Противник всё ещё пытался запустить станок, менял резцы и буры. Скажем честно, труд напрасный: в сфере той, где я вносил поправки, морковка вырастет едва ли. Злодей предположил, без учителя и шагу не ступлю я, спасую аборигеном перед? А вот посмотрим. − И дал фантазиям своим свободу. Колдун у меня прошёл сквозь пылесос, через насос водонапорный и центрифугу, держался сразу молодцом, лишь на последнем испытаньи соскочил. Занятие прискучило, возможно; возможно, с головокруженья подобрел. ИСПЫТЫВАТЬ СУДЬБУ НЕ ВСЯКИЙ СОГЛАСИТСЯ ДВАЖДЫ.

С великим подозрением колдун на угощенье глянул.

− Ты пуговицами, зелен побег, кормить постановил? Премудрости внимай, пока я добрый: для гостя лучшего вина достань из погребов, яствами, разносолами уставь столы. Конечно, некоторую сумму придётся в банке занять, пояс подтянуть слегка. Зато о щедрости твоей заговорят в столице, а там, глядишь, молва шагнёт через границы, и пост тебе положат, и оклад, и погостить чиновник всякий будет рад…

Пока влачилась лекция, план у меня созрел. Набросив на себя личину мерзкую лакея, смёл пуговицы в табакерку, к разнокалиберным бросаюсь шкапчиками, печенье фабрики «Спартак», леденцы от «Коммунарки» нахожу и шоколад, и дату выпуска на оном. Вот те на: в тот год попортилось товару от жары несметно, но, бога не боясь, отправили в продажу. Включён обычный механизм, и следствие в зародыше убило дело. Каким законом и каналом просочился убитый шоколад сюда, тем более расследовать никто не будет. Пока не подозревают нас, легко уповать на справедливость, а как до «Дела №» фактов наскребут, то не про нас понятие это…

Гость опустевший протянул стакан.

− Не мог я так проголодаться, выходит, бизнес-порция мала. Да, и не пожалей заварки. Так вот, после смерти в Нулевом, место моё знакомец ваш займёт.

− А вы, господин хороший, стал быть, на повышение?

− Здесь я задаю вопросы. Что за дурацкая манера? Вламываются, когда хотят, поднимают на ноги всех и вся. Вы нас за дурней не держите! Пока добром прошу вести себя, как подобает временным гостям.

− Кто сказал «временным»? Вторые сутки я пускаю корни. И передайте старику: пусть поцепляется за каждый жизни миг. Коль повстречаю, он у меня устанет кувыркаться, и это… глотать паяльники, булыжники дробить.

Смерил взглядом Поприще меня:

− А если серьёзно? Зачем тебе наш мир, когда ждут ангелов миры? В своём ты по счетам не заплатил, беги отсюда − туда, где личные дожидаются враги. Что пользы обзаводиться лишними, сверх норматива?

− Послушать вас − тоска… − Я не закончил фразы. Иначе впрямь возьмёт. И тут припомнил я кусок стекла, каким поранил ногу. − Вот и пересеклись пути. А я всё голову ломаю: где видеть мог твой нежный облик?

Тут руки колдуна вдруг вытянулись неимоверно, за горло брали слишком образцово. За дело взялся он сурово, а не дышать меня не обучили, вот что скверно.

− На кого работаешь, сопляк? Чистеньким остаться вздумал, а прочим − в общий котёл негодной плазмы, шагом марш? Я так понимаю, потешиться возымел охоту, удовольствие смакуешь… Да мы, все вместе, так отделаем, что и в аду не сыщут места.

− Руки коротки! − огрызнулся я, срывая крючья его пальцев.

Точно на резинках, его хваталки в мощи вклинились, а локти выперли сквозь спину. Колдушка в травме производственной забился, захрипел. Сторонний наблюдатель нашёл бы сходство с гимнастикою у станка. Но в случае подобном инспектор строгий отчитал бы за уклонение от нормы и дурной пример.

