— Ты согласен и дальше усложнять мою жизнь?

— Да. — Доминик с нежностью улыбнулся. — Скорее бы. Я так усложню ее, блин. Ты даже не представляешь.

— А я соглашаюсь не давать всем этим сложностям сбивать меня с толку.

Он открыл было рот, чтобы ответить, но тут за дверью в подвал печально завыл его пес. Я расхохотался.

— Черт, — пробормотал Доминик. — Я уже с ума схожу от этого дома. С отцом стало проще, конечно, но мне нужно собственное жилье.

Подвал был неплох, но мне было сложно представить, как он жил в этом тесном пространстве так долго. Здесь едва хватало места для мебели, и повсюду виднелись вещи, оставшиеся с его подростковых лет. Когда он нахмурился, глядя на дверь, я приласкал его обнаженную кожу.

— Переезжай ко мне.

Его взгляд взлетел к моему лицу.

— Что?

Я заложил руки за голову.

— Переезжай ко мне. У меня много свободного места. Если тебе нужен свой кабинет или типа того, то можно устроить что-то в подвале. Но по ночам ты будешь в моей постели, а утром — завтракать вместе со мной.

Он продолжал как-то странно смотреть на меня — то ли восхищенно, то ли думая, что я спятил.

— Ты серьезно предлагаешь нам съехаться?

— Да.

— И ты решил это прямо сейчас?

Спонтанные решения были не в моем духе, но я ведь пытался меняться.

— Да. Я хочу, чтобы мы были по-настоящему вместе. Если мы будем о чем-нибудь спорить, я хочу проговаривать это и знать, что ночью ты будешь со мной.

— Ты уверен?

— На сто процентов.

Он медленно кивнул — видимо, взвешивая мое предложение. Но через миг огляделся и произнес:

— У меня не особо много вещей. Мебель стоит тут сто лет. Когда я был в армии, родители использовали подвал как комнату для гостей.

— И это значит…

— И это значит, чтобы на сборы мне нужен максимум час.

— То есть, ты согласен?

— Да! — Его лицо озарила та самая фирменная костигановская улыбка. — Но тебе разве не надо обговорить это с детьми?

— Не. После фестиваля они сами сказали, что будут не против.

Я ожидал скептицизма или нерешительности с его стороны, но его тело расслабилось, а на лице установилось взволнованное, радостное выражение, и я понял, что у нас все будет в порядке. И не просто в порядке, а замечательно.

Мы замолчали, и пока он осознавал новое в своей жизни, я, наслаждаясь моментом, закрыл глаза. До чего же приятно было отпустить бремя прошлого, которое отягощало мне грудь.

Но уже через минуту он заерзал в моих объятьях.

— Боже, как же хочется есть. Пойду принесу какой-нибудь перекус.

Я рассмеялся.

— Сэндвичи с арахисовой пастой?

Он подмигнул мне, надевая штаны.

— Угадал.

Эпилог

Доминик

Сколько бы раз я ни просил Люка не забирать меня после смены, он не слушался и все равно приезжал. Даже если я заканчивал заполночь, он дожидался меня у больницы и вез из Бруклина в Статен-Айленд, домой.

Я считал, что он зря меня балует, ведь у меня были здоровые ноги и карточка на метро, и после нескольких споров он сдался и согласился заезжать за мной только в тех случаях, когда наша работа заканчивалась в одно время. Мне нравилось видеть родное лицо после длинного, трудного дня. И нравилось, что он всегда здоровался со мной поцелуем.

Сегодня все было так же. Моя смена началась на рассвете. Я едва глаза разлепил, а водитель скорой уже отпускал шуточки и поил меня кофе. Закончил я ближе к вечеру, когда на улице стояла жара, и сразу же поспешил снять свою синюю униформу, но легче не стало — пот продолжал струиться у меня под футболкой.

Щурясь на солнце, я поспешил забраться к Люку в машину. Там работал кондиционер, и, когда меня окружила прохлада, я блаженно вздохнул.

— Привет, — хрипло произнес он и притянул меня к себе для короткого поцелуя. — Выглядишь жутко уставшим.

— Я реально без сил.

— М-м… — Люк потер мою шею, и я со стоном откинулся на сиденье. — Но ты любишь свою работу. Не забывай об этом.

— Не забуду, ты что.

