– Сволочи, сволочи! – отбивалась она как могла, задыхаясь от отчаяния. – Отстаньте от меня!..

Результат этой потасовки мог стать самым плачевным, не явись в этот самый момент Люська. Подобно скале, она нависла над кучей женских тел и поочередно принялась отшвыривать их, как котят, попутно приговаривая:

– Ишь, стервы, накинулись… Вам что было сказано – поучить девку уму-разуму, а вы?.. Ишь, физиономию как располосовали… А ты тоже хороша, от кого рыло воротишь?..

Вытирая дрожащими руками разбитый нос, Женька похватала с пола все, что осталось от ее одежды, и, прижимая тряпки к груди, еле слышно выдохнула:

– За что?! Что вам всем от меня надо?!

Люська вполголоса чертыхнулась и принялась здоровенными ручищами натягивать на девушку уцелевшие в этой потасовке брюки, остальное же представляло собой неопределенного цвета лохмотья.

– А вы что здесь? – сурово сведя брови, оглянулась она на женщин, кучкой сбившихся в уголке. – Брысь отсюда!!!

Повторять дважды не было необходимости. Дверь приоткрылась, и уголовницы быстренько ретировались.

– Ладно, вроде все… – старательно пряча глаза, недовольно буркнула Люська. – Пошли. А впредь будь умнее…

– Но я не могу!!! – хрипло прошептала Женька. – Понимаете! Не могу!!!

– А чего тут уметь-то? – одарила ее Слякость тяжелым взглядом. – Давно пора понять – здесь он – хозяин. И все будет так, как он захочет… Ну, все в порядке?

Женька молча кивнула головой и, еле перебирая ногами, двинулась следом за Люськой. Всю дорогу та упорно хранила молчание. Лишь у самого порога, тяжело вздохнув, легонько тронула девушку за плечо:

– Слушай, Дошлая, что я тебе скажу.

Женька насторожилась и, опасливо оглянувшись, подняла на Люську потухшие глаза.

– Кум должен к тебе прийти сегодня вечером. Ты молчи и на все соглашайся. Поняла? – предрекая ее немой протест, Люська поднесла к носу девушки крепко сжатый кулак. – Хочешь жить – молчи… Он тебя такую все равно ни под кого не сунет. Для начала откормить надо. А там видно будет…

– А чего видно-то? – еле выдавила из себя Женька.

– Поживем – увидим, – философски изрекла Люська и, заметив конвоира, вывернувшего из-за угла, грубо втолкнула девушку в камеру.

– Наташка! – задыхаясь, бормотал парень, торопливо освобождая молодую женщину от одежды. – У тебя фигура – класс! Ты не напрягайся!

– Да что ты, милый, – проворковала Наталья, перешагивая через узкую полоску кружевных трусиков. – С чего бы мне напрягаться? Слушай! У меня возникла одна идея!

Парень с трудом оторвался от ее прелестей и с недоумением уставился в лихорадочно блестевшие глаза гостьи.

– Что за идея?.. – спросил он недовольно.

– Ты фильм «Основной инстинкт» смотрел? Ну с Шарон Стоун в главной роли?

– Некогда мне фильмы смотреть, я деньги делаю, – облизнув пересохшие от вожделения губы, тот вновь потянулся к телу женщины. – Иди сюда…

– Подожди, – Наталья капризно надула губы. – Ты взрыва хотел или совокупления?!

– Ну, хотел… – замямлил парень, разочарованный неожиданной задержкой. – Давай, только быстрее…

– Пять секунд, – игриво ткнула она его пальчиком в напряженное место. – А у тебя есть шелковый шарф? Нет? А вообще-то сгодится и мой платок…

С этими словами она повалила ничего не понимающего любителя «взрывов» на кровать. Отвлекая его внимание изощренными ласками, гостья ловко привязала запястья парня яркой шелковой косынкой к ее металлической спинке.

– Ты смотри, – задыхалась она от возбуждения. – У тебя кровать словно предназначена для этого… Тебе хорошо, красавчик?

Ответом был глухой стон, больше похожий на рычание. Мускулистое тело парня напряглось. Капли пота, выступившие на глянцевой коже, отражали мерцающий свет дюжины свечей, которые они, дурачась, зажгли перед этим.

Удовлетворенно улыбнувшись одной ей ведомым мыслям, Наталья опустилась на него сверху и принялась ритмично двигаться в задаваемом ею темпе.

– О! Да!!! – хрипло выдыхал он раз за разом, с вожделением вглядываясь в ожившие груди всадницы. – Хорошо!!!

