— Рон! Ты украшал торт в прошлом году! – орет моя сорокаоднолетняя тетушка на отца.

— Ничего подобного! – кричит ей в ответ отец. — Мама! Скажи ей, что я этого не делал!

Бабушка закатывает глаза и качает головой.

— Вы двое, когда-нибудь вырастите? – вздыхает она.

— Мама! Ты же знаешь, что он это делал в прошлом году! – протестует Джинни.

— Почему бы вам не украсить его вдвоем? – спрашиваю я устало, чувствуя, что мы с ними поменялись ролями, и я представляю сейчас поколение родителей.

Папа и Джинни смотрят на меня так, словно эта «гениальная» идея никогда не приходила им в голову.

— Я знал, что ты унаследовала мозги Грейнджер, — смеется Гарри, заходя из сада.

Папа выглядит обиженным, хотя именно он всегда подчеркивает, что мозги мне достались от мамы.

— Вот ты где, Скорпиус! – восклицает бабушка, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть Скорпиуса, входящего в этот момент на кухню. Лили опять краснеет и роняет бокал, который до этого держала в руке. Джинни усмехается, глядя на дочь, лезущую под стол, чтобы его поднять.

Дед не отрывается от своей газеты, но его лицо выражает недовольство присутствием Скорпиуса. Ему никогда не нравился этот парень. Папа объяснил мне как-то, что между моим дедом и дедом Скорпиуса в своё время часто возникали конфликты. Люциус Малфой был Пожирателем Смерти, насколько я помню из подслушанных мною разговоров родителей. Мои мать с отцом тоже враждовали с отцом Скорпиуса, когда учились в школе. Я представляю, как вытянутся их лица, когда они узнают, что скоро род Поттеров-Уизли объединится с семьёй ненавистных Малфоев!

Скорпиус проскальзывает мимо и слегка покашливает. Он в упор не замечает меня и помогает бабушке с десертами. Мне некомфортно в его присутствии – я чувствую себя ещё хуже, чем раньше. И я присоединяюсь к Джеймсу и Аллу, которые устроились в соседней комнате и слушают трансляцию квиддичного матча между сборными Англии и Португалии.

— Ну, и кто выигрывает, — спрашиваю я.

Они требуют, чтобы я заткнулась, в то время как комментатор кричит: «И Да-Коста поймал снитч!». Они оба в негодовании орут так громко, так что тетя Джинни кричит на них из кухни.

— Чертовы португальцы! – восклицает Джеймс, забираясь с ногами на диван. Мама вздыхает и бормочет что-то, что по звучанию очень похоже на «ох уж эти мальчишки».

Обычно, я всегда живо интересуюсь результатами, но сегодня мой разум явно находится в другом месте.

— Черт возьми, Роза, ты выглядишь препоганно, — говорит Ал, внимательно меня осмотрев.

– Ты заболела?

Мама оборачивается при словах Альбуса и смотрит на меня. Я надеюсь, что цвет вернулся к моим щекам, но судя по выражению маминого лица — это не так. Она спрыгивает со стула и бросается ко мне.

— Вот как чувствовала, что с тобой что-то происходит, — говорит она, положив руку на мой лоб. – У тебя что-нибудь болит? Голова? Может головокружение? Наверное, тебя следует отвезти в Мунго… Рон!

— Мам, я в порядке, — протестующее говорю я. – Нет необходимости везти меня в Мунго.

Папа неторопливо входит в гостиную, и на лице его написано «ты меня звала?».

— Розе плохо, — говорит мама.

— Да нет же, всё хорошо! – протестую я.

— Что случилось, Рози? – спрашивает заинтересованно папа. Он делает именно то, что делала перед этим мама – щупает мой лоб, словно это даст ответы на все их вопросы.

— Температура, вроде бы, нормальная, — говорит отец.

— Я знаю! Я в порядке!

— Ты уверена? Может, все же отвезти тебя в Мунго на всякий случай… — предлагает отец.

— Сколько можно говорить? Не надо меня никуда везти, это обычное несварение желудка!

Мамины глаза расширяются, и я вижу, что она уже всё поняла. Хотя ума не приложу, как она догадалась.

— А ну-ка, пошли наверх, — твердо говорит она.

Я не хочу никуда идти. Но мама конвоирует меня вверх по лестнице, следом идет папа, и они заводят меня в первую же комнату. Мама закрывает дверь и обходит вокруг меня, ее карие глаза сверкают каким-то безумным блеском.

