– Что?!
– Понимаете, под ногтями вашего брата были обнаружены фрагменты кожи, которые не принадлежат ни ему, ни вам, – это первое. Второе – на внутренней стороне его брюк обнаружены два пятна крови, группа которой не совпадает ни с вашей, ни с его.
– А почему милиция не обратила на это внимания?
– Они не придали значения фактам, которые не укладывались в простую и очевидную схему, – невесело усмехнулся Игорь Владиславович, доставая сигарету. – Вы позволите?
– Конечно, – равнодушно пожала плечами Женька, машинально отметив, что курит он в ее присутствии впервые.
– Когда у них перед глазами труп, а рядом человек с ножом в руке, да к тому же еще и весь окровавленный, то все остальное становится неважным.
– А как же люди? За всем этим людские судьбы! – заволновалась Женька.
– И что? Повесить на себя еще одно нераскрытое убийство? Это никому не нужно. – Адвокат ткнул сигарету в пепельницу и, внимательно вглядевшись в посвежевшее лицо своей подзащитной, спросил: – Вы ничего не хотите мне рассказать?
– А-а-а что? – непонимающе захлопала Женька ресницами.
Игорь Владиславович устало прикрыл глаза, затем, откинувшись на спинку стула и взяв в руки блокнот и карандаш, принялся что-то быстро писать. Вытянув шею далеко вперед, Женька попыталась что-либо разглядеть, но рука адвоката быстро бегала по строчкам, лишая возможности разобрать написанное.
– Прочтите! – коротко приказал он, протягивая девушке блокнот спустя несколько минут. – Только без комментариев.
«Мне необходимо знать, что означает ваш внешний вид? – значилось в короткой записке. – Это результат привыкания к здешнему режиму или это что-то другое?»
Молча взяв протянутый карандаш, девушка сделала короткую приписку: «Это что-то другое».
– У нас с вами совсем нет времени, – задумчиво протянул Игорь Владиславович, вырывая исписанный листок из блокнота и пряча его во внутренний карман пиджака.
Баба Маша лежала посередине камеры и тихо стонала.
– Что с вами?! – кинулась Женька с порога. – Вас кто-то бил?!
– Нет, – еле слышно произнесла Сатанистка. – Помоги подняться.
Закинув ее слабую руку себе на плечо, девушка подхватила почти невесомое тело и, доведя до места, аккуратно опустила на нары. Лицо бабы Маши покрылось мертвенной бледностью. Дыхание сипло вырывалось из груди.
– Эй! – Женька осторожно тронула ее за плечо. – Вы меня слышите?
Баба Маша приоткрыла глаза и еле заметно кивнула.
– Вы больны?
Ответом был все тот же слабый кивок.
– Тогда вам нужно в лазарет, – засуетилась девушка, пытаясь подняться с кровати.
– Нет, – сипло произнесла старая женщина. – Нагнись и слушай.
Приблизив ухо почти к самому изголовью, Женька вся обратилась в слух, надеясь узнать причину столь странного состояния соседки. Но то, что ей поведала баба Маша, повергло девушку в состояние, близкое к шоку.
– Этого не может быть!!! – только и смогла выдохнуть она после получасового откровения старой женщины. – Вы не отдаете себе отчет в том, что говорите!!!
– Не тарахти, – скривились в подобии улыбки бескровные губы. – Пообещай, что выполнишь мою просьбу!..
– Но ведь у вас есть сын! Вы мне рассказывали… – попыталась возразить Женька. – У него могут быть свои взгляды на этот счет.
– Не хочу слышать про этого ублюдка! – скомкала баба Маша тонкую холщовую кофточку на груди. – Он уже давно отказался от меня. Так пусть теперь пожинает то, что посеял.
С последним девушке трудно было согласиться. Зная из недавних откровений историю соседки почти доподлинно, она в глубине души понимала сына-отступника. Крути не крути, а иметь матерью женщину, состоящую на службе у дьявола, мягко говоря, не совсем приятно…
Тихий хрип отвлек Женьку от размышлений. Внимательно вглядевшись в заострившиеся черты, девушка по-настоящему испугалась. Сквозь неплотно сомкнутые веки проглядывали желтоватые белки, костяшки пальцев побелели, а дыхание все реже и реже вырывалось из старческой груди.
