Мама долго и скрупулезно подбирала нам с сестрой наряды. Не так-то просто девушке выглядеть и скромно, и привлекательно одновременно. Было решено, что обаяние юности не нуждается в дополнительном украшении. Поэтому я была в черном брючном костюме, мои длинные волосы оставались распущенны, но на лице никакой косметики. Я не переживала, сознавая собственную привлекательность – спасибо природе и родителям!
Свадьба проходила в старинном ресторане на Ленинградском проспекте. Я даже не сразу поняла его название – «Яръ». Тогда я владела русским еще не так хорошо, чтобы знать дореволюционную орфографию, согласно которой твердый знак или «ер» в конце существительных не читается. Позже я узнала, что Яр – это фамилия француза, открывшего свой первый ресторан в Москве аж в 1826 году. И на Петербургском шоссе его загородное в ту пору заведение считалось самым лучшим в столице. Там бывали Савва Морозов, Максим Горький, Антон Чехов, Григорий Распутин, да считай все известные люди того времени…
Когда мы вошли в ресторан, интерьеры показались мне знакомыми: тяжелые шторы на окнах, столы и стулья с гнутыми ножками, мягкие ковры на полу. Где же я могла это видеть? Уж не во сне ли? Главный зал «Яра» был достаточно просторным, чтобы всех разместить за круглыми столами и оставить пространство для проходов.
В какой-то момент мимо нашего стола прошел парень, еще очень юный, лет семнадцати. Он был настолько красив, что выделялся из толпы. Его глаза со слегка монголоидным разрезом говорили об азиатских корнях, но лицо определенно было европейским. Черные густые волосы аккуратно уложены. Черный костюм превосходно сочетается с красно-синим галстуком. Молодой человек был строен, шел слегка пружинящей походкой, чем напоминал ловкого и сильного леопарда. Невольно я проводила его глазами и… встретилась с горящим ответным взглядом.
Что это было? Не знаю. Но в тот вечер я больше никого не видела.
Вот он уверенно идет к одному из столов. Вот почтительно склоняет голову перед мужчиной средних лет с зачесанными назад волосами… Боже мой, это был именно тот мужчина, который за что-то благодарил меня в моем загадочном сне. Это он! Я ни секунды не сомневалась! События знакового сновидения во всех подробностях в одно мгновение пронеслись в моей памяти.
Я с силой схватила за руку маму, торжественно восседавшую рядом.
– Ханна, что с тобой? – испугавшись, она отдернула руку. – Что случилось?
– Ты помнишь, я рассказывала свой сон? Два года назад, в Красной Слободе. Я говорила, что мне приснился мужчина, который держал меня за руку и за что-то благодарил. Вон он сидит, тот, что с золотым галстуком… Это он, он! Абсолютно точно.
Мама заговорила сердитым шепотом.
– Во-первых, потише! На тебя уже оборачиваются. Во-вторых, скромнее. Ты еще пальцем на него покажи! В-третьих, ты не могла его тогда видеть. Он тогда в Красную Слободу не приезжал.
В этот момент какой-то старик поднялся с бокалом и принялся произносить длинный и витиеватый тост. Но я его не слышала. Меня сжигало любопытство, и я продолжила перешептываться с мамой.
– Мама, а ты знаешь этого… в золотом галстуке?
– Его все знают.
– Да-а-а?
– Его зовут Аврум. Для тебя – дядя Аврум.
– А он кто? Наш родственник?
– Нет, не родственник. Он… ну, как тебе сказать, дочь… Он уважаемый человек, глава общины джуури в Азербайджане. Все к нему прислушиваются, советуются с ним по самым разным вопросам. Если у кого какие серьезные проблемы, обращаются к Авруму.
– Мама, а этот молодой человек восточного вида рядом с Аврумом – кто?
– Его сын Алан, – мама восхищенно зацокала языком. – Какой красивый мальчик, ах!
Подходили опоздавшие гости – пары, одиночки, целые семьи. Сначала они шли к новобрачным и их родителям, поздравляли, вручали подарки. А потом все без исключения подходили к Авруму выразить почтение. Он вел себя естественно – обменивался рукопожатием с мужем, приветливо улыбался жене, гладил по головкам детей. Было видно, Аврум пользуется авторитетом всей общины. Мой папа тоже к нему подходил, но я не посмела. Мое сердце билось так сильно, что ослабели ноги – увидеть в жизни того, кто тебе снился! Разве такое возможно?
