– Нет… хотя вполне мог бы. Так говорит моя сестра Оба.
– Оба? Которая научила тебя готовить? – усмехнулась подруга. – Оба… Это же имя ориша? Одной из жён Шанго, хозяйки бурной воды и покровительницы всех кухарок?
«Именно так», – подумала Эва. Вслух же сказала:
– Займись рыбой, её нужно разделать. Будешь мне помогать.
С мокекой Эва прекрасно справилась бы и сама. Но ей хотелось избавить подругу от грустных мыслей, а ведь ничто так не отвлекает, как работа руками!
Впрочем, Габриэла больше не плакала. Она разморозила в микроволновке люциана, порезала его на большие куски, затем принялась мыть овощи в раковине. Время от времени, она, морщась, дотрагивалась до ссадины в углу губ, встряхивала волосами, бормотала: «Вот же мерзавец, а?..» – но держалась почти спокойно. Настолько спокойно, что, залив рыбу с овощами кокосовым молоком и поставив тушить мокеку под крышкой на плиту, Эва решилась спросить:
– А что случилось сегодня? Отчего Ману так разошёлся?
– Да пошёл он к дьяволу! – Габриэла резко взмахнула рукой, уронив на пол клубень батата. – Идиот! Параноик! Псих! Думает, что имеет право следить за мной! Кто он такой, чтобы читать мои письма? Лазить в мой телефон? Да такого даже мои родители себе не позволяли, а уж этот!..
– Мануэл читал твою переписку?!
– Да! А мне и в голову никогда не приходило поставить пароль! Я, знаешь ли, так воспитана, что чужая частная жизнь – табу! Я никогда не отслеживала ни его звонков, ни СМС, ничего другого! А зря, наверное! Может, уже давным-давно бы его бросила… Эвинья, ну зачем, зачем ты вмешалась? У тебя же со дня на день должна была открыться выставка в «Армадиллу»! И ведь это я её устроила! Я показала Мануэлу твои картины, я выбила из него согласие, я провела всю подготовительную работу, обзвонила и пригласила кучу нужных людей, добилась, чтобы была реклама в прессе и в Интернете, даже заказала тираж каталогов в счёт будущей прибыли… А теперь что?! Думаешь, этот говнюк забудет, как ты ему врезала с ноги в челюсть?! Да он же злопамятный, как…
– Наплевать, – как можно безразличнее сказала Эва. – Не сейчас, так потом.
– Что – потом? Выставка?! Эвинья, ты в своём уме? Люди годами добиваются…
– Габи, Габи, опомнись! Это ты сумасшедшая! То есть, я должна была бросить тебя в квартире со свихнувшимся любовником, – лишь бы только самой выставиться со своей мазнёй в «Армадиллу»?!
– Куча моих знакомых именно так бы и поступила, – внимательно глядя на Эву, подтвердила Габриэла.
– Ориша не одобряют такого поведения, – резко отозвалась Эва, открывая свой рюкзак и извлекая небольшую, в ладонь величиной, статуэтку.
– Это Йеманжа? – заинтересовалась Габриэла. – Твоя работа? Можно взять в руки?
– Нет, это сделала моя бабушка Энграсия. Она была лучшей мастерицей «чудес» во всей Баии! Мне до неё далеко.
– Какая красивая… – Габриэла покачала на ладони керамическую ориша моря, стоящую в голубом платье, в брызгах морской пены, на постаменте из настоящих ракушек. На руках Йеманжи сидел улыбающийся до ушей негритёнок в красных трусиках с чёрными полосами.
– Какой забавный! – Габриэла слегка постучала ногтем по трусикам. – Кто это?
– Габи! Я тебе столько раз говорила! Красное и чёрное – это…
– …Стендаль! – рассмеялась Габриэла.
– Это цвета Эшу, дочь моя!
– Эшу? Ориша-трикстера? «Того, кто без стыда служит и той, и другой стороне»?
– Именно так, – чуть заметно вздохнув, согласилась Эва.
– Послушай, я давно хотела тебя спросить. – Габриэла медленно поворачивала в пальцах статуэтку. – Я понимаю, Баия – такой город… Там всё может быть. Но ты же студентка академии, ты образована… Эвинья, ты в самом деле всерьёз веришь в это? Я имею в виду кандомбле? Ты ведь посвящена, ты бываешь на макумбе?
Эва молча, улыбаясь, помешивала в кастрюле мокеку.
– И… каково это, когда входишь в транс? И впускаешь в себя ориша?