– Эй, баба Маша, – потрясла она соседку, но та никак не прореагировала. – Господи, что же мне делать?!
Мысли Женьки заметались. После страшной трагедии, пережитой ею почти год назад, удивить ее видом мертвого тела было бы трудно. Но подобное соседство не особенно и воодушевляло.
Подлетев к двери, Женька изо всей силы шарахнула по ней кулаком.
– Эй, там! Кто-нибудь, откройте! – прокричала она, нагибаясь к замочной скважине. – Здесь человек умирает!
Спустя несколько минут ключ в замке ржаво заскрипел, и на пороге выросла безобразная физиономия Сереги-Мопса.
– Чего орешь, Дошлая? – процедил он, почти не раскрывая рта. – В карцер захотела?
– Баба Маша умирает! – выпалила Женька, оставив без внимания Серегины угрозы. – Врача надо!
– Зачем ей врач, если она умирает? – почти искренне удивился Серега-Мопс, но все же прошел в глубь камеры и постоял несколько мгновений над затихшей к тому времени старушкой. – Она вроде уже издохла. Ладно, сейчас…
Он почесал волосатый загривок и, потоптавшись у порога, скрылся за дверью.
Женька обхватила себя руками и принялась маршировать по камере. На языке уголовников это называлось «тусоваться». Почему именно так, она не понимала, как не понимала и многого другого из тюремной лексики.
Время тянулось бесконечно медленно. Стрелки часов, казалось, замедлили свой бег, изнуряя ее ожиданием.
За телом соседки пришли лишь через два часа. Два мрачного вида санитара в халатах деловито поворочали труп с бока на бок и, сбросив его на пол на заблаговременно подставленные носилки, вынесли вон.
После их ухода, устало опустившись на нары, девушка смогла наконец перевести дыхание. Она обхватила руками поджатые к подбородку колени и надолго задумалась. То, что сообщил ей адвокат, не могло не радовать, хотя, с другой стороны, это могло повлечь за собой и новые проблемы. Выйди она сейчас на волю, что ждет ее там? Ни дома, ни друзей. Женька тяжело вздохнула и рухнула лицом в подушку. Слезы сами собой прихлынули к глазам, и она разревелась. Причиной ее слез не была жалость к самой себе, это были слезы отчаяния и растерянности перед суровыми реалиями ее нелегкой жизни.
За этим неблагодарным занятием и застал ее Иван Сергеевич. С грохотом отшвырнув тяжелую дверь, ворча себе под нос что-то неразборчивое, он прошел на середину камеры.
– Кого оплакиваем? – нелюбезно поинтересовался он, останавливаясь в изголовье у девушки.
Вытерев глаза, Женька пару раз хлюпнула носом и нехотя поднялась. Опер крутнулся на каблуках, несколько раз щелкнул себя резиновой дубинкой по голенищу сапога и обрушил на нее целый град вопросов:
– Что тебе сказал адвокат? О чем вы там шептались целых полчаса? Что было в той записке, которую он сунул перед уходом себе в карман? Молчишь, сучка?!
Ошалело хлопая глазами, Евгения переводила взгляд с опера на охранников, застывших изваяниями у него за спиной, и не находила, что ответить.
– Я, я… – попыталась что-то пролепетать в ответ девушка.
– Знаю, что ты! – рявкнул он, подходя к ней поближе. – Говори, или – ты меня знаешь!..
– Он написал, что я ему очень нравлюсь! – выпалила Женька молниеносно родившийся ответ. – Да, да! Не улыбайтесь!
Увесистая затрещина отбросила девушку к стене.
– Я бы тебя, сука, – заскрежетал зубами опер, – по стене размазал за брехню твою, да нельзя… Давай, вставай и идем за мной. Пора отработать денежки, которые я в тебя вложил.
Ее провели по гулкому, пустому к тому времени коридору и вывели на улицу. Солнце уже клонилось к закату, поэтому внутренний двор был погружен во мрак. И все-таки Женьке удалось разглядеть у северных ворот дорогую машину, глазевшую иностранными фарами на убогую тюремную серость.
Понимая, что хозяин этого автомобиля скорее всего и есть тот «заказчик», с которым ей придется вот-вот столкнуться, Женька закрутила головой по сторонам в надежде его увидеть.
