– Подожди, Сангельс, – одернула Юкиара брата, – это прекрасно! Значит, знакомиться будет легче. Ведь некоторых наружность моих друзей, скажем так, может несколько ввести в ступор, – на нее покосился дородный мускулистый равшар с обломанными рогами, покрытый шрамами и с клеймом на лбу, и Юки помотала головой и воскликнула, – нет-нет, я имела в виду другое, вы все красавчики, особенно ты! – она похлопала равшара по спине, – но у них оружия столько, что хватило бы на целый арсенал.

– Не благодарите, – сказал рыбоголовый скиарл, носивший, как это ни странно для его расы, увеличительные стёкла в стальной оправе, которые держались на кожаном ремне, руки и торс его были обмотаны тяжелой цепью, а из рукавов высовывались кончики лезвий, – кстати, меня зовут Хьерген, местный оружейник, создаю оружие, проектирую, чиню, делаю все, что могу.

– В основном он его просто латает, – усмехнулся бородатый человек с топором.

Он действительно выглядел, как старик, причем, не любящий за собой ухаживать. Борода его была спутанной, в ней виднелись какие-то крошки или даже насекомые, на лысине его уже проступили пятна запекшейся крови, что еще больше старило этого человека, если не считать морщинистого лица и щербатости. Многих зубов ему недоставало, а те, что еще имелись, были кривыми и практически гнилыми.

– Неправда, – отрезала Юкиара, – у нашего друга Хьергена много прорывных идей вертится в голове, но он жертвует временем для их реализации, чтобы подсобить нам в нуждах. А это… – она провела рукой в сторону мужчины, но он ее быстро осек.

– Я и сам в состоянии представиться, девочка, – он закашлялся, снова хлебнул пива из деревянной кружки, вытерся рукавом и продолжил, – Краух Гримбла я. Родом с Севера, нетрудно догадаться, что по крови – северянин. Воевал я в девяностые годы на стороне своего народа и вождя-освободителя, о чем ни секунды не жалел и не жалею.

Монахиня, скромно покачала головой, не проронив не слова, когда человек в красной бандане предложил ей оставшуюся куриную ножку.

– На мой взгляд, жалеть есть о чем. Когда братья идут друг на друга с оружием, когда по воле Арая Илгериаса им завещано жить на одной земле, в одной стране – это против Бога.

– Замыслы Бога не понять нам, простым смертным, преподобная, – ответил Шаабан, помешивая суп деревянной ложкой. Возможно, Северная война и замыслы короля северян Грора Свободолюбца сепарироваться от Союза – благая цель для их народа и входит в планы Арая Илгериаса. В Книге Трёх Миров сказано, что всем живым существам быть братьями и сестрами положено. Но когда Аргоя фактически делает своим протекторатом Клирию и Север – это прямое нарушение заветов. У нас в эти лихие годы на юге тоже было освободительное движение.

– И ты в нем участвовал, – не спросил, а констатировал факт Гримбла.

– По глупости, брат мой бледнолицый, – улыбнулся Шаабан, – мир победит любую войну, это я понял, когда принял сан и монашество.

Арстель и Хельд переглянулись – они оба поняли, что этот клириец отнюдь не всегда был монахом и твердил всюду богословские проповеди. Судя по обилию кинжалов и метательных ножей у него на поясе и перевязной ленте, у этого человека могло быть весьма темное прошлое.

– О, Шаабан! – с набитым кашей ртом крикнула Юкиара, – теперь твоя очередь. Расскажи о себе людям.

Монах развел руками и снова загадочно улыбнулся.

– Я все уже рассказал. Было время, я был молод, по глупости пошел не тем путем. Я видел войну, слезы, страдания, смерть. Видел алчность, ненависть, ярость. Сам порой отдавался этим низменным чувствам. Но вера и милость Арая Илгериаса помогли мне прозреть и увидеть луч света в кромешной тьме.

– Вот это умение! – прыснул Мурвак, успевший подойти к ближайшему столу, уставленному горшками, в которых остывало жаркое, – сказать столько и ничего не сказать. Тоже мне, умник нашелся.

Ему не ответили, одна Юкиара бросила быстрый взгляд в сторону этого человека, но тут же переключилась на своих собеседников.