Они оба смотрят на меня с крайним беспокойством, будто я собираюсь сообщить им, что нахожусь при смерти. Хотя, в этом случае меня уж точно никуда не выгонят. И всё же я прекрасно знаю свою маму. Она будет настаивать на том, что во всём случившемся виновата лишь я одна.

Я глубоко вздыхаю, готовясь высказать новость, когда папа меня перебивает.

— Рози… мы знаем, — говорит он.

Я непонимающе смотрю на них. Они выглядят такими серьезными, но не сердятся. Как они могут не злиться на меня? Почему мама смотрит на меня так, словно хочет меня обнять?

Почему они не убили меня на месте?

— Это все наша вина, — говорит мама дрожащим голосом. – Мы должны были рассказать тебе о таких вещах до того, как отправить в Хогвартс.

Я молюсь, чтобы Мерлина ради, она не стала заводить разговоров о сексе – с этим ты уже малость опоздала, дорогая мамуля. Но папа согласно кивает. Неужели они думают, что я беременна из-за того, что они не объяснили мне еще в одиннадцать лет, что же такое секс?

— Мы не выполнили своих обязанностей по отношению к тебе, как родители, — говорит с сожалением отец, — но я надеялся, что мы никогда не столкнёмся с этими проблемами. И то, что мы больше не обучаемся в Хогвартсе, ещё не означает, что в твоём возрасте мы не хотели того же.

Ээ, пардон! Выслушивать сагу о сексуальных пристрастиях моих родителей во время их обучения в Хогвартсе совершенно не входит в мои планы. Нет уж, спасибо!

— Почему ты сделала это, Роза? – спрашивает мама.

— Э-э-э… это было только один раз…

— Да, но даже после одного раза, очень трудно остановиться, — говорит отец.

Я чувствую себя ужасно – мои родители сексуальные наркоманы.

— Хватает и одного раза, чтобы подсесть, — говорит мама.

Да, определенно, пора сваливать.

— Скажи нам, Рози, — говорит отец, — кто тебе дал?

Дал мне? Мерлин Всемогущий! Родители не должны так говорить со своими детьми – это уже настоящая жестокость. Но на лицах моих родителей нет и намека на то, что им неловко, или их это развлекает. Они чертовски серьезные.

— Э, это был Скорпиус Малфой, — признаюсь я.

Мама и папа выглядят разъярёнными, причём, папа даже больше, чем мама. Он вскакивает с кровати, его лицо по цвету сливается с волосами, и ударяет кулаком в стену, что напугало даже маму.

— Этот мерзавец Малфой! Я всегда ненавидел эту чертову семью! – ревет он.

— Рон, успокойся, — успокаивает мама, а папа продолжает вышагивать по комнате.

— Это вина не только Скорпиуса, — плачу я.

— Рози, что ты несешь… Это такое дело… конечно, это он виноват!

Какое, черт возьми, дело? Эти дети восьмидесятых используют странную терминологию для секса.

— Мы должны остановить его, прежде чем он сделает это с другими девушками, — говорит мама.

— Послушайте! – восклицаю я. – Давайте уже будем называть вещи своими именами. Секс он и в Африке секс.

Папа застывает, как вкопанный, а мама выглядит так, словно я только что ударила ее.

— Не понимаю, ты о чём? – спрашивает мама, затаив дыхание.

О, Боже.

Убей меня сейчас же.

Сейчас самый подходящий момент для того, чтобы на наш дом сбросили атомную бомбу.

— А ты о чём? – покорно спрашиваю я.

— Мы… я полагаю… ну, твой отец и я… ты наркоманка, да?

При этих словах, мои брови удивленно приподнимаются.

О, так вот, что они имели в виду под словом «дело».

— Да с чего ты это взяла?! – возмущенно говорю я. – За кого ты меня принимаешь?

Мама и папа смотрят друг на друга. Папа, прислонившись к двери, задумчиво потирает подбородок, но выглядит он шокированным и запутавшимся.

— То есть… ты хочешь сказать нам, что ты не подсела на наркотики? – спрашивает отец.

Это чёрт знает, что такое! Лучше бы я уж действительно была наркоманкой.

По крайней мере, к этому они были готовы.

— Ну… мама… папа, — медленно говорю я. – Я… хм… беременна.