— Это моя вина. Я не уследил, — тихо сказал Рюдзаки. — Будь я умнее, то предусмотрел бы, что Ягами Соичиро решит сам выяснить отношения с сыном и надавить на него… Я не успел, Харука.

— Может быть, Ягами Соичиро жив? Может, ты ошибся, и он просто… гуляет где-нибудь… или… или куда-нибудь уехал… или просто вышел…

На этом месте у меня сорвался голос, и я лишь беззвучно заплакала, вцепившись одной рукой в волосы.

— Хотел бы я в это верить, Харука, — подавленно произнёс детектив, — но я уверен на проклятые девяносто два процента, что Ягами Соичиро убит Кирой. Похоже, мои выводы оказались верными — Лайт носит при себе листок из настоящей Тетради. Он подстраховался. А что самое ужасное —

я не могу доказать, что Лайт убил своего отца. Мне придётся довести до конца изначальный план…

Рюдзаки замолчал, а потом продолжил уже совсем другим тоном, полным такой ярости, что я вздрогнула:

— И я клянусь, что принесу в полицию голову Киры в качестве подарка. Он ответит за свои действия. За всё ответит по справедливости. Или я — не детектив L.

Я сидела на полу ванной, сжимала телефон и глядела прямо перед собой, чувствуя, как меня душит глухая чёрная ненависть.

Нет…

Я убью его. Убью этого ублюдка собственными руками. Он слишком далеко зашёл, его надо остановить немедленно.

— Я знаю, что тебе тяжело сейчас, Рюдзаки, — медленно сказала я, не узнав собственный голос, — но мы должны быть сильными. Несмотря ни на что.

— Да… Да, я знаю, — немного удивлённо произнёс детектив.

Кира. Ягами Лайт. Ты пожалеешь. Я заставлю тебя пожалеть, мразь.

— Мы ничего не изменим своими слезами, — сухо сказала я в трубку. — Надо действовать. Если у тебя есть план — приводи его в действие незамедлительно. Кира должен быть наказан. По справедливости.

— Харука…

Кажется, Рюдзаки был растерян, но мне было всё равно. Меня душила ненависть, чёрная и глухая, побеждая скорбь и здравомыслие. Она покрыла собой всё вокруг, застилая мне глаза.

Я заберу у своего бога смерти Тетрадь, а затем вызову Лайта на встречу и запишу его имя в Тетрадь. Я хочу увидеть в его глазах страх смерти, хочу увидеть его лицо, когда он поймёт, что сдохнет через сорок секунд. Нет, сердечный приступ — слишком лёгкая смерть для этого трусливого мерзавца. Я хочу, чтобы он страдал, визжал и катался по полу от боли до самой последней своей секунды…

— Харука! Что бы ты ни задумала — не делай этого, ладно? — раздался встревоженный голос Рюдзаки.

— Что?! — слегка опешила я, кусая губы и пытаясь себя не выдать.

— Пообещай мне, что не будешь делать глупостей, — тихо сказал детектив.

— Я и не собиралась ничего делать, — процедила я.

— И не лги мне. Прошу тебя.

Я замолчала, пытаясь успокоиться. Чёрт бы тебя подрал, L, тебя и твою проклятую догадливость!

— Поймать Киру и наказать его — это моя задача. Я несу ответственность за то, что произошло. Я бросил ему вызов, вызвал на сражение, и я должен довести этот бой до конца — в нём на кону стоят моя вера, мой долг и моя гордость, — веско сказал Рюдзаки.

— Неужели? — закипая от ярости, протянула я.

— Но тебе не нужно рисковать. Ты и так сделала слишком много для меня.

— Я делала это не для тебя!

Рюдзаки запнулся, а потом осторожно сказал:

— Ты не убийца…

— Но я могу им стать, — зло процедила я. — Помнишь, детектив L, ты сам когда-то утверждал это?

— Да, Харука. Я это помню, — с болью в голосе отозвался Рюдзаки. — А ещё я помню, как ты убеждала меня, что Тетрадью смерти нельзя пользоваться. Ни в коем случае нельзя.

Я замерла на месте.

— Я помню, как ты боялась, что я могу стать убийцей. Помню, что ты очень хотела, чтобы все убийства прекратились вообще…

Я моргнула, чувствуя, как моя ненависть отходит на задний план.

— Я помню тебя как добрую и храбрую девушку, которая поддерживала меня своей верой в добро и справедливость, и не оставляла меня, даже когда ей самой было страшно, — продолжал Рюдзаки.

— Эл… — виновато вдавила я, только тут осознав, что сделала ему больно.

