– Знаешь, Питер… – устало начал Итан. – Ты такая мразь! Просто невыносимая… Какое право ты имел замыкаться в себе после смерти мамы, когда у тебя был годовалый я? – голос дрогнул и по щеке снова покатилась одинокая слеза.
– Я знаю… прости меня, – виновато отозвался Питер. – Если хочешь поговорить с глазу на глаз, то я скину тебе мой адрес, а сейчас тебе лучше поспать. Насколько я знаю у тебя завтра выступление.
– Как я смогу уснуть, зная, что ты такой мудак?
– А ты все же попробуй.
Тяжело вздохнув, Итан отключился, решив, что лучше все же будет поговорить с глазу на глаз, и отправился в постель, получив чуть позже смс с адресом квартиры.
После концерта на следующий день, оставив свою команду, Итан отправился обратно в свой родной город на встречу. В глубине души он хотел, чтобы этой встречи не было. Итан был уверен, что ему не о чем разговаривать с Питером, но он все равно едет к нему, чтобы что? Итан не мог ответить на свой вопрос. Ему нечего было сказать Питеру, и он не хотел ничего слышать от него… Или все же хотел? Ну, иначе он бы твердо решил не то, чтобы не ехать, а не звонить Питеру вовсе.
Когда Хейл подъехал к нужному дому, он еще какое-то время сидел в машине смотря в окна и решаясь выйти. В итоге он все же подошел к двери и постучал.
– Я рад, что ты все же приехал, – произнес Питер как только открыл дверь.
– Я сам не знаю зачем я приехал, – мрачно ответил Итан закрывая за собой дверь. – Ты вроде со мной поговорить хотел. Мне сказать тебе нечего. Ты мудак, и этим все сказано.
– Я понимаю… я думал ты захочешь спросить меня о Эвелин, или… не знаю… накричишь на меня.
– Я тоже так думал, но я успел перегореть пока ехал к тебе. Сейчас меня переполняют лишь ненависть, гнев и обида вперемешку, но почему-то мне не хочется тебе ничего говорить. В какой-то степени мне даже жаль тебя.
– Я очень сожалею о том, что сделал, и я заслужил твое презрение, но скажи, у меня есть шанс поладить с тобой?
– Зачем тебе это? – скептично поинтересовался Итан, скрестив на груди руки. – Если ты вышел досрочно, то ты мог и раньше связаться со мной. Зачем было ждать пока я приеду сюда?
– Я боялся, что ты кинешь меня в черный список. Да и просто хотел увидеть тебя в живую.
Итан смотрел на то, как нервничает Питер, явно боясь сказать что-то не так. В принципе он понимал с чего вдруг старик захотел с ним помириться. Скорее всего Питер боялся умирать в одиночестве, а Итан был единственным близким ему человеком.
Отчего-то было такое чувство, что если он сейчас развернется и уйдет, не дав старику шанса, то потом будет жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Да, он ненавидел его за отобранное детство, и смерть матери никак не оправдывает его эгоистичный поступок, но все же…
– Я не могу простить тебе того, что ты отобрал у меня детство. Ты не имел права замыкаться в себе, но ты позволил себе эту слабость и из-за этого пострадал я, хотя я был вообще не при чем. Но несмотря на это я готов дать тебе шанс. Может хотя бы сейчас ты сможешь стать мне отцом.
– Спасибо, Итан, – сдерживая слезы, с искренней улыбкой сказал Питер. – Может хочешь чаю?
– Не отказался бы.
Сидя за столом они общались какое-то время, стараясь заново узнать друг друга. Итан рассказывал, что происходило с ним после того, как он уехал в Москву, а Питер рассказывал о жизни в тюрьме и том, какой была Эвелин, как они познакомились и как решались завести ребенка. Слушая старика, Хейл мимолетно представлял то, какой могла бы быть его жизнь, если бы мама не погибла, спасая его. Но все-таки, если бы это не случилось, он бы не познакомился с Феликсом и со всеми своими друзьями, у него не было бы Эммы и он не стал бы музыкантом.
В принципе, если сравнивать прошлого и нынешнего Питера, то можно понять, что он сильно изменился. Если раньше он был строгим и принципиальным, то сейчас Итан чувствовал в нем мягкость и желание угодить, будто это были два разных человека. Все же тюрьма пошла ему на пользу.
Когда пришло время уезжать, Итан пообещал приехать к старику еще раз после окончания тура и провести время вместе где-нибудь за городом ловя рыбу, пока у того было время.
После своего визита Итан чувствовал себя как никогда свободно. Было ощущение, будто он скинул с плеч целый вагон обиды и ненависти, которые давили на него все двадцать лет, а он и не понимал этого.
