Как-то Валерий направился к солонцам, куда за солевой подпиткой заходили лоси, козы, кабаны. Здесь-то их и брал на прицел охотник. Основную часть пути он, по обыкновению, преодолевал на тракторе, а дальше по дебрям и кручам шел пешком, привычно прислушиваясь к шорохам и птичьим голосам, говорящим многое о лесной жизни. В этот раз настораживали потрескивания сухих веток, доносящиеся откуда-то сзади. Всегда только сзади. Кто бы за ним крался? Не новый ли сосед по пасеке? Да, звуки глухие, словно из-под лапы тяжеловеса. Но почему он, способный незаметно подкрасться даже к чуткой косуле, так неосторожен? Иной раз и на брюхе может подползти к добыче, а здесь выдает себя с головой! Значит, не таится, напротив, подает сигналы о присутствии.
Вот и охотничий лабаз, сооруженный на дереве, с которого хорошо просматривались подходы к солонцу. Ждать пришлось недолго. В те года леса были наполнены зверем и дичью. Появилось стадо кабанов, из которых охотник присмотрел не самого крупного, чтобы за одну ходку вынести разделанное мясо. Выстрел. Разделал тушу, прикрыв валежником отходы, до которых должен был добраться напарник. Так оно и случилось. Медведь дал знать о появлении на пасеке на третий день, когда управился с кабаньими костями и потрохами.
Так начиналась многолетняя дружба человека и медведя. Оказалось, они лучшим образом дополняли и помогали один другому, используя свои сильные стороны. Совместная деятельность сводилась в основном к тому, что человек подкармливал медведя, а тот охранял территорию попечителя. Постепенно круг сотрудничества расширялся. Каждый участник негласного договора ответственно подходил к исполнению принятых обязательств, ведь оба были сторонниками таежной чести. Новый приятель днями наблюдал за человеком, изучая и осознавая смысл его действий.
Михаил, как прозвал Валерий сотоварища, рьяно относился к исполнению охранных дел. Как-то на пасеку прикатила отдохнуть группа работников Троицкого спиртзавода со своей знаменитой продукцией. Днем, когда шумная компания справляла застолье, Михаил не вмешивался в ход событий, предоставляя пришлым гостям свободу действий, но с наступлением темноты задал им ночной концерт. Он в негодовании ломал сучья, издавая шум и треск, угрожающе рычал, давая понять, что присутствие чужаков здесь неуместно. Валерию приходилось выводить из дома робеющих гостей перекурить или по другим надобностям.
* * *
Осень размашистыми мазками малевала лесную флору, что ни попадя, под желто-багряный окрас. Кустарники, подлески и рощи полыхали под солнцем яркими пожарищами, запасаясь летним жаром в предчувствии скорой стужи и мерзлоты. Осень – сезон откорма обитателей тайги, от мелких зверьков до крупных хищников. Орехи и ягоды, грибы и дикие фрукты – все идет про запас в укромные кладовые грызунов или в жировые отложения зверья. Кабан, усердный рыхлитель почвы, вносил посильную лепту в дело улучшения структуры. Из шишек на припорошенную первым снегом землю осыпались семена, привлекая на кормушку зябликов и синичек. Сохатые поедали грибы, богатые белковым продуктом. Михаил тоже откармливался перед спячкой. Пасечник таскал ему мешки комбикорма, мясные продукты и любимые трутневые смеси. Он уже не носил провиант на косогор, а сгружал к пасеке и, укладываясь на ночевку, слышал усердное чавканье медведя, уплетавшего медовую сладость.
Мягкое наступление зимы – удивительное время в горах Восточного Саяна. Если в летнюю пору белоствольные березки радуют глаз сочной шелестящей листвой, то в зимнее время подиум таежной красоты занимают вечнозеленые стройные ели. Их изумрудные лапчатые ветви причудливо обрастают снежными шапками, скрепленными густой игольчатой щетиной. Остроконечные красавицы в пышных белых нарядах выстраиваются по горному склону дружным ансамблем, ладно примеряясь одна к другой. В отличие от сосен, ели растут не от корня, когда под кроной открывается свободное пространство, а с верхушки, и тогда нижние, более разросшиеся, ветви стелются по земле сарафанным подолом, образуя с верхними ярусами высокие стройные силуэты. Так и стоят в белых подвенечных нарядах зимние невесты на выданье, пока по весне горячие солнечные лучи не растопят их снежные покровы.
