Неохотно протягиваю ей дневник. Я не хочу потерять Карину. А эта девушка Мара, может быть, и призрак, бродящий по этим коридорам и прячущийся в тени моей спальни по ночам, но, возможно, Карина права. Может быть, эта ситуация не имеет ко мне никакого отношения, и я должна оставить ее в покое.

Карина вздыхает с облегчением, когда ее рука сжимает дневник, и я отпускаю его. Однако в ее глазах прячется чувство вины. Теперь, когда она добилась своего, она чувствует себя плохо, потому что сильно давила на меня.

— Спасибо, Элли. Правда. Я серьезно. Я благодарна тебе за то, что ты мне доверяешь. Я знаю... знаю, как это должно выглядеть…

— Знаешь? — Мой тон острее, чем острие клинка. — Неужели?

Карина вздыхает, крепко прижимая дневник к груди, как будто я могу схватить его и выбежать из комнаты.

— Мара была очень беспокойная, Элоди. Она была такой веселой, и трудно было не любить ее, но у нее часто бывала аллергия на правду. Просто не хотела её слышать. Иногда реальность и то, как она хотела, чтобы все было на самом деле, слегка расплывались по краям. Я уверена, что этот дневник полон вещей, о которых она просто нафантазировала. Грезы наяву, которые могут принести много вреда, если их прочтет не тот человек. — Она фыркает, на ее лице написано раздражение. — Может быть, мы просто забудем об этом и продолжим жить сегодняшним днем? Я просто хочу, чтобы все снова стало нормальным.

Ее последнее заявление теперь кажется таким напряженным. Я подозреваю, что она говорит не только об обычном, спокойном дне, который мы запланировали для себя. Думаю, что она говорит о жизни в Вульф-Холле в целом и о том, что здесь никогда не будет ничего нормального, если люди будут продолжать вспоминать таинственное исчезновение Мары. Я делаю глубокий вдох через нос, пытаясь снять напряжение, которое накопилось внутри меня.

— Окей. Хорошо. Я больше не буду поднимать эту тему. Но сначала тебе нужно ответить на один вопрос.

Карина тревожно покусывает губу, но все же кивает.

— Что ты хочешь знать?

— Рэн или кто-нибудь из других парней Бунт-Хауса имел какое-то отношение к исчезновению Мары?

Карина вся напрягается. Качает головой.

— Нет. Мне бы очень хотелось повесить на них что-нибудь, но они всю ночь провели в доме. Их было трое. Я видела их своими собственными глазами. Дэшил... — она вздрагивает. — Он был со мной. Все мы сидели на кухне и играли в игры с выпивкой. Мы все так напились, что никто из нас не выходил из дома до следующего утра. Рэн вырубился перед камином и проспал там до рассвета. Пакс всю ночь готовил коктейли. Что бы там ни случилось с Марой... они не имели к этому никакого отношения.

Я анализирую это в своей голове, позволяя укорениться этой информации. Рэн не был причастен к таинственному исчезновению девушки. Он невиновен в любом возможном преступлении, которое произошло той ночью.

— Окей. Что ж. Хорошо. Полагаю, что на этом все.

Карина с облегчением улыбается мне.

— Отлично. Ты лучшая, Элли. Тебе кто-нибудь об этом говорил?

— Все время. — Я натянуто улыбаюсь, но как бы сильно я ни старалась, знаю, что улыбка не доходит до моих глаз. Я смотрю, как она кладет дневник в рюкзак, полный косметических средств, которые принесла с собой в мою комнату, и плотно застегивает сумку, как только книга скрывается из виду.

— Я закончила с косами, — говорит она. — Ты хочешь, чтобы я сделала тебе маникюр? У меня есть лампа для гель-лака. Будет отлично выглядеть.

Я замечаю напряженность в ее голосе. Она изо всех сил пытается стереть воспоминания о том, что только что произошло, но чтобы стереть эту неловкость, потребуется нечто большее, чем маникюр. Если бы она была одной из моих подруг в Тель-Авиве, я бы немедленно потребовала объяснить, что, черт возьми, происходит. Однако здесь такое давление неуместно. Лучше всего просто забыть о дневнике и явном вмешательстве Мерси. Лучше всего просто забыть о Маре и темном облаке, которое сейчас нависло над академией.

