь почти не спала – застирывала закровяненную одежду, мыла клеёнку, присыпала кровь соломой, натаскала всякого хлама на свежезасыпанную яму. Спозаранку подоила корову и в восемь поехала к Артуру. Здесь пришлось часок подождать, – владелец пищеточки появился в конторе в десятом часу и вначале занялся своими делами. Дошла очередь и до сдатчицы. Клавдия открыла багажник, откинула брезент. Кавказец оглядел мясо, односложно изрёк:

– По одиннадцать приму.

Клавдия хмыкнула.

– По тринадцать же принимаешь.

– Всё-то ты, красавица, знаешь. По тринадцать клеймёное беру. А у тебя где клейма?

– Клейм нету, потому что вечером ногу сломала. Что ж, скотине до утра мучиться? Где я ночью ветеринара возьму?

Кавказец ухмыльнулся, развёл руками.

– Это, красавица, твои проблемы. Скажи спасибо и на этом. Беру потому, что женщине отказать не могу. У мужика бы не принял – все холодильники мясом забиты.

Спор вести было бессмысленно, Клавдия согласилась и сделала вид, что за такую цену мясо от сердца отрывает.

– Ладно, только деньги сразу. Мясо есть кому таскать, или женщине придётся?

Дамский угодник засмеялся.

– Перетаскаем, дорогая, перетаскаем. Иди, на весы гляди, подумаешь потом – обманул.

Приблуда оказалась упитанной и обогатила оборотистую скотопромышленницу на два миллиона тридцать пять тысяч рублей.

Сложив деньги в сумочку, Клавдия не уходила. Кавказец развёл руками.

– Всё отдал, красавица.

– Тебе ещё мясо надо?

– За неклеймёное и расчёт сразу, больше одиннадцати не дам. Поезжай к Мурзе, может, он дороже примет, или к…

– Ладно, – перебила Клавдия, – будешь мне сейчас весь свой Кавказ перечислять. Мне ты глянулся, но только уговор – и цена, и расчёт.

– Деловая ты женщина. Как зовут-то?

– Клавдией.

– Вот что, Клавдия, скажи своим тёлкам, чтоб на этой неделе ноги не ломали. На следующей пусть ломают, примерно в среду-четверг.

К участку Клавдия подъезжала с опаской, но беспокоилась зря – всё было спокойно, только Тушкан, бегавший свободно, пытался разгрести маскирующий хлам.

На следующей неделе улов сладился двукратным, вся операция прошла удачно, только закручинившийся Вася похмелялся два дня. Как оказалось, бражничество совестливого супруга пришлось весьма кстати и спасло от больших неприятностей. Любое, самым наилучшим образом спланированное предприятие может провалиться из-за нелепой случайности.

На второй день мужниного запоя Клавдия, нарубив и поставив вариться свёклу, перегоняла молоко на сепараторе. Услышав угрожающе рычащий лай Джеммы, выглянула из предбанника, ожидая увидеть очередного ходока за пойлом, но ошиблась. По двору, приближаясь к стайке и глядя под ноги, шла женщина в зелёной куртке и резиновых сапогах.

– Эй, подруга! – окликнула Клавдия. – Чего потеряла?

Та обернула озлобленно-несчастное лицо и ответила с вызовом:

– Тёлку потеряла!

– Дак я чо, тёлку твою приманываю?

– Люди говорили, у вас тут запрошлой ночью скотина мычала.

– У нас своя корова есть, вот и мычала. Вон бродит, – махнула Клавдия рукой вдаль. Разговаривая с нежданной визитёршей, приблизилась к ней, остервенело ухватила рукав куртки, защемив тело, и повлекла к стайке, заполошно крича: – Идём, идём, поглядишь, может, и вправду твою тёлку прячу.

Не успел стихнуть Клавдин голос, как хлобыстнула дверь предбанника, и на белый свет во всей запойной красе вывалился Вася. Похлопав глазами, потерев опухшее лицо, вопросил хрипло, прерывисто:

– Ты чо орё-ошь-от?

– Ой, горе ж ты моё! – запричитала Клавдия. – Неделю не просыхает, иде он её берёт, проклятую? Всё одной – и корова, и свиньи, уж живот надорвала, так ещё и воровкой обзывают! – заголосила и… заплакала. Отпустила куртку гостьи и обеими ладонями размазывала по лицу слёзы.

Гостья по очереди хмуро оглядела супругов, пробормотала: «О господи! Везде одно и то же», – и побрела прочь со двора. За спиной хлопнула калитка, и в этот момент из-за стайки, закусив зубами конец волочившейся по земле длиннющей кишки, появился радостный Тушкан. Клавдия обомлела, медленно повернула голову назад – незадачливая владелица убиенной тёлки шла, не оглядываясь. Клавдия опрометью метнулась к Тушкану, одной ногой наступила на злополучную кишку, другой отшвырнула взвизгнувшую собачонку прочь. Завалив разрытую яму и для верности накидав на бугор обрезки горбыля, вернулась в баню. Вася сидел на табуретке воле электроплитки и трясся мелкой дрожью.

– Чо так холодно?

– Свет отключали, – ответила зло. Матюкнувшись, подала мужу поллитровую банку сметаны и ложку. – Ешь и завязывай свою пьянку. Не кончишь – выгоню.