Пакс свистит сквозь зубы, когда выезжает из черной, засасывающей грязи перед домом за рулем своего «Додж Чарджер». Он жует зубочистку, которую перебрасывает из одного угла рта в другой, слева направо, слева направо, слева направо.

— Ты должен мне автомойку. Эта малышка была чистой, когда я выехал из гаража, а теперь посмотри на нее. Она вся в грязи.

— Если бы ты был так же внимателен в своей внешности, как к этой машине, люди не принимали бы тебя за бродягу все время, — говорит Дэшил бодрым голосом.

— Да пошел ты, Лорд Ловетт.

Когда кто-то еще называет Дэшила полным титулом, это обычно произносится с некоторой долей серьезности и уважения. Когда Пакс использует полный титул нашего друга, это звучит так, будто он жует ос. Но Дэшил совершенно невосприимчив к дурному настроению Пакса. Он грациозно скользит на переднее сиденье рядом с Паксом, складывая свое тело, как гребаный танцор, запихивая себя в машину.

Все мы болезненно осознаем тот факт, что никто из нас не должен ладить друг с другом. Пакс — самый колючий, злой и надутый парень, которого я когда-либо встречал. Его спесь видна невооруженным взглядом. Дэшил испорчен и так накачан Валиумом и Ксанаксом, что его мир пушист и так мягок через его лекарственные розовые линзы, что он едва существует в той же плоскости реальности, что и мы.

И я. Я — отшельник. Полон стресса. Парень, который почти не говорит, у которого кожа начинает чесаться, если ему приходится произносить больше трех фраз на публике. Который ненавидит почти всех и находит мысль о том, что у него есть друзья, болтающиеся вокруг, совершенно отвратительной.

Пакс и Дэшил каким-то образом проникли мне под кожу, пока я не почувствовал себя нормально рядом с ними, ссорящимися и огрызающимися друг на друга, грубящими и призывающими меня быть посредником в их глупых, дурацких спорах; теперь было бы странно, если бы их не было рядом, раздражающих меня до чертиков.

Пакс гогочет, как обезумевшая гиена, выезжая с подъездной дорожки и направляясь в сторону Академии. В любой другой день мы втроем пробежали бы две мили до Вульф-Холла и даже не вспотели бы, но сегодня пятница. Мы сожжем резину, несясь горы в тот самый момент, когда прозвенит последний звонок, и не вернемся до раннего утра в понедельник.

— А вообще, сколько народу будет на этой штуке? — ворчит Пакс.

— Пятьсот с мелочью. Сливки общества Восточного побережья. Мой отец уже три года не ступал на американскую землю, так что даже самые избалованные снобы с голубой кровью, от старых денег до нуворишей, выползут из-под своих камней, чтобы отдать дань уважения старику.

Я мысленно стону. Пятьсот человек, все втиснуты в один и тот же бальный зал, ожидая своей очереди поклониться и упасть в ноги мужчине, которого большинство из них даже никогда не видели. Звучит как настоящая гребаная пытка. Добавьте к этому тот факт, что это мероприятие с черным галстуком, и я с нетерпением жду сегодняшнего благотворительного ужина примерно так же, как лечить корневой канал, без анестезии.

— Ты там что-то притих, — обвиняет Дэшил, глядя через плечо на меня, распростертого на заднем сиденье. — Черт возьми, Джейкоби. Ты физически не способен сидеть прямо? — Он изогнул одну из своих грязно-светлых бровей в знак вопроса. — По-моему, я никогда не видел, чтобы ты правильно пользовался стулом. Ты же знаешь, что должен согнуться посередине и сидеть под углом в девяносто градусов, да? У тебя отвратительная осанка.

— Моя осанка напрямую связана с уровнем моего интереса к окружающему миру.

— Ай. — Пакс притворно всхлипывает от боли. — Простите, если мы вас утомляем, Ваше Высочество.

Дэшил поворачивает зеркало заднего вида так, чтобы оно было обращено к нему, и проверяет свой галстук. Галстуки не обязательны в Вульф-Холле; Дэш носит их по собственной воле, что по моему мнению отстойно.

— Он не в форме из-за новой девушки, — говорит он, его глаза встречаются с моими в зеркале. — Что-то он не спешит с этим делом.

— Я в форме, просто закладываю фундамент. Тут есть разница.

