Или слугам – отомстить тетке через племянницу.

Я покосился на Агата.

– Так в чем дело?

Он вздрогнул.

– Ваша светлость?

Светлость, значит. Это что, месть за годы службы под моим началом такая? Заметив мое недовольство, Мур отвел взгляд. Не хочет со мной говорить? Обсуждать на улице подробности пребывания в Рутином Яру?

Что ж, разумно.

Замнем на время. И вернемся к нашим странным делам. Решив, что уделил исчезновению Эльды Терру достаточно внимания, я счел возможным отвлечься.

– А ведь Черная башня недалеко от города? Наведаемся туда.

– Б-башня?

– В которую ударила молния, – напомнил я. Во взгляде Мура вполне отчетливо мелькнуло непонимание.

– Но как это связано…

Действительно, как? Да почему бы не съездить к этой клятой башне просто потому, что я здесь и она здесь – в общем, все так удачно совпало? Соленмур Агат, коли уж ты упомянул о существовании запечатанной башни, так будто добр, покажи мне ее. Не знал, что хоть одна есть так близко от моих владений.

Мур вдруг странным образом успокоился.

– Не стоило бы вам отвлекаться, господин, – проговорил он тихо. Я хмыкнул. Стыдим начальство? Очень в стиле Агата.

– Разве не ты о ней написал? Сам виноват, – отрезал я.

– Похоже, что так, – вздохнул Мур.

***

– Ну и местечко вы выбрали, ваше благородие, – поцокал языком возница. Звали его Митр. Он был нанят еще вчера – для поездки к графине Терру. Вполне вероятно, бургомистр специально подослал его к трактиру и сегодня. Ну, так не будем создавать проблем главе города. А то подумает, что снова необходимо сопровождать меня везде и всюду.

Митр обнаружил трогательную привычку беседовать со своими пегими коняшками во время ожидания, причем и их и себя умудрялся именовать в третьем лице. Должно быть, так он соблюдал приличия: ни он, ни лошади не обращались друг к другу напрямую, а потому были избавлены от чувства неловкости по поводу странностей подобных разговоров.

Митр был терпелив, и на все причуды наемщиков отвечал благодушным: «Раз надыть, что же…». Так мы и оказались возле Черной башни. Самой настоящей, не просто так магически опечатанным жилищем давно умершего некроманта… Честно говоря, я не ожидал.

Не то, чтобы в Черной башне было что-то такое уж невероятное. В окрестностях столицы их было немало, и я навидался. Но то – в окрестностях столицы. А тут – самое сердце северных земель, слишком далеко для наследия Лоэнринов. Но вот же – в каких-то пятнадцати от меня шагах тускло поблескивает в солнечных лучах полированная поверхность…

– Что же местечко? Тихо, спокойно, – заметил я.

«Птички не поют, мушки не жужжат», – тут же подсказал внутренний голос. Действительно, тишина была слишком уж непроницаемой. Лошади забеспокоились, Митру пришлось их успокаивать.

– Здесь такое бывает. Зверье магию чует. Старое кладбище рядом, недоброе место. Да Башня еще, – пояснил возница. А я сразу заподозрил в нем бесценный источник сведений о городе. Агат не спешил отмечать детали.

– А что, там неспокойно?

– Может. Кто же туда сунется по доброй воле, чтоб проверить? Достанет и того, что там почти все семейство Лоэнринов похоронено. Почитай половина кладбища – усыпальницы. Я сам-то не был там, но крыши, конечно, видел.

Ну да, ну да.

…«Зимние графы» – все равно, что «маги-отступники», «неназываемые»… или еще с десяток прозваний, которые прижились в разных концах Релля. Так стали называть самый многочисленный в королевстве магический род Лоэнринов после того, как их имя было запрещено. Не говорить же о них каждый раз: «ну, вы понимаете, эти… которые!». Их кровь была сильна, а сам род – влиятелен. Веками они служили повелителям. И трудились над преумножением их величия и собственного влияния. Башни служили им лабораториями. Это – отличительный признак Лоэнринов. Стены башен были укреплены родовой магией. Не удивительно, что когда род Лоэнринов был истреблен, Башни, хранящие в себе древнюю магию, а внутри своих стен – опаснейшие артефакты, трактаты и сомнительные результаты магических опытов, защищенные ловушками, стали угрозой. Войти внутрь могли только владельцы – сами Лоэнрины, коих не осталось. И тогда башни запечатали. Как места магических разломов, отравленные земли, оставшиеся после войны… Конечно, потребовались усилия многих магов и магическая королевская печать. Но это было лучшее, что можно было сделать, спохватившись после бойни.