– А я из Энроса, – сказал Шойрил, с любовью во взгляде погладив свой лук, – Шойрил, как я уже вам говорил. Я был слишком мал, чтобы участвовать в последних войнах, но тоже кое-что видел. Перебрался в Аргою, меня, как и всех, слегка помотала жизнь, и вот я здесь. Остальное за меня скажет мой лук.

– Брок, – шутливо помахал рукой прибывшим селянам тот, что держал при себе парные мечи, – что могу сказать о себе? Я вольная птица. Небо – мой дом, трава – ковер, а палатка – вместо роскошного поместья.

– Если сказать по правде, то он самый большой бездельник и шалопай, каких только можно найти, – сказала Юкиара, – но мы его все равно любим.

Арстель снова невольно улыбнулся, глядя, как эти люди общаются между собой. Его притягивало, словно насекомое – к источнику света, то, как эти люди принимают других такими, какие они есть, как относятся друг к другу. У него возникло смутное желание не возвращаться в деревню сразу, а, может быть, пожить с ними, если разрешат, хотя бы сутки. На Юкиару глядеть ему было приятнее всего, его словно пронизывало живительным светом от одного ее присутствия и жизнерадостности.

– А нашего боевого друга, равшара, зовут Кога, он… – начала было Юкиара, но ее оборвали.

– Я расскажу все сам, когда найду нужным, – прорычал клейменый равшар.

Арстель знал, что клеймо, выжженное на лбу каленым железом, говорит о его статусе изгоя, так обычно поступали в равшарских племенах за публичный позор, к примеру, отказ от сражения или бегство с поля боя. Арстелю с трудом верилось, что этот покоцанный здоровяк мог бы позволить себе спасовать, но среди равшаров, которые жить не могут без сражений, поводов для изгнания могло найтись очень много. Основное правило жизни этих существ – война – основа всего, в мире теряешь свою стойкость. Поэтому они постоянно совершали набеги, нападали на людей, но чаще – друг на друга. Убивали сородичей равшары без тени сожаления, ведь Священное Древо, их общеплеменной тотем, рожало новых пачками.

– Прости, дружище, я забыла, что ты не любишь говорить о личном, – она пожала плечами и, смеясь, добавила самокритики, – память ни к черту, да и вообще я здесь не самая сообразительная, – самокритики Юкиара не была лишена, – кстати, обо мне! Точнее, о нас с братом. Ну, меня зовут Юки, все это знают. Что могу добавить… Родились мы в Ганрае. Честно говоря, расти на улицах Ганрая было не так просто, – она непроизвольно коснулась рукой шрама, но тут же поймала себя на этом и отдернула руку, – какое-то время жили в Храме Мечей, чему-то успела научиться у великих мастеров. Ну а дальше, когда я была примерно как Сангельс, лет в шестнадцать, я встретила Шойрила, и он показал мне, если можно так выразиться, новую сторону жизни.

– Честно говоря, я до сих пор этого не понимаю, – сказал Сангельс, – великий мастер Храма Мечей благоволил нам и даже предлагал остаться навсегда под его крылом. А ты, Юки, вдруг ни с того, ни с сего сорвалась и тебя куда-то понесло, так еще и меня потащила за собой.

– Скажи, разве тебе плохо здесь? – ответила сестра, – мы, считай, нашли новую семью, а у наставника, кстати, тоже есть, чему поучиться.

– А этот шмоток жира с палкой, – Хельд вместо того, чтобы показать, зачем-то кинул куриную кость в сторону Реадхалла Бескровного, который на краю лагеря беседовал с двумя магами, – он что здесь делает? В таверну ко мне он заходил, комнаты снял, но отчего-то остается здесь. Хотя, мне без разницы, лишь бы платил.

– Побольше уважения, сын мой, – ответил Шаабан, – этот человек тесно связан с нашим наставником и принял на себя обязанности его правой руки.

– Этот парень был здесь раньше, чем мы все, – сказал Краух Гримбла, – может быть, они даже вдвоем ходили с наставником еще до того, как начала собираться вся эта орава.

У палатки за несколько костров от них сидел одинокий человек, полирующий свой меч, он, казалось, был полностью отрешен от всего веселья, словно бы и соратники, и гости были абсолютно безынтересны ему. Он был одет в кирасу из стали практически матового черного цвета, а на коленях вместе с мечом у него лежал шлем в виде львиной головы. На наплечниках у него тоже были декоративные львиные головы.