– Я знаю, дорогой, я знаю… – Неприятная улыбка исказила ее красивые пухлые губы. – Вам всегда бывает хорошо… И вам плевать, каково бывает мне…

Движения ее стали более резкими. Дрожащим от напряжения голосом она выкрикивала грязные ругательства, подстегивая себя на все более и более откровенные ласки.

– Я вижу, тебе не совсем нравится? – сдула она с глаз намокшую прядь волос. – Тебе чего-то не хватает?

– Нет! Нет! Не останавливайся! – Парень приподнял голову и с удивлением, граничащим с испугом, уставился на Наталью. – Что с тобой?!

Ее действительно трудно было узнать. Грим поплыл, оставляя грязные дорожки на щеках, парик съехал набок, злобная гримаса отвращения судорогой пробегала по ее лицу.

– Ты зря не смотрел этот фильм… – прорычала она, уловив его напряженное внимание.

– Эй! Наталья, подожди! – заметался парень, заметив в руках молодой женщины нож с длинным обоюдоострым лезвием. – Отвяжи меня!!! Сука-а-а!!!

Тело его забилось в конвульсиях под ударами, напоминая огромную рыбину, попавшую в сети. Удары ножом наносились молниеносно, с определенной последовательностью. Когда же последняя судорога, волной пробежав по мышцам, остановилась в скрюченных пальцах, молодая женщина с протяжным стоном слезла с кровати. Негромко напевая себе под нос, она пошла в ванную.

Лихорадочно намыливаясь дорогим душистым мылом, Наталья не уставала подбадривать себя:

– Ты умница! Ты все сделала правильно! Никто не виноват! Они все должны быть наказаны! Сейчас ты пойдешь, все приберешь и поедешь домой…

Десять минут спустя придирчиво осмотрев комнату и не обнаружив никаких следов своего пребывания, она подошла к окровавленному ложу и виновато пробормотала:

– Ты уж прости меня… Мне очень понравился именно этот фильм!.. И в конце концов, я не виновата, что ты его не смотрел!..

– Э-эх, голуба! – мягко прошелестела баба Маша, присаживаясь у Женьки в ногах. – Гибче надо быть, гибче! А ты чего удумала – против власти идти! Сломают враз, а то еще чего похуже…

Она подперла сухоньким кулачком острый подбородок и надолго замолчала. Глядя невидящими глазами в растрескавшийся потолок, Женька неожиданно для самой себя произнесла:

– Я ведь не всегда была такой. Я могла за себя постоять! Меня многие детдомовские мальчишки побаивались, не то что девчонки.

– Иди ты?! – очнулась соседка от раздумий и недоуменно уставилась на девушку. – В жисть не поверю! Ты же рыба рыбой. Как привезли тебя сюда, так я сразу тебя и определила…

– Люди часто ошибаются, – перебила ее Женька, приподнимаясь на локте. – Я в детдоме тоже ходила во сне. Меня там и били первое время, и унижали. Больше, конечно, доставалось от воспитателей, но и детишки не отставали. Приходилось как-то приноравливаться и выживать.

– А как же наказывали воспитатели?

– Каждый по-разному. Один любил меня ставить на горох коленками, чтобы не пугала его среди ночи, а другая…

Женька прищурила глаза, вспоминая маленькую, пухленькую, как сдобная булочка, воспитательницу. Та, обнаружив утром вымокшего ребенка на полу в ванной, любила стегать ее толстыми пальчиками по щекам, приговаривая: «Ты у меня будешь спать, как все нормальные дети! Я заставлю тебя быть человеком!»

Лариска…

О ней Женька не могла вспоминать без содрогания. Ей не нужно было спрашивать – кто вымазал ее тетради чернилами. Она доподлинно знала автора многочисленных доносов учителям. Лариска – а это именно она была виновницей всех ее неприятностей – изводила Женьку. День за днем, час за часом. Она не упускала ни малейшей возможности в удобный момент подставить ей ножку. Ее неприязнь с годами лишь крепла, незаметно перерастая в ненависть. Женька, чьи помыслы были чисты и наивны, никак не могла понять природу этого чувства. В конце концов, смирившись, она списала эту ненависть на Ларискино сиротство и перестала обращать на нее внимание. «С годами это пройдет!» – думалось ей. Но, встретив ее однажды в городском парке, где Женька прогуливалась под руку с Антоном, она поняла, что ошиблась. Взгляд, которым та ее удостоила, был красноречивее всяких слов…