Причина падения Лоэнринов была в том, что они взяли силы больше, чем смогли удержать. Случилось это так. Родовая магия, присущая древнейшим родам, уникальна и практически не поддавалась влиянию извне. У каждого рода были свои собственные способности, которые передавались только по наследству, с кровью предков. А во главе каждого рода стоял майорат, способный приказать любому магу своего дома, сами же майораты подчинялись напрямую повелителю. Обладателей родовой магии страшились все, самим же им некого было бояться, кроме повелителя и Лоэнринов.

В роду Лоэнринов рождались изредка маги, способные отменять клятвы крови. Короли прибегал к их помощи редко. Если майорат предавал корону, чтобы защитить оставшихся верными престолу членов его семьи – разрывали кровную связь, избавляли магов от обязанности выполнять волю майората. К заклинателям обращались за помощью и маги, в самых безысходных случаях. Майоратами становились старшие сыновья, реже – дочери. И не всегда они были достойны, но правила были незыблемы. Если действия и решения майората угрожали всему роду – вмешательство Лоэнринов было скорее заступничеством. Бывало в истории много чего, рано или поздно кто-то из Лоэнринов сам должен был стать предателем: во время магической войны Лоэнрины выступили на стороне торгров. Если верить хроникам, это случилось из-за кровной обиды, нанесенной не самым дальновидным королем Маденом Третьим. Прислушивайся этот монарх чуть больше к министрам и генералам, единожды в истории проявившим удивительную солидарность, может, и войны бы не случилось, а Вендерады до сих пор правили бы в пределах Релля…

Нет ничего удивительного в том, что старое рутиноярское кладбище получило дурную репутацию.

***

Маденом Третьим завершилась династия Вендерадов, которым покровительствовала сама Эолла, Богиня Утра. По правде сказать, ко времени Мадена королевская кровь была изрядно разбавлена, Вендерады были горазды плодить бастардов. Да и самого Мадена после войны тоже подозревали в том, что он не мог в полной мере унаследовать древнюю кровь. Этим и объяснялся его скверный нрав, а также невнимание Эоллы к откровенному самодурству.

Были такие, кто полагал более достойным править племянника Мадена – герцога Ирие. В достоинства его при этом определенно не входила умеренность. Герцог четырежды женился, прижил двух признанных бастардов. Говорили также об одном непризнанном – графе Эвеоре, знаменитом полководце, в происхождении которого никто не сомневался. Хроникеры писали, что, возмужав, он стал так похож на герцога Ирие, что некоторые почитали брата короля всесильным магом, продавшим душу в обмен на вечную молодость. Слухи эти подогревал курьез – Ирие и Эвеора никто и никогда не видел вместе.

Но герцог, безусловно, больше понимал в военном деле, нежели Маден Третий. Он выиграл не одно сражение во время магической войны и он командовал карательными отрядами, направленными на поиски Лоэнринов – после.

Так вот. Споры с торграми начались еще при деде Мадена. Тот в один отнюдь не прекрасный день решил, что Реллю принадлежат не только восточные склоны Грифоньего кряжа, но и западные. Об этом его озарении, учитывая обычную пустынность предгорий (Грифоньим кряж называли не поэтичности ради), в Торгрене стало известно лишь через неделю после того, как релльские щиты были установлены по обе стороны кряжа. А торгренское войско – облегченный его вариант, тщательно изображавший сопровождение княжеских послов, выбравшихся на охоту – добралось до места и вовсе дней через двенадцать. И с удивлением обнаружило помимо щитов потрепанную деревеньку на два десятка дворов (срубы не без потерь перенесли магическую переброску «мозаичным» методом – что собралось, то и собралось, так что домишки временами удивляли весьма странным положением ставень в стороне от криво прорубленных окон), со слегка очумевшей скотиной (нет, ее не перекидывали «мозаичным» методом – просто перегнали через кряж, но в пути живность повидала местную хищную фауну и должна была немало впечатлиться), весьма хаотично раскиданными огородами и толпой крестьян, вилами гоняющих по выжженному полю чахленького грифона… Ну вот. Дед Мадена заявил, что поскольку договор о границе весьма древний и витиеватый, из его содержания сложно определить бессомнительно, который из склонов является официальным межгосударственным рубежом. Да и составлен договор был, если по чести, когда Торгрен представлял собой еще скопище мелких княжеств, кои ныне и по именам-то никто не вспомнит… А крестьяне Релля испокон веку с превеликими трудностями вспахивали землю именно по эту сторону неприветливого кряжа, так что… Князь Торгрена к тонким интригам питал отвращение, поскольку не умел их плести, а чувства юмора у него и вовсе не было. Не найдя сочувствия у соседей, разорвал с Реллем торговые отношения и потребовал заключения нового пограничного договора, условия которого стороны не могли согласовать еще лет двадцать.