О, Боже. Да что же это я, в самом деле… Что я творю?! Ведь он же ни в чём не виноват. Ему так же тяжело, как и мне. Нет, ему в сотню раз тяжелее.

— Мне больно осознавать, что эта девушка теперь хочет пойти на убийство и в итоге встать на тот же ошибочный путь, который когда-то выбрал для себя Ягами Лайт, — тихо произнёс Рюдзаки.

Я вздрогнула.

Может быть, поэтому детектив L ходит, согнувшись в три погибели? От непомерного чувства вины и огромной ответственности за свои и чужие ошибки? И ест сладкое в безмерных объёмах, пытаясь избавиться от горького чувства потери и боли, что накопились за годы его жизни?

— Поэтому, если я хоть что-то для тебя значу, пожалуйста, дай мне слово, что не пойдёшь на убийство, — настойчиво сказал детектив. — Для меня это очень важно, Харука.

К глазам снова подступили горькие слёзы.

— Хорошо… Хорошо, я ничего не сделаю, — выдавила я, утыкаясь лицом в колени.

— Правда?

— Да, я обещаю. Я буду делать всё, что ты прикажешь.

— Ты снова плачешь?

— Нет, — солгала я, утирая щёки рукавом ночной рубашки.

Я опять его обидела, нет, я не хочу, чтобы он думал, будто ничего для меня не значит. Не хочу перед ним притворяться. L не заслуживает такого отношения к себе.

Рюдзаки тяжело вздохнул.

— В свою очередь, я могу пообещать тебе, что скоро с Кирой будет покончено. Я готов на всё, чтобы заставить его ответить за свои преступления. Я тоже повышаю ставки… С тобой свяжутся в скором времени, Мэлло всё тебе объяснит.

— Хорошо, — сглотнув, сказала я.

Я хочу, чтобы он знал это. Он обязан знать.

— Прости, я должен попрощаться. У меня ещё масса дел, и я должен успеть всё подготовить, — сказал детектив.

— Понятно.

Он должен знать. Если что-то пойдёт не так, я могу и не успеть сказать ему эти слова. Вдруг для нас обоих скоро станет слишком поздно?

— Я больше не смогу с тобой связаться. Тебе придётся сотрудничать с моими наследниками. И продолжай вести передачу — это необходимая часть плана.

— Ладно.

А если я только всё испорчу своим признанием? Оно ведь будет ужасно несвоевременным и неуместным. Это слишком эгоистично с моей стороны.

Рюдзаки снова замолчал, не торопясь вешать трубку. Я ждала, раздумывая.

— Грустно… — вдруг произнёс детектив.

Я испугалась обречённости в его голосе.

— Что «грустно»? Что ты имеешь в виду, Рюдзаки?

— Прощай, Харука, — тихо сказал детектив, собираясь вешать трубку.

Я так испугалась, что вскочила на ноги и быстро произнесла:

— Только будь осторожен!

— Конечно, — равнодушно сказал он.

— И не сдавайся!

— Разумеется.

— И не вздумай уходить на тот свет, Эл Лоулайт, иначе я тебя оттуда вытащу и задам хорошую трёпку!

— Не сомневаюсь…

— Потому что я люблю тебя. Больше жизни люблю тебя, L…

В трубке раздался резкий звон расколоченной посуды.

— Что? — полушёпотом спросил Рюдзаки. — Что ты сказала?

— Я люблю тебя. Люблю тебя. Люблю, — нараспев произнесла я, готовая запрыгать на месте. — Прости, мне пора бежать, но мы с тобой ещё встретимся, и с нами всё будет хорошо. До скорого, Рюдзаки. Я люблю тебя.

Выпалив последнюю фразу, я поспешно прервала вызов и отключила телефон.

О, Господи, я это сказала. Не могу поверить, я сказала это.

Ошарашенная собственным поступком, я выскочила из ванной, готовая танцевать на месте.

И очень вовремя, потому что прямо напротив двери стоял сонный и недовольный Миками в своих проклятых трусах в красный горошек.

— Харука, почему ты… — начал говорить он.

— Я опаздываю на работу! — завопила я, страшно выпучив глаза, и быстро помчалась в свою комнату. Миками проводил меня тоскливым взглядом.

О, Боже. Я это сказала. Я сказала Рюдзаки, что люблю его! Всё бы отдала, чтобы увидеть его лицо в этот момент! Надеюсь, он поверил в это. Надеюсь, он не решит, что я его обманываю. Надеюсь, он счастлив сейчас так же, как и я, до отупения!