Кэлвин последнее, о чем я думаю, и хотя я не признавался в этом отцу, он прав насчет того, насколько хрупка Ким в этот период. Мы должны сосредоточиться на ней, а не на каком-то другом придурке.
Я поднимаю Кириана, и он визжит от восторга, когда я сажаю его себе на плечи.
Ким пытается прыгнуть, но не может дотянуться до него.
— Эй! Это жульничество.
— Команда Супермена! — кричит он. — Ксан, сразись с Кимми, как в тот раз.
— Замолчи, Кир, — она краснеет, понизив голос.
— Но ты сказала, что это была особая борьба. — он пристально смотрит на Кэлвина. — Что значит особая борьба, пап?
— Понятия не имею, Кир.
Улыбка Кэлвина не меняется, прекрасно скрывая его реакцию.
Трахните меня. Этот маленький человечек станет причиной взрыва на щеках Ким.
Она выхватывает ключи из рук Кириана и бежит к машине.
— Я заведу машину. — она оставляет меня наедине с Кэлвином.
Идеально. Совсем не неловко.
Он передает мне рюкзак Кириана, и я забираю у него. В последнюю секунду он держит его между нами и говорит холодным тоном:
— Позаботься о них и о себе.
Я резко киваю.
— Да, сэр.
Его губы изгибаются в улыбке.
— Кэлвин.
Я улыбаюсь в ответ.
— Да, Кэлвин.
Глава 32
Кимберли
Исцеление это медленный, болезненный процесс.
В течение следующей недели я обнаруживаю, насколько я на самом деле слаба. Даже когда папа, Эльза и Ксандер говорят обратное.
Я слаба, потому что все еще прячусь всякий раз, когда мама находится в поле зрения. Я слаба, потому что боюсь есть, и всякий раз, когда я это делаю, меня вновь тошнит.
Я слаба, потому что начинаю думать, что я обуза для всех, даже когда мой психотерапевт пытается избавить меня от этих мыслей.
Затем, в разгар слабости, как сейчас, входит он.
Ксандер.
Мой рыцарь, даже если это по-другому, чем в детстве. Раньше он носил меня на спине, а теперь притягивает к себе, будто я всегда принадлежала ему.
После того, как я вернулась в школу, он со мной на каждом шагу. Не произнося ни слова, он объявляет студентам КЭШ, что теперь я принадлежу ему, и если кто-нибудь вздохнет в мою сторону, не говоря уже о том, чтобы что-то сказать, им лучше начать подготовку к похоронам.
Он держит меня за руку и целует в коридорах, словно мы делали это целую вечность.
Он шепчет мне слова на ухо, например, как сильно он скучает по мне, хотя я рядом.
Я так привыкла к его присутствию, как будто мы никогда и не расставались, как будто мы начинаем с того места, на котором остановились семь лет назад. Быть может, именно поэтому всякий раз, когда он исчезает, туман начинает медленно просачиваться сквозь щели.
Сегодня я встретила Сильвер в библиотеке, и хотя мы не разговаривали, это вернуло воспоминания о тех временах, когда я ненавидела себя и завидовала ее телу.
На протяжении многих лет я задавалась вопросом, почему она выросла такой красивой, в то время как я была картофелиной. И иногда, как сейчас, эти мысли возвращаются с удвоенной силой. Вот почему я прячусь в саду за зданием школы.
Эльза наблюдала, как я ем свою еду, и следовала за мной в туалет, убеждаясь, что я не засуну палец себе в горло.
С той позорной ночи я этого не делала, но не могу избавиться от непроизвольного позыва к рвоте. Врачи говорят, что это психологическое.
Расстройство пищевого поведения.
Психическое расстройство.
Жизненное расстройство.
Все, чего я хочу, это немного уединения, чтобы собраться с силами и вернуться.
Не прошло и трех минут, как из-за деревьев показался силуэт Ксана. Его светлые волосы зачесаны назад, а куртка Элиты облегает его мышцы. Интересно, наступит ли когда-нибудь день, когда я буду смотреть на него и не думать, что он ослепительно красив.
Он скользит рядом со мной, и я не могу сдержать улыбку, которая появляется на моих губах. Я могла бы желать одиночества, но не от него — никогда от него.