Я кладу кусок дерева на место, снова образуя подоконник, и увеличиваю мощность своей улыбки, стараясь, чтобы на этот раз она выглядела настоящей.

— Конечно. Но только если ты пообещаешь не красить мои ногти в ярко-желтый цвет.

В ТЕМНОТЕ…

Я — БЕЗЫМЯННА.

Потеряна.

Забыта.

Воздух, словно осколки стекла, ощетинился в моих легких.

У меня в горле пересохло от крика.

Когда соломинка появляется в дыре на этот раз, у меня нет другого выбора, кроме как пить.

Я продолжаю эту пытку, глотая тепловатую, грязную воду, которая течет через пластик в мой рот, но я не так сильна, как думала.

Если я и умру, то только потому, что оказалась здесь в ловушке и никому не пришло в голову меня искать.

Но я слишком слаба, чтобы сдаваться.

Глава 25.

РЭН

— ДА МНЕ ПЛЕВАТЬ, черт побери. Я купил котелок, и мне нужно его надеть. Конец истории.

Пакс отшвыривает остатки своего пива и швыряет бутылку так, что она вращается в воздухе, разбрызгивая янтарную жидкость пока летит из конца в конец к мусорному баку. Дэшил делает ему выговор с фирменным выражением неодобрения семьи Ловетт. Пакс игнорирует этот взгляд, ухмыляясь как ублюдок, когда бутылка попадает в цель и громко стучит о бак на другой стороне кухни.

— В «Заводном апельсине» у Алекса есть волосы. Ты будешь совсем не похож на него. — Держа свою собственную бутылку пива у губ, Дэшил пьет, его горло работает, когда он сглатывает.

Я сажусь на табурет у барной стойки, ничего не говорю, задумчиво смотрю на каждого из них по очереди, чтобы было совершенно ясно, как мне это мало нравится.

— О, у тебя слишком слабое воображение. Если я могу достать котелок, то вполне смогу найти гребаный парик, верно?

— Все, что я хочу сказать, это то, что костюмированные вечеринки — это для детей. И Хэллоуина. Ни в какое другое время люди на пороге взрослой жизни не должны добровольно хотеть играть в переодевание.

— Да, ладно. Не будь таким придурком. Девушки всегда носят самый развратные наряды на костюмированной вечеринке. Разве ты не жаждешь немного разврата? Прошло сколько, лет пять с тех пор, как тебе сосали член?

— Очень смешно. — Дэш кисло ухмыляется ему. — Рэн, мы тут не в ладах. У тебя решающий голос, приятель. Ты что скажешь? Должна ли у нас быть взрослая вечеринка, где участники могут носить свою обычную одежду, как большие мальчики и девочки, или у нас должна быть детская маскарадная вечеринка?

Я отрываю взгляд от экрана ноутбука, стоящего передо мной, ожидая, что он увидит, насколько я раздражен всем этим. Он просто стоит там, терпеливо ожидая, пока я выскажу ему свое мнение, и я знаю этого ублюдка. Он не оставит меня в покое, пока я не издам какой-нибудь указ.

— Мне плевать на эту вечеринку, парни. Если бы это зависело от меня, мы бы даже не стали этого делать. Так что надень гребаный котелок и пачку, — говорю я Паксу. — А ты можешь надеть галстук и гребаный костюм-тройку, если хочешь. А я надену то, что сейчас на мне, и напьюсь до беспамятства, пока все это не закончится, и тогда мы все сможем жить дальше.

Глаза Пакса сузились, потом сузились еще больше. Я даже не могу сказать, открыты ли они еще, когда он говорит:

— На этот раз ты мастер этой охоты, Джейкоби. На твоем месте я бы не обольщался.

Черт бы его побрал. Я знал, что это произойдет. Я, бл*дь, это знал.

— Я не мастер охоты. В прошлый раз я был мастером. А это значит, что кто-то из вас, ублюдков, готов к битве.

Дэшил и Пакс одновременно качают головами. Они расходятся во мнениях, спорят, дерутся и ссорятся по любому поводу, но похоже, что они едины во мнениях по этому поводу. Как типично.

— В прошлый раз все пошло плохо, и мы с Паксом приняли ответственное решение. Тебе нужно снова сесть в седло. Ты весь взвинчен, и, честно говоря, мы устали жить с самозванцем.