Дэш игнорирует меня.

— Сколько времени ему понадобилось, чтобы опорочить Эрику Джадж, когда она только появилась? — спрашивает он Пакса.

— Два часа тридцать восемь минут. С того момента, как он впервые увидел ее, решил, что хочет ее, обойдя светскую беседу, фактически трахнув в комнате рисования, а ее родители развернулись и вернулись, чтобы забрать ее. Два часа и тридцать восемь долбаных минут! — радостно кричит Пакс. — Живая чертова легенда. Хорошенькая маленькая Элоди живет здесь уже целых две недели, а он даже не взглянул на нее. Пустая трата свежего мяса, если хотите знать мое мнение. Если ты передумал насчет нашей сделки, чувак, мы можем поменяться местами, знаешь ли. Корсика — одно из моих любимых мест в мире, но эта девушка выглядит так, будто у нее есть одна из тех идеальных, крошечных, аккуратных маленьких кисок порнозвезд. Я бы с удовольствием расколол эту устрицу и отправился на поиски жемчужины.

Он поднимает два пальца, щелкая языком между ними, издавая гротескный чавкающий звук, и у меня покалывает затылок. Я пинаю его по подголовнику с такой силой, что его череп отскакивает от телячьей кожи.

— Эй! Какого хрена, чувак! — Пакс сердито смотрит на меня через плечо. — Если ты не можешь заставить свой член затвердеть, у меня есть много лекарств, которые помогут тебе сделать эту работу. Но сделаешь это еще раз, и ты вылезешь и, бл*дь, пойдешь пешком.

— Отлично, — шиплю я.

— Отлично, хочешь таблеток для члена?

— Отлично, останови машину. Я вылезу и, бл*дь, пойду пешком.

— Не будь маленькой сучкой, Джейкоби. Мы находимся в пятистах футах от входа.

— Останови машину, или я сделаю больше, чем просто пну подголовник, — мурлычу я ровным, спокойным, совершенно дружелюбным голосом.

— Господи Иисусе, — стонет Дэш. — Выпусти его, пока он не взорвался, как долбаная Этна. Знаешь, нет нужды так ворчать, — говорит он мне, вращаясь в своем кресле. — Тебе что-то нравится в этой девушке. По какой-то странной причине ты решил, что она Мортиша для твоего Гомеса (прим. речь идет о супружеской паре Мортише и Гомесе Аддамс. В фильме «Семейка Адамс» они транслируют идеальные отношения, насыщенные страстью). Однако нет никакой необходимости позволять твоему временному помешательству вызывать разногласия между нами троими.

Шины Чарджера поднимают куски гравия, когда Пакс бьет по тормозам. Я открываю дверь и выхожу на холод.

Дэшил одаривает меня обаятельной улыбкой.

— Подумай минутку о том, что действительно важно во время твоего паломничества в школу, приятель. Увидимся через целых три минуты.

Чарджер резко срывается с места, мчась по подъездной дорожке к внушительному зданию академии, и на секунду меня окутывает густое облако выхлопных газов, скрывая мрачный вид впереди.

Как бы мне хотелось, чтобы снова пошел этот чертов дождь.

Я бы хотел, чтобы этот день вместе с досадным благотворительным обедом отца Дэшила уже закончился.

Хотел бы, чтобы мои самодовольные гребаные друзья не были правы.

Мое внимание необъяснимо приковано к Элоди, и ее привлекательность, кажется, растет с каждым днем, черт возьми. При любых других обстоятельствах я бы уже давно зачаровал её и вытрахал из нее все дерьмо, но сейчас речь идет не о сексе. Я полагаю, дело не только в сексе. Дело скорее в том, насколько она спокойна. Дело в ее воспитании, в том, что она пережила, и в том, как она видит мир. Я хочу знать, что происходит у нее в голове.

Я хочу того же, чего хотел бы любой парень на моем месте: ее полной и безоговорочной капитуляции.

Пакс и Дэшил ждут меня на истертых мраморных ступенях, ведущих ко входу в академию. Они одного роста, и телосложение у них тоже довольно схожее. Вот тут-то их сходство окончательно иссякает. Без меня двое мужчин, стоявших бок о бок перед этими лакированными черными дверями, вероятно, презирали бы друг друга с такой жгучей силой, которую обычно приберегают для представителей противоположных религий.