Разговор о диалектике впереди, но, как любому понятно, она предполагает динамический компромисс между сущностью и ее отрицанием, в нашем случае, между Коммунизмом и анти-коммунизмом. Странным делом, мы нашли конструктивным компромисс между Коммунизмом и Индивидуализмом, умеренным анти-коммунизмом. Последний представляет собой как бы дверцу в свой собственный предел – анти-коммунизм. Почему мы не ищем компромисс Коммунизма с его подлинным отрицанием, нет ли здесь «алгебраической» путаницы?

Как будто нет, и вот почему.

Во-первых, Коммунизм тоже не Бог весть какой предел, а лишь эволюционный трек, динамическое построение, подчиненное эволюционно подвижной асимметрии Экзистенций, так что «по совести» он не может претендовать на поединок с Индивидуализмом в его пределе. Но не это главное.

Дело в том, что Дух пещерного эго – это дух антипода любви, социальной ненависти; он тлетворен и столь же ненавистен интуитивно. По этой причине индивидуализм и принимается за предел грехопадения – объект вполне приличный, с галстуком-бабочкой (как-никак денди не решается сделать шаг внутрь собственной сущности и останавливается на краю экзистенциальной Ямы). Это и дает индивидуализму кое-какое право выступать в роли экзистенцциального эго-предела, имеющего дело с со столь же относительным пределом зеркальным, то бишь, Коммунизмом. Конечно, это небольшой самообман; в отсутствие социальных связей и виртуальных предпочтений индивидуализм неодолимо затягивается в свою имманентную черную дыру, в социальное ненавистничество.

Но уж как есть.

Естественной преградой здесь как будто выступает паритет единения и отторжения, но это… он и есть, индивидуализм – смерть духа, промежуточный финиш на пути в небытие. Не Смерть, но Клиника – рубеж, где отбрасываются остатки конструктивной асимметрии «здорового эго» с коммунным «я» и выписываются пилюли из печени Дьявола.

«Я самодостаточен и независим, сам себе царь и бог!» (?) Ирония Провидения: это формула абсолютной несамодостаточности.

…Будем осторожны с нашими «эго», эти чертовы пропасти маскируются под независимых детей Всевышнего, и это не есть правда Неба.

Любая виртуальная Идея экстремальна по определению. Причина проста: она инициируется Бесконечностью либо нулевого, либо неограниченного Пространства. Коммунизм как Идея социума – экстремум Безграничности, обращенный не к нашему физическому «эго», а к виртуальному «я» – духовной сущности, тяготеющей Бесконечности и к легиону других. Реально достижимый Коммунизм не просто невесом, он парит в облаках и еще глядит вверх, в свой Предел. Идея-экстремум недостижима, но она манит и мобилизует наши «я» к высотам Недостижимости. Мечта недостижима, но это то единственное, что движет.

Но опять же, реализация дематериализующей Идеи возможна только в цепочке последовательных приближений – восхождений с возвращением на базу и постепенным набиранием высоты.

Практика своенравна. Она имеет дело не с крылатыми ангелами, а с хранителями любви свинцовой, эгоцентрической. Задача Коммунизма – приладить к эгоцентрикам крылья духа на мгновение раньше, чем начинать толкать их к коммунистическому вознесению. Важно не торопиться, поспешишь – услышишь вопли, заглушающие музыку Неба: «Люди добрые, не туда ж поперли!»

Инерция гравитирующих «эго» предела не знает, так что заморочки неизбежны.

Как ни странно, все это главное… но не первостепенное технологически (такое тоже бывает). Дурная инерция актуального социума в том, что носители «эго» по привычке хотят потреблять, а также и греться у разных прочих физических материй. типа пламени костра или ядерного реактора. Порок традиционный и как видно неизбежный в текущих обстоятельствах, продиктованных извечными приоритетами. Инстинкты потребления материализуют и сопротивляются одухотворению, но они требуют удовлетворения. Вот почему каждый новый «квантовый переход» к Коммунизму должен соизмеряться не только с духовной «летучестью» субъекта, но и с необходимой технологической компенсацией в материальном поле. Поскольку конструкция меняет знак, технология – точно так же – адекватно, постепенно – должна сделать кульбит, поменять предмет вожделений.

