Завершаю образ я макияжем, который его мать назвала бы «неподобающим» или «непозволительным». Губы получились цвета свежей крови, привлекая внимание похлеще, чем сам Бабадук. Карандаш для глаз лег толстым черным слоем, заехав далеко за пределы век, которые блестят от теней аж до бровей, как у участниц конкурса красоты. Этого мне показалось недостаточно, и я добавила тонны румян и искусственного загара, пока лицо не стало неотличимым от маски на Марди Гра. Перешагнув границы «неподобающего», я со скоростью пушечного ядра приземлилась в область худших кошмаров Деборы. Теперь я выгляжу точь-в-точь как первая жена ее мужа, пресловутая Магнолия Роуз.
Устроив себе бурные овации и послав воздушный поцелуй Магнолии, моей героине, которую я обожаю за решение остаться миссис Роуз даже после развода, хотя их с Гарольдом брак продлился всего год и ни к чему не привел. Сейчас она живет в Ки-Ларго во Флориде с мужем под номером пять, который на двадцать лет младше ее и приходится племянником изобретателю зефирных цыплят. В птичьем дворике размером с мою спальню у нее живет пятнадцать попугаев, и все названы в честь убийц из сериала «Закон и порядок». А знаю я обо всем этом потому, что она добавила меня в друзья на «Фейсбуке», возможно, чтобы подколоть Дебору, которая дважды пыталась засудить Магнолию и потребовать возместить моральный ущерб за то, что та «погубила Гарольда». Когда я вырасту, хочу стать Магнолией Роуз.
Николас весь изведется, думая, ради кого я сделала такой макияж, пока у него не разовьется язва. Мое отражение в зеркале запрокидывает голову назад и смеется так сильно, будто сейчас лопнет и разлетится на сотни демонят.
Вчера меня не отпускала апатия и хотелось только лежать, упиваясь собственным горем, а сегодня переполняет кипучая энергия. Теперь, когда у меня есть план, все изменилось.
Наша свадьба назначена на двадцать шестое января, так что у меня есть три месяца на то, чтобы вымотать Николаса до состояния безжизненного манекена. Возьму из приюта десять собак и превращу кабинет Николаса в свою Собачью Комнату. Здорово, если получится избежать мороки с почтовой службой из-за смены адреса или поисками кабеля в каком-нибудь непонятном месте, что уже, наверное, запланировал Николас. Да уж, фигово быть им. С хозяином дома мы заключили отличную сделку, и арендная плата достаточно низкая, так что я смогу остаться здесь даже несмотря на крошечную зарплату в «Барахолке». С текущей экономической ситуацией другую работу найти я вряд ли смогу, и пригодится любая помощь.
Мысленно я вижу его насмешливое лицо, как он вчера сказал: «Магазин на грани краха», и желудок неприятно сжимается. Он ошибается. Моей работе ничего не угрожает, и все у меня будет хорошо. Если кто и потеряет работу, так это он. У первого светофора открылась новая стоматологическая клиника, «Семейная стоматология Турпинов», и они принимают страховки от стольких поставщиков, что доктор Стейси Мутиспоу назвала это «нелепым».
У меня медицинской страховки нет, но, может, и стоит заплатить из своего кармана просто ради того, чтобы Николас увидел, как я иду к конкурентам. Эти варианты развития событий я проигрываю в голове, пока отчищаю форму для запекания от его вегетарианской пасты.
Чтобы еще больше поднабраться храбрости для следующего шага, слушаю три гневных трека Эминема, а потом набираю номер, прописанный у меня в контактах как «666». Я никогда по нему не звонила. Телефон пытается спасти меня, неожиданно выключившись и перезагрузившись, но теперь меня уже ничто не остановит. Николас впереди по меньшей мере на сотню ходов. Меня окружают необнаружимые взрывающиеся устройства, а он там резвится себе на лугу и нюхает цветочки, ничего не боясь. Я так часто попадалась на его удочку, что уже не знаю, какие пакости так и задумывались, а какие получились спонтанно. А знаю ли я его вообще? Но уж точно знаю его мамашу.
– Слушаю? – говорит в трубке голос миссис Роуз.
– Дебора! – крутясь в кресле Николаса, я подпускаю в голос побольше сахара и меда. Я устроилась в его кабинете, чего он так не любит, потому что для Звонков Маме ему нужно уединение. Этим двоим стоило бы открыть мотель.
– Наоми? – неуверенно уточняет голос. Третий слог моего имени едва слышен, она наверняка тыкает в экран, проверить звонящего, убедиться, что это не слуховая галлюцинация.