Лес – это убежище и кормилец, дом родной для своих жильцов, дом со своей крышей, стенами и уютными мансардами, разместившимися по кронам и стволам деревьев. Зимой в нем, как и во всяком доме, теплее, а летом – прохладнее, чем на открытых пространствах. Снег не уплотняется настом, а служит зверям и зверькам легким пушистым одеялом, спасающим от холода и пронизывающих ветров. Да и ветра-то в лесу нет, если и налетит, то пронесется гулом по верховьям, стряхнет нависшие по ветвям снежные шапки, не нарушая внутреннего лесного покоя.
Следы косолапого напарника вели в сторону ельника. Глухой ельник, которого сторонятся звери, – вполне подходящее место для берлоги, куда не заходят охотники. В облюбованном уголке медведь строит шалаш, надломив верхушки молодых елок так, чтобы они служили ему крышей. Пол зимнего домика он выстилает ветками, мхом, травой и укладывается калачиком на приготовленную перину. Валерий попытался сосредоточиться на образе мохнатого напарника. Да-да! Валерию виделась грузная неподвижная фигура, свернутая калачиком, с подтянутыми задними лапами и слабо исходящей энергией. Медведь спал.
* * *
Михаил основательно взялся за охрану пасеки, бесценной кладовой медвежьего лакомства. Он перекрыл все подходы к медовой фабрике, не допуская даже медведицу с медвежатами, приходившимися ему детьми. Привязанность младшего брата к старшему росла год от года. Топтыгин, словно собачка, сопровождал Картошкина в лесных походах, шел чаще сзади, не переступая границу прямой видимости. Это была не назойливая, но сверхнадежная защита. Валерий не боялся близкого присутствия зверя, напротив, чувствовал себя рядом с ним в полной безопасности. За сбором ягоды он примечал, как его дружок тоже лакомится вблизи, пыхтит за своим занятием. Дистанцию безопасности он сохранял неукоснительно. Когда видел старшего брата, отходил в сторону, и тогда примятый тяжеловесом мох приподнимался, расправляясь и принимая былую пышность.
Не ограничиваясь задачами охраны, Михаил вдруг выступил в качестве загонщика! В тот день Валерий подался на тракторе к дальним солонцам за крупной добычей, не сомневаясь в том, что косолапый сопровождающий увяжется за ним. Он издалека и безошибочно угадывал в лесной тиши звук трактора и всегда шел на знакомое тарахтение. Непроезжую часть пути охотник одолел пешим ходом. С высокогорья хорошо просматривались все подходы и пологий спуск, поросший мелколесьем и кустарником.
Показалась добыча. Крупный лось бежал спокойно, не в полную силу, откинув назад голову в великолепном обрамлении ветвистых рогов. Чуть позади – другой, поменьше. Сохатые не опасались медведя, зная, что он не выдержит долгого бега. Они словно дразнили его, не зная того, что знал настойчивый преследователь, умело выводивший лосей на засаду. Охотник видел временами, как медведь бежал по ровной местности, словно хорошо отлаженная машина, а на подъемах даже ускорялся, мощно отталкиваясь от земли задними длинными ногами. Вот это загонщик! Кто из охотников, пусть даже целой бригадой, выполнил бы подобные маневры? Не зря же Миша недавно разогнал всех двуногих помощников.
Гон приближался к линии огневого поражения. Первый же выстрел оказался удачным. Второго рогача охотник отпустил. Хватит им на двоих и одного лося. Началась разделка. Загонщик, блестяще исполнивший партию подручного, притих в ожидании пиршества. Валерий сложил порцию отходов в сторонке, а один из мешков, с отборными частями туши, отнес к трактору. Вернувшись, увидел, что напарник пользуется оставленной ему долей: тот прекрасно разобрался, кому какая порция предназначена. Так и повелось в охотничьей бригаде.
Другая история на охотничьей тропе, когда напарники пошли на изюбря, едва не закончилась трагически для охотника по его собственной вине. Следы указывали на присутствие вблизи крупного быка, которого Валерий решил приманить звуками горна. Это был обыкновенный инструмент, без которого не обходился ни один пионерский сбор. В него вставлялась, опять же, обычная катушка для ниток с прилаженной резиновой полоской, вырезанной из перчатки. Усовершенствованная труба издавала лосиные крики так достоверно, что на уловку поддался и медведь, непревзойденный знаток тайги.