– Бывает же, – отсмеявшись, говорю ей. – Но отсюда надо уезжать, а то попа уже не помещается нигде. Так и будешь всю жизнь простыней оборачиваться.
Вторая попытка оценить размеры пятой точки была более удачной, но не более информативной. Червячок сомнения, подаренный мной, активно размножался, не давая здраво мыслить.
– А если не уеду? – в глазах читается вызов.
– Вас же нельзя убить обычным оружием? – я задаю вопрос, прекрасно зная ответ на него.
– Нельзя, – брюнетка явно не чувствует подвоха.
– А этим?
Моя тень резко появляется вплотную к женщине, держа в руках небольшой нож. На первый взгляд, им сложно будет отрезать даже кусок яблока, настолько он мал. Вот только особенность у него имеется. Как там в старой сказке говорится? Яичко не простое, а золотое. (На кой бабке с дедом в деревне золотое яйцо, где его даже продать никому нельзя, мне было до сих пор не ясно.) Так и этот атрибут служителей Цитадели простым не является. С его помощью можно уничтожить не только тело, но и саму сущность. Принято считать, что душа бессмертна, но любая жрица может с этим поспорить. И, более того, наглядно продемонстрировать, как она умирает.
– Теневое оружие, – охает брюнетка, всплеснув руками.
Простынь перестаёт держаться даже на честном слове и падает вниз.
– Но как? Жрицы вашего уровня есть только в столице! – вскрикнула демоница.
Теперь нечисть смотрит на меня с нарастающим интересом. Она абсолютно права. Жрицам от второго уровня и выше не рекомендуется покидать столицу и уезжать далеко от Цитадели. Вот только, я давно наплевала на это правило. Меня тошнит от шума городов, а от столицы буквально выворачивает. Неоднократно получаю выговоры и взыскания от начальства, но следовать их указаниям выше моих сил.
– Ага, – зеваю, – Только в столице…и здесь. Поэтому, чтобы уже к утру тебя не было в этой деревне.
Брюнетка пафосно поклонилась, признавая власть тени, а потом растворилась.
– Она вернётся? – из-за спины раздался заплаканный голос хозяйки.
– Если не самоубийца, то нет.
Тень привычно втягивается в меня, заставляя кожу под татуировками чувствовать покалывание. А что дальше? Надо думать.
Праздник избавления от нечисти начинается задолго до рассвета. Хозяйка не смогла дотерпеть до утра и побежала радовать товарок. Теперь, когда злобная искусительница повержена, мужья будут хранить верность. А если кому и придёт в голову сходить налево, то жена спокойно объяснит нерадивому супругу с помощью скалки, что такое хорошо и что такое плохо.
Хозяин дома заперся в комнате, наотрез отказавшись участвовать в столь специфичном празднике. Хотя, вероятнее, с уходом суккуба у него просто кончились силы. Мужская половина деревни ещё пару дней пробудет в вялом состоянии. Это побочный эффект магической, кхм, любви.
Бабы делились радостной вестью друг с другом, постепенно собираясь в доме. Они очень быстро собрали на стол нехитрую, но довольно разнообразную закуску, а потом перешли к обсуждению новостей. Особенно способствовали этому большая бутыль самогона и еще более здоровенная ёмкость с домашним вином.
Я не особо вслушиваюсь в женскую болтовню, их треп хороший фон для приёма пищи. Как только мой нос улавливает запах еды, желудок предательски издает крик раненного кита, напоминая, что последний раз я ела вчера утром. Что ж, грех не воспользоваться таким щедрым столом. Поэтому, недолго думая, я придвигаю к себе большую тарелку с еще горячими оладьями и принимаюсь есть. Как только мои зубы погружаются в горячее, пышное тесто, в помещении воцаряется гнетущая тишина. Что произошло, понять я не успела, но на всякий случай решаю дожевать.
– Фто-то не факт? – не выдержав, спрашиваю я.
Горячее тесто обжигает рот, что не способствует быстрому поглощению.
Тишина давит на уши, как будто все присутствующие разом перестали дышать. Даже с моими железными нервами есть в такой обстановке становится сложно. Но отвечать никто, видимо, не собирается.
– Эти оладьи были чьими-то персональными? – на меня смотрят так, словно, я совершила какое-то святотатство, не меньше, – Их нельзя есть? Они принадлежат духу покойной бабушки главы местного колхоза?
Женщины, кажется, даже не моргают. В городах Жрицам уступали дорогу, некоторые особо пугливые граждане даже переходили на другую сторону улицу, кто-то размашисто крестил или просто шарахался в сторону. Пару раз даже бывало падали в обморок, но такие осуждающие взгляды я встречаю в первый раз.
Капелька меда с недоеденного оладушка падает стол. Звук упавшей капли показался сравнимым по громкости со взрывом.
– Тетя Жрица, – девочка лет шести дергает меня за руку, вызвав, тем самым возглас ужаса среди взрослого населения. – А ты разве обычную еду ешь?
– Ем, – честно признаюсь я, опешив от такого вопроса.
– А мама говорит, что Жрицы едят человечину, – не унимается девчонка. – Или душу высасывают.
Кто, та самая мамочка, стало понятно сразу. Толстая рыжая женщина, сидящая в дальнем углу, от последних слов дитятки пошла крупными красными пятнами, а живости гневной мимики могут позавидовать столичные актёры. Так вот оно что! Значит местные жители не видели Жрицу, поедающую оладьи. Тогда надо ещё пару глотков компота сделать, чтобы окончательно шокировать население.
– Что ты, маленькая, – сохранить серьёзный вид и не рассмеяться, довольно сложно в этой ситуации. – Мы кушаем тоже, что и другие люди, тут твоя мама немного приукрасила.
– И вы не утаскиваете маленьких детей в тёмный лес? – малышка глядит на меня с все большим недоверием.
Мамаша побледнела, сливаясь цветом лица со скатертью на столе.
– Нет, – детей мной пугают впервые, по крайней мере так откровенно. – Но ты маму слушай, в лес не ходи. Туда и другие чудища утащить могут, более прожорливые.
Девочка скептически наклонила голову на бок и пошла переварить полученную информацию. Ее определённо расстроило, что ничего ужасного во мне нет. Детей не кушаю, в лес не утаскиваю – скукотища. Рыжая женщина кинулась вслед за девочкой со скоростью голодного гепарда. Похоже, малышку ждёт порция новых родительских нравоучений.
В помещении стало совсем неуютно. Оживленные разговоры прекратились, гости перестали есть, но при этом расходиться никто не собирался.
– Простите ее госпожа Жрица, – робко вступается хозяйка дома, – Она ребёнок совсем, причем непослушный. Вот сестра и пугает её всем подряд.
Извинения были неискренними. Скорее всего, меня таки подозревали в нетрадиционных гастрономических пристрастиях.
– Ничего страшного, – улыбаюсь как можно шире, главное не переборщить, а то получится кровожадный оскал. – Но нас действительно надо бояться, – в моем голосе была солидная доля сарказма, но ее никто не заметил.