– Надеюсь, вы не заняты, – широко улыбаясь, продолжаю я. Как-никак, утро субботы, а у Деборы в календаре больше мероприятий, чем у президента, и конечно же я чему-то мешаю. – Хотела поговорить об изменениях в цветочном оформлении, которые вы сделали без моего согласия.
Даже не сомневаюсь, что сопротивления в этом вопросе она не ожидала, но пришла в себя быстро. А голос такой успокаивающий, мягкий, как когда она напоминает Гарольду выпить рыбий жир:
– Надеюсь, ты не против, дорогая. У флориста не было другого окна в расписании, и я не хотела тебя беспокоить. Я же знаю, как ты занята в… ох, не могу вспомнить, куда ты ходишь целыми днями. «Свалка», так называется, да?
– Да, – радостно отвечаю я. – «Свалка». – А как же, зарываюсь под груды мусора, как суслик. – Вы мне, кстати, так и не прислали телефон нового флориста, когда сменили его в третий или четвертый раз. Он у вас под рукой? Я бы хотела кое-что подправить.
– Подправить? – пораженно повторяет она. – Уверена, сейчас уже слишком поздно. Все уже давно решено и обговорено.
– Дебора, – смеюсь я. Дебора, Дебора, Дебора… – Вы же только вчера были в магазине! Уверена, они выслушают невесту. То есть меня. Невеста – я, – тут я подкручиваю свои злодейские усы. Никогда все во мне так не восставало против этого слова. К алтарю я попаду, только если они потащат туда мое бесчувственное тело, а какой-нибудь чревовещательнице придется имитировать мой голос, повторяя положенные клятвы. – Цветы, которые вы выбрали, просто не в моем вкусе.
– Для дельфиниумов уже не сезон. Гвоздики будут смотреться чудесно на январской свадьбе.
– Гвоздики – это прошлый век. – Мой внутренний голос практически кричит, что Дебора с Гарольдом выбрали для собственной свадьбы именно их. – Я думаю…
Мое бесцветное отражение крутится в застекленной фотографии на столе Николаса. На ней ему шесть, и в руке он держит рыбку. Солнечника. Улыбается так широко, что от глаз остались одни щелочки, чуб заметнее, чем сейчас, и двух передних зубов нет. Его мать стоит рядом, вцепившись ему в плечо ногтями арбузного цвета. В голове немедленно появляется картинка, как она так же стоит на нашей свадьбе и шепчет ему на ухо.
– Магнолии, – заканчиваю я.
На моих бабадуковских губах булькает пена, голова кружится. Уже очень долгое время я не испытывала ничего, столь похожего на восторг. И за этим ощущением я пойду хоть прямиком в ад.
Она молчит, и я проверяю, не оборвалась ли связь.
– Деб? – зову я, прикусывая костяшки пальцев, чтобы не рассмеяться.
– Не думаю, что Никки согласится с этим выбором, – наконец выдавливает она.
– Никки сказал, что его все устраивает. – Я отталкиваюсь и снова кружусь на стуле, прижав колени к груди. Какое роскошное сиденье из кожи, невероятно удобное, будто лежишь в горячей ванне. А мой компьютерный стул на пару сантиметров ниже, чем нужно, и из дерева. Я нашла его на распродаже, для удобства пристроив комковатую подушку, но различия просто возмутительные. Теперь это кресло мое.
– Кроме того, – добавляю я, – это же моя свадьба, так? И мне положено все, что я захочу.
– Это и свадьба Никки тоже.
Да какое Николасу дело? Он еще не меньше трех раз женится. Вот будет мне шестьдесят, так я точно наткнусь на него, уже маскирующего лысину, с висящей на нем девчонкой лет двадцати с чем-то, потому что мужчины ужасны и им все сходит с рук.
– Ну, вы же знаете, как говорят, – весело отвечаю я. – Жена довольна – и жизнь привольна! Он сделает все, чтобы я была счастлива. У него был хороший пример, ведь ваш муж так добр с вами.
Я никогда, даже вежливо, не сопротивлялась приказам Деборы. Проще просто позволить ей делать то, что она хочет. Поэтому для нее это совершенно новый опыт и, видимо, для всего ее книжного клуба, прислушивающегося к разговору. Она сидит напротив мэра и всей женской организации, пытаясь удержать приклеенную улыбку, при этом мысленно пытаясь меня задушить. Ее привычка включать громкую связь, чтобы вместе со всеми присутствующими посмеяться над собеседником, наконец-то вернулась бумерангом.