Что на что здесь требуется поменять?

Как говорится, пламя костра на свечение звезд. Выбора как бы и нет: человек плюс внешний Мир, из которого можно что-то черпать и потреблять, – и больше ничего.

Так уж и ничего?

…Уходим в тайм-аут, помечтаем…

– Любезный, как твое имя?

– Я не крещен, номерной.

– Тогда я – святой Алипий. Что ты вертишься среди людей ежиком в тумане?

– Ищу разницу между вами и мной.

– Находишь?

– Нахожу, что вы герой из сказки о семи богатырях.

– Не прибедняйся, ты тоже уникум, как будто выпал из люльки, глядишь на каждого, как на бомжа в Эрмитаже. Предъяви удостоверение, что ты не тень, а среднестатистическая личность!

– Я – не личность, я здесь наличествую. Но с какой стати ты требуешь от меня неформальных телодвижений?

– Ты смотришь не моргая, так не бывает.

– Алипий, хоть ты и святой, твоя логика безупречна, но и ты стоял бы столбом и с открытым ртом, если бы очутился на моем месте.

– На каком таком месте?

– Среди не очень любвеобильных аборигенов. Никто не желает ощущать себя Папой римским, причем, без ущерба для здоровья.

– Ты, конечно, личность эмоциональная, видно по походке.

– Повторяю: я – не личность.

– Все понятно, ты пятно на фартуке тети Нюры; меньше бухал бы – материализовался бы.

– Соберись и зажмурься: я биоробот, мигрант из созвездия Плеяды.

– Во как… Пардон, это все объясняет. И как ты здесь очутился?

– Был сильно озадачен, высунувшись в открытый иллюминатор; потерял равновесие и стал жертвой непривычной гравитации.

– Поверил, с кем не бывает. Но где же твой аппарат?

– Насколько я понял, никто не был разочарован потерей, но обещали вернуться.

– С чего бы такое безразличие?

– В представлении моих хозяев я артефакт, инструмент устаревший.

– Допустим, ты железо, хотя с виду – мужичок с галстуком-бабочкой. Как у тебя с интеллектом?

– Перегружен всякой дрянью, но не прочь и добавить, так что готов к дискуссии.

– Не хулигань. Чем напичкан?

– Знаю все и обо всем. Учебник для умных, посредственных и тупых. На какую кнопку нажимать?

– На ту, что защищает от перегрева, я – умник экстремальный, клубок из тысяча вопросов.

– Барон, начинай с ненормированного.

– Растолкуй мне, профессор, что такое время. На этом поле спекуляций куча безработных с удостоверениями гениев, обидно, что не я.

– Не уверен, что ты получишь такое же, – все проще пареной репы.

– Не считай меня идиотом; истина проста, это знает сто слонов и один нобелиат. Впаривай, друг биолегированный.

– То, что вы называете временем, есть энергическое обозначение Черной дыры в нашем с тобой Мироздании.

– Что за обозначение и с чем его едят?

– Ты мучишься с ним постоянно, как только прибавляешь к своим избыточным двадцати килограммам.

– Что ли, мой вес?

– Святой прозрел, предсказал весну в начале марта: да, это гравитация.

– И все?

– И все, если не считать того, что гравитация инспирируется Черной дырой только призывным жестом Пространства с его обратным временем, антигравитацией.

– Что за комплексы? Друг без дружки никуда?

– Хуже, одно вызывает другое, как соленый огурец аппетит.

– Ты хочешь сказать, что Черная дыра паинька и никогда не выступает первым номером?

– Ты явно смышленнее динозавра.

– Наберу инерцию – превзойду и тебя.

– Это невозможно. В моем сосуде только знание, а в твоем еще и черт знает что.

– Факт бесспорный. Но что меняется в гравитации в пространственной компании?

– Взаимное истощение с перспективой на равнодействие.

– Повтори, чтобы я поверил, что ты не призрак с похмелья, а я в своем уме: время – это гравитация.