Вдруг за железными воротами приёмки раздался громоподобный окрик:
- Ідіть геть! Мені нічого не треба!
- Маманя, - испуганно прошептала Катька и замерла. - Циць, - Она приставила палец к измазанным помадой Ивановым губам. В девичьих глазах страх боролся с невероятным энергетическим напором и безграничным желанием - состояние, какое наверняка испытывают на 'американских горках'.
Противно запищали несмазанные петли и за дверью послышались голоса, один из которых принадлежал хозяйке магазина Ларисе Павловне.
- Чего они ходять? Не дадут покою.
- Поставщики-крохоборы, твою мать.
Много позже Иван узнал, что лихие девяностые семья Катьки лишь благодаря тёте Ларе прожила в достатке. Что усилиями матери старшая Катькина сестра - Светлана Семёновна - стала старшим начальником налоговой, а средний брат Сашка окончил школу милиции.
Лариса Павловна, проработав половину жизни за прилавком винно-водочного отдела советского универсама, в перестройку 'перековалась' во владелицу собственного овощного магазина. Себя она называла предпринимателем, но супруг её - Семён Иванович, а в простонародии Сенька - тридцать лет тому назад соблазнивший краснощекую Ларку на почве совместного бизнеса как раз в том же универсаме, называл жену не иначе как 'моя бизнесвумен'. Будучи с молодых лет таксистом, он 'мутил бабки', приторговывая по ночам из багажника Ларкиной водкой-'неучтёнкой', и вскоре их совместное алкогольное предприятие переросло в крепкую постсоветскую семью, подарив стране трёх прекрасных детей - налоговичку, милиционера и любвеобильную Катьку.
То, что в доме всем заправляла Лариса Павловна, домочадцев вполне устраивало. Из-за хронического геморроя и усилившейся любви к 'беленькой' папа-Сеня забросил водительское ремесло и стал, как он сам выражался, 'Ларыным бизнес-партнером', хотя по факту у хозяйки-Лары он числился 'принеси-подай'. В тонкости торговли Сеньке вникать было не по рангу. Ему нравилось 'намутить бизнес', а всё остальное была не его забота. Хватало на то, чтобы за бесценок закупить подмороженной картошки, привядших кабачков или подгнившей капусты и за такой горе-бизнес Павловна частенько била мужа веником по его конопатой лысине. Тот не обижался, а с пониманием приговаривал: 'Наше діло малэньке, обісцявся - стій, обтікай'.
Но всё это Иван узнал позже, а в тот день, сжимая в объятиях горячую от возбуждения Катьку, он думал лтшь об одном, как поскорее унести ноги.
В подсобке, за дверью звенели стаканы, грохотала посуда.
- Це надовго, - с горячим придыханием прошептала Катька. - Маманя с тётей Любой прийшли розслабитись.
У Ивана похолодело нутро.
- Представляешь, мать, - после паузы, во время которой вероятно была выпита первая рюмка, раздался голос Павловны. - Я робила вдень і вночі тільки для дітей. Щоб вони людьми стали... Я, простий підприємець, але усім від мене щось треба. Торговля ніяка. Грошей нема. Доходу нуль. А ці завели шарманку: 'Берите то, возьмите это'. Тьфу, уроды. Усі хочуть поиметь. Хах... имелка ще не выросла!
При слове 'имелка' Катька расстегнула Ивановы джинсы и широкой пятернёй ухватила за 'хозяйство'. Парень чуть было не взвыл, но горячая одесситка заткнула его рот поцелуем.
- Зла нема, Любаня, - ругалась Павловна. - І де ця шалава Катька? Віддам її за моряка, тоді гори все, хоч повигорай.
- За какого моряка? - гнусаво икнули в ответ.
- Є варианты.
- Є варианты, - сладким шёпотом повторила Катька, силой повалила Ивана на мешки с картошкой, уселась сверху и прижалась дрожащим телом. Опёршись руками о контейнер с капустными очистками, сначала медленно, а затем всё быстрее она заходила на Иване вверх-вниз. Дальше всё было как в тумане. Жаркое дыхание, девичий запах и безумный кураж вперемешку с животным страхом быть пойманным - запредельный чувственный коктейль хлестал через край, заставляя позабыть обо всём на свете.
А в подсобке всё также пили водку и раздавались голоса.
- В ящики складывай! В ящики! Аккуратно, ёпт...! Да что ж ты, черт безрукий! Ну? Вот так!- кричал кому-то на улицеКатькин отец, дядя Сеня. - Здрастье, девоньки!
- Здрасьте, забор покрасьте, - фыркнула в ответ Павловна. - Прикатил?
Катькины тазобедренные движения приобрели строгую системность. Вправо-влево, вверх-вниз... От наслаждения Иван закрыл глаза.
- Ага. Пора тормозуху менять...
- За чьи деньги менять будем, меняла? - зло прикрикнула опьяневшая Павловна. - Если все менять, поломается кровать.
- А я чего? Я ничего, Ларочка. Как скажешь, так и будет.
Двигаясь на Иване как на необъезженном жеребце, Катька склонилась, прижалась щекой. Глаза её закатились, губы зашептали что-то нечленораздельное и Иван вдруг ясно представил себе как именно сейчас с дрожащих, опухших от поцелуев девичьих губ сорвётся страстный оргазмический крик. Он в ужасе обхватил разгорячённую дивчину руками, прижал к себе и впился пересохшим ртом в её пылающие губы.
И в этот миг всё случилось. Не издав ни звука, их тела затряслись в обоюдных конвульсиях, слившись в единую космическую элегию.
- Хазяин, сэтка падлюка дай, а? - раздался на улице молодой голос разнорабочего среднеазиатских кровей.
- Чего? - переспросил Сенька.
- Эх ты, неуч. Сетку под лук просит человек, - пояснила Павловна и прыснула пьяным смехом. - Ладно, п'ємо останню та пішли працювати.
***
- Не желаете выпить, месье Усик? - голос Брижит вырвал Ивана из воспоминаний юности.
- Я не пью, - отрицательно покачал головой Иван.