Вид принял визави мой − как будто выдохся, обмяк, да изловчился и пауком набросился опять. Перехватив ручата, теперь я их не отпускал, а стал переправлять помалу (и получалось ловко!) в прицепов мир, где с перегрузками не шутят. Один из пальцев угодил в сценарий с пьяным трактористом, кто по деревне нарезал круги с прицепом дров. Не мог загнать, опохмелюга, а пар валил уж через уши…

Зубами Поприще скрипел, но держался молодцом, из сил последних… И тракторист − братишка-инкарнат, с кем родились и движемся единым временным потоком, берёзу зацепил бортом. Затем на бордюр вскочил прицеп, − заставы тенистую прохладу крик окропил.

− Довольно! мочи нет! Ты б отпустил, Андрейка, век буду благодарить и помнить!

− Клянись же именем своим!

Опешил он и дух едва не испустил. Чтоб уцелеть во рту костлявой (уж слишком близко подобралась), пожертвовал старик частицей сокровенной, о гордости на миг забыв. «Клянусь! Я именем моим клянусь», − торжественно, как на приёме в пионеры и я однажды произнёс.

− В знак примирения, подай-ка мне сию минуту карту мира здешнего − со всем, что где живёт и движется.

На лице у колдуна не дрогнул ни единый мускул:

− Нет карты ни у кого такой.

− Есть, − равнодушно возражаю я, другого и не ждал. − А ну-ка, покажи свою!

Замешкался тут он маленько, лицом повис над эшафотом и косит глаз на палачей… Тогда им тайны не открыл.

− Давай, давай! Кто ищет встречи, долго ноги бьёт. Ты единственный, кто без ошибки мои координаты вычисляет.

− Твоё предположение не имеет почвы.

Я выглянул из дупла наружу.

− Почвы предостаточно. Где наш усталый тракторист, не задремал ли за рулём? Конечно, ты не мог читать «Прощай, оружие».

− Прощайте, кубики! − К моим ногам колдун швырнул диковинное устройство. Возможны совпаденья, как возможны и пробелы в системе стройной, со шкалою Рихтера, но тряхануло подиум до звона рюмок и стаканов. Сей негодяй метнул комплект, точь-в-точь, как у Евгения дражайшего, метнул в бессильной злобе, имуществом не дорожа, точно разбить собрался. Мне ж тем временем пришла подсказка: «Бери их, береги и изучай, как работать с ними».

Чутьё не подвело. Я поднял кубики − горячие, как из кипятка достали, мне стоило огромного терпенья, чтобы удержать предмет сей, и только, для отвода глаз, глаза отвёл. Дивяся безмятежным видом, я проницал равнины дальше и границ не видел… я наливался силой, которую на переноску тяжестей не тратят. Меня дразня, на миг всего, как вспышка фотоаппарата, дворец воздушный полыхнул на стопке облаков. Кто выпекает там блины и томно зазывает в гости? Принцесса, юная вдова, богатая Яга, румяная купеческая дочь, племянница областного прокурора?

Я повернулся к ловкачу.

− Мне сразу почему не передал? Предупреждали: я приду за ними. Покажи лицо, особенно глаза. − Он подчинился, и зрелищу я не был рад: − ПОКА В ДОЛГАХ, ТО В ПРЯТКАХ МАЛО ПРОКУ.

− Не с кем было.

− Лжёшь. − И обратил внимание: кубики-то остыли!

− Посторонним?.. Такие вещи я никому не доверяю.

− Сколько карт всего?

− Когда-то было сорок.

− И?

− Инкогнито, неизвестное лицо, стало их выманивать и штабелировать в надёжном месте… я полагаю. Карт, как говоришь ты, уцелело несколько, но у кого они − о том помалкивать предпочитают. Против молчания одно лишь средство есть, – молчание. У золота возможности уже не те.