Я роняю голову на его сильный бицепс.
— Я думала, у вас встреча с менеджером команды?
— Мы закончили. Или я закончил, все равно.
— Ты все еще отстранен?
— Не имеет значения.
— Конечно, это имеет значение. — я поднимаю голову и нюхаю его, и меня обдает запахом алкоголя, хотя от его дыхания исходит мята. — Ты пьян.
— Определи, что такое пьянство. — он ухмыляется, но даже это не очаровывает меня.
— У тебя проблемы, Ксан. Ты должен остановиться.
— Все под контролем.
Я лезу в его куртку и достаю маленькую бутылочку водки Абсолют, которую он обычно там держит.
— Как у тебя все под контролем? Ты похож на алкоголика.
Он вдыхает, затем пытается вырвать бутылку. Я бросаю ее вперед, позволяя разбиться об асфальт.
— Какого хрена ты это сделала? — огрызается он.
— Потому что ты должен остановиться.
— Ты начинаешь говорить, как отец.
— Ну, может, тебе стоит его послушать. Разве ты не видишь, что отравляешь себя?
— Нет так же, как ты не видишь, как моришь себя голодом.
Я отстраняюсь от него.
— Черт. — он проводит рукой по волосам. — Я не должен был этого говорить.
— Ты прав, я не видела, как я голодала. Я не видела, как медленно опускалась на самое дно, как эмоционально, так и ментально, но сейчас я вижу. И причина, по которой я не ем, в том, что я не хочу, чтобы меня тошнило. Это возвращает меня в те времена, и я ненавижу это. Однако я рассказала об этом Кэлвину и Эльзе. Я также спросила врача, есть ли какие-либо пищевые добавки, которые я могу использовать. Я пытаюсь, Ксан. Я просто хочу, чтобы ты тоже попробовал. Не забивай на свою жизнь из-за какой-то обиды на Льюиса.
Он гладит меня по щеке, и я наклоняюсь к его руке, на мгновение закрывая глаза.
— Это не только из-за отца.
Я бросаю на него взгляд.
— Тогда из-за чего?
— Ты знаешь тот момент, когда тебе кажется, что в твоей жизни нет цели, и все как-то заморожено? Алкоголь и бои заставляют меня чувствовать.
— Точно так же, как причинение боли заставила меня почувствовать. Было так больно, а иногда я не могла дышать, и тогда шли в ход порезы и таблетки. Они заставляли меня испытывать что-то другое, кроме этой боли. Они становились болью, которую я могла контролировать, болью, которая могла стереть все это с кровью. Физический порез был более терпимым, чем тысячи эмоциональных и ментальных шрамов, с которыми я ходила каждый день. Но знаешь что?
Его палец не отрывается от моего лица.
— Что?
— Когда я чуть не умерла, я поняла, насколько временны эти чувства. Чувство вины гораздо более постоянное и длительное. Кроме того, я хочу настоящих чувств, а не навязанных зависимостями. Разве нет?
Он сжимает губы в тонкую линию, но ничего не говорит.
— Что важнее? Я или алкоголь?
Он усмехается.
— Алкоголь начался из-за тебя, Грин. Я имею в виду, это был мой выбор, но причина в тебе.
— Тогда я покончу с этим.
Он ухмыляется.
— Ты покончишь с этим?
— Безусловно. Наблюдай.
— Не думаю, что смогу.
— Почему нет?
— Забирайся ко мне на колени, чтобы я мог лучше тебя видеть.
Я ударяю его по плечу.
— Ты ужасен.
— Иди сюда, Грин. — он хлопает себя по коленям, и ему не нужно повторять дважды.
Я забираюсь на него сверху, так что мои ноги оказываются по обе стороны от его сильных бедер, а руки обвиваются вокруг его шеи.
— Знаешь, в таком положении я могу видеть твое нижнее белье, — его губы приподнимаются вверх. — Зелёное. Серьезно?
— Я думала, ты это оценишь.
— Ох, черт, да. — он касается своими губами моих, а затем быстро отстраняется.
— Поддразнивание.
— Знаешь, почему я поддразниваю тебя?
— Нет.
— Потому что у тебя все еще чертовски очаровательные надутые губки.