Я сидела как на иголках больше часа и так устала от переживаний, что у меня, наверное, поднялось давление. Наконец к полуночи гости стали расходиться. Я в последний раз обернулась на Аврума и Алана, стараясь их лучше запомнить. Было ясно, что засну сегодня далеко не сразу…
Перед сном мама зашла в мою комнату.
– Ханночка, ты не спишь еще? Послушай, а может тогда тебе приснился просто какой-то мужчина? А на свадьбе ты увидела Аврума и вообразила себе…
– Я знаю, что видела именно его.
– Разве это может быть? Какая ты у меня фантазерка… Мама ласково потрепала меня по щеке и, поцеловав, вышла из комнаты.
Но спустя месяц мне снова приснился Аврум…
Я вижу его в нашей прихожей, где стоят какие-то коробки, мешки, свернутые ковры. «Ничего удивительного», – отметила я про себя. Мы тогда готовились к переезду на новую квартиру. Мой папа и Аврум что-то обсуждали, листали какие-то документы, которые гость доставал из папки и передавал отцу.
А вот и Алан! У него в руках букет красных роз. Я думала, он подарит их мне, но он всё медлил. Стоял и молча смотрел на меня. Мне хотелось заговорить, но я не смела, хотя слова были готовы сорваться у меня с языка.
И все же в моем сне не было ощущения неловкости, досады. Наоборот, я чувствовала себя прекрасно: свободно, радостно. Мне бесконечно нравился Алан, его добрый взгляд. Я словно бы купалась в озерах его черных глаз.
Проснулась я с уверенностью, что скоро встречусь с Аланом. Я так мечтала об этом! И, боясь сама себе в этом признаться, грезила о том, что он мог бы стать моим мужем.
А жизнь шла своим чередом и рано или поздно в наш дом постучалась ильчи (сваха в переводе с горско-еврейского языка). Обычно свахи начинают издалека, приветствуют хозяина, хвалят дом, ведут разговор, полный аллегорий и иносказаний. Но сводится всегда к одному: «Люди говорят, у вас распустилась прекрасная розочка. А у Рахили… Ну вы же знаете Рахиль… Так у нее подрос крепкий дубок».
Это может случиться, когда девушке всего пятнадцать, а то и тринадцать лет. Или даже одиннадцать. Да и жених тоже может быть еще подростком, это никого не волнует. Родители с обеих сторон вполне могут договориться о предстоящем слиянии семей и подарить детям специальные кольца, хотя сочетаться браком законно обрученные все равно будут в восемнадцать. Между прочим, как раз это большой прогресс, потому что раньше (десятки лет назад) в нашей общине могли сосватать и младенцев, а пятнадцатилетние матери встречались сплошь и рядом.
Без преувеличения скажу, ко мне сваталась половина Красной Слободы. Приезжали сваты и из-за океана. Самое интересное, что значительная часть юношей, которых мне планировали в мужья, состояла со мной в той или иной степени родства.
Небольшой народ татских евреев старался сохранить национальную чистоту, поэтому браки между двоюродными, троюродными родственниками у нас встречались и встречаются. Мы не боимся кровосмешения. Хуже, когда в семье нет уважения к мужу или жене, благоговения перед старшими, любви к детям. А с другой стороны, не скажешь, что наши традиционные семьи, созданные посредством сватовства, брачного договора по благословению раввинов, гарантируют любовь. Просто разводы редко бывают, опять-таки благодаря традиции. На разведенных, особенно женщин, смотрят косо, разорвать брачные узы – большой грех.
Ну а что касается сватовства… У моего дяди Бориса в Красной Слободе был друг дядя Семен. Тоже, наверное, мой родственник в каком-то колене. У Семена имелся сын Роман старше меня на год. Пухлый смешной мальчишка, такой толстый розовощекий поросеночек. Мы учились в одной школе. В ряду парней, на которых я могла бы обратить внимание, Рома, безусловно, занимал последнее место. Но он и его родители, видимо, думали иначе.