– Если хочешь, пройди посвящение и попробуй сама. – Эва попробовала еду. – Ум-м… Конечно, не так вкусно, как у Оба. Но вполне съедобно! Если хочешь, я приведу тебя на террейро в Бротасе, представлю Матери Кармеле и…
– Нет… нет, – серьёзно сказала Габриэла. – Для этого нужно верить во всё это, как ты. Я не хочу оскорблять ориша.
– Вот видишь! Значит, ты уже веришь!
– Эвинья, но ведь, при всём моём уважении, магия – это вовсе не вера…
– Будем вести теологические споры? Зачем? – Эва, открыв кухонный шкаф, рылась там в поисках тарелок. – Ты – атеистка, я – макумбейра… Чем это мешает нашей дружбе? Хочешь – принесу в жертву Эшу трёх чёрных петухов, и ночью к Мануэлу явятся аджогуны[46]? И будут приходить до тех пор, пока он не упадёт перед тобой на колени, умоляя о прощении?
– Зачем? – без улыбки спросила Габриэла, возвращая керамическую Йеманжу на стол. – Зачем мне нужно, чтобы Ману просил у меня прощения под пистолетным дулом? Или чем там в кандомбле вооружены демоны?
Эва со вздохом была вынуждена признать, что подруга права.
– Ну, и не беспокой напрасно своего Эшу! Думаю, ему и так есть чем заняться… Уже готово?! Эвинья, ты чудо! Давай сюда, я с самого утра ничего не ела!
Протянув подруге полную тарелку и сев напротив, Эва осторожно спросила:
– Но что же такого Ману нашёл в твоём смартфоне? Я имею в виду – чтобы так взбеситься?
– В том-то и дело, что ничего! – Габриэла фыркнула, чуть не уронив себе на колени тарелку. – Обычная дружеская переписка! Болтовня в Сети! Я этого парня даже не встречала в реале: мы познакомились пару месяцев назад на одном форуме по искусству… Кстати, до сих пор не знаю, как он там оказался.
– То есть, он не из наших?
– Нет! Не художник и не критик, слава богу: этих мне и так хватает! Но какая же у него голова, Эвинья! – Глаза Габриэлы заблестели. – Никогда не встречала такого умного человека! Я думала, что таких в Бразилии уже больше не делают! Ну, что ты улыбаешься? Поверь, мне просто интересно с ним общаться! Мы разговариваем каждый вечер – и я уже с утра начинаю думать: как хорошо, что я прибегу домой, зайду в сеть – а мой друг уже будет там! – Габриэла улыбнулась, откинула за спину охапку вьющихся волос. – Понимаешь, я только скажу слово, назову имя, книгу или картину – а он уже, оказывается, об этом знает, читал, слышал и имеет своё мнение! Просто чудо какое-то! Я оглянуться не успела – а меня уже затянуло с головой! Ты же знаешь: для меня мужчина только тогда мужчина, когда с ним интересно! Всё остальное, даже самый крутой секс, – чепуха!
Да, Эва это знала.
– Ну вот… А Мануэл, наверное, почувствовал что-то. Начал спрашивать, злиться! Орать на меня! А что я должна была ему отвечать? Я, знаешь ли, не спрашиваю, почему он иногда запирается с айфоном в туалете и хихикает там! И почему на нашем общем компьютере время от времени вываливаются чьи-то белые сиськи во весь монитор – тоже не спрашиваю!.. Я не делала ничего дурного, так в чём же мне оправдываться? – Гневно сопя, Габриэла отодвинула пустую тарелку и взобралась с ногами на диван. Глядя на неё, Эва в который раз подумала, как красива подруга. Светлая мулатка с пышной копной бронзово-золотистых волос, молочно-смуглой гладкой кожей, изящная и стройная, Габриэла пользовалась бешеным успехом у молодых людей. А её громадные, в пол-лица, зеленоватые, как морская вода, глаза полностью оправдывали прозвище Либелула[47], полученное сеньоритой Эмедиату в художественных кругах Рио.
Сейчас стрекозиные глаза Габриэлы метали молнии.
– И вот, сегодня! Когда мы с тобой собирались ехать на концерт! И я спокойно принимала душ! Этот мерзавец снова явился пьяным, залез в мой смартфон, прочитал переписку и устроил скандал! И мне так стыдно, что ты всё это слышала… Хотя, клянусь, мы с Обалуайе даже не флиртовали!
– С… кем?!.
– Обалуайе! Мой друг из сети! Странный ник, правда? Боже мой, Эвинья! – встретившись взглядом с подругой, Габриэла изменилась в лице. – Что с тобой? Ты что – знаешь этого человека?