Его губы еще раз задели мои, а затем он повез нас по переполненным улицам с той легкостью и тем мастерством, которого лично мне было никогда не достичь. Мне нравилось смотреть, как его большие руки расслабленно лежат на руле, пока он, не крича и не осыпая других водителей бранью, спокойно лавировал в потоке машин. У меня его терпения не было. Когда я садился за руль, то превращался в Даффи Костигана.

— Засыпаешь?

Я выгнулся и зевнул.

— У тебя в машине всегда так прохладно, удобно и хорошо, что я сажусь в нее, и мне сразу хочется спать.

Люк фыркнул.

— Не так уж в ней и удобно. Просто в душе ты младенец, вот вибрации и убаюкивают тебя.

Я расхохотался.

— Возможно. Надеюсь, немного попозже ты устроишь мне кое-какие другие вибрации, от которых я впаду в кому.

Его рот изогнулся в порочной усмешке.

— Обязательно.

— Дети дома?

— Да. Поэтому все вибрации переносятся на ночь.

Я надулся.

— До ночи я уже умру от желания.

— Ха. Не умрешь. Но не стесняйся рассказывать мне — и поподробнее, — как тебе хочется моего члена.

— Ну уж нет. Так я себя еще больше измучаю. Оставлю все пошлости на потом.

Люк не умел дуться, как я. Поэтому он просто выдохнул, положил руку мне на бедро и многозначительно его сжал. Мне пришлось крепко зажмуриться и подумать о чем-нибудь отвлеченном, чтобы не рассказать ему, что еще он мог сделать этой рукой.

Официально мы были вместе полгода и по-прежнему не могли насытиться друг другом. Может, просто из-за того, что у нас обоих было бешеное либидо, а может, такой мощный эффект давало наше взаимное сексуальное притяжение. Мне нравилось думать, что правдой было и то, и другое.

Я сидел, прикрыв веки, Люк поглаживал мою ногу, по радио тихо играли Nine Inch Nails… и в итоге я действительно задремал. Мои глаза на миг приоткрылись, пока мы ехали по мосту Веррацано, потом — когда мы встали в пробке на острове, но проснулся я полностью только после того, как Люк заглушил двигатель. Мы были около дома.

— Черт, извини.

Люк отмахнулся.

— Не извиняйся.

— Не извиняться? Ты так долго ехал за мной…

— … всего тридцать минут…

— … а я взял и вырубился, вместо того чтобы веселить тебя на обратной дороге.

Люк плечом открыл дверцу.

— Глупый ты.

— У меня уже иммунитет к этому обзывательству — сказал я, выходя на раскаленный тротуар. — Придумай что-нибудь новое.

— Хорошо. — Люк обошел капот. — Не глупый, а старый.

— Так. Ладно… Это действительно что-то новенькое.

— В смысле стал старше.

Я склонил голову набок.

— Люк, у тебя крыша поехала?

Он хохотнул.

— Сегодня у тебя день рождения, балда.

— Нет, он еще… — Я взглянул на часы. — Вау, у меня и впрямь день рождения.

— Вот-вот.

Люк взялся за ткань моей белой футболки и притянул к себе для более долгого поцелуя, чем тот, которым он поздоровался. Он целовал меня прямо на улице, у всех на глазах, и мое сердце гулко заколотилось, а счастье вытеснило усталость. Вкус его губ всегда заряжал меня бодростью.

Когда мы расцепились, я улыбался счастливейшей из улыбок.

— Черт. Если это мой день рождения привел к такому шикарному публичному проявлению чувств, то я хочу, чтобы он был у меня каждый день.

— Ха. Посмотрим. — Люк указал подбородком на дом. — Идем внутрь.

— Там подарки? — спросил я заинтригованно. — Я сто лет не праздновал день рождения.

— Даже лучше, — загадочно произнес он.

Растроганный тем, что он запомнил, когда у меня день рождения, я открыл дверь и быстро понял, что запах барбекю, гулявший на улице, идет из нашего дома. И еще услышал… знакомые голоса. А именно спор моих мамы и папы о том, пора или нет снимать мясо с решетки.

Начиная постепенно понимать, что происходит, я пошел в сторону голосов и, выйдя на задний двор, увидел родителей, всех детей, Надю и Андерсона. Мои мать и отец хлопотали у гриля, Мика и Адриана вешали огромную поздравительную растяжку, Шелли критическим взором разглядывала разложенные ею ложки и вилки, а Надя и Андерсон расставляли на столе миски с салатом.