Эйити обернулся.
Тахара в ответ пробормотал невесело:
— Полагаю, мы больше уже не увидимся.
— М-м. — Эйити покачал головой и повернулся спиной к человеку, который был его другом со студенческой скамьи. — Что я могу сделать, раз ты так считаешь.
Свист
Айко приснился сон.
Она ходила к мужу на могилу. В больнице самым большим ее желанием было до операции привести в порядок его могилу.
Купив цветы и позаимствовав ведро и метелку, она неслышно шагала по погруженному в тишину кладбищу.
Почему-то во сне действие происходило осенью. Она обратила внимание, что там и сям могилы были украшены хризантемами. Вокруг могил разрослись космеи.
«Хорошо бы посадить у него космеи», — подумала Айко.
Эти цветы буйно цвели в Нигаве, в саду при родительском доме ее мужа. Осенью сад пестрел розовыми и белыми цветами. Пчелки с жужжанием перелетали с цветка на цветок в поисках нектара.
Иногда мужа отпускали домой с военно-морской базы в Курэ, где он служил. Ему безумно нравились эти цветы.
— Мы их специально не сажали… Ветер принес откуда-то семена, и вот что получилось, — рассказывал муж.
Поэтому в округе не было ни одного дома, где бы не росли космеи. Ветер переносил невесомые семена, и цветы разрастались вдоль дороги.
Айко повыдергивала окружившие могилу мужа хилые сорняки, смела их веником, вылила воду на могильный камень.
— Я не смогу приходить к тебе какое-то время. Мне должны делать операцию, — прошептала она, сложив перед собой руки. — Извини.
— У тебя операция? — спросил ее на ухо муж. Его голос звучал молодо, как в то время, когда муж ушел на войну и не вернулся.
— В жизни человека бывают моменты, когда ему приходится идти в бой. Сейчас наступило время твоей войны. Ты должна вытерпеть и победить, как бы тяжело ни было!
— Да!
Айко верила, что сможет превозмочь себя, выстоять и вытерпеть.
— Все будет в порядке. Я ведь со всем справлялась, когда нас эвакуировали в Сюдзан.
— Именно!
Она увидела перед собой мужа. Он кивнул, его мужественное загорелое лицо озарила улыбка. Белоснежная, ослепительная.
— В поле у меня здорово получалось. Даже местные крестьяне хвалили. Как же мне хочется угостить тебя овощами, которые я выращивала!
Айко представила, как управляется с мотыгой. До того она никогда не держала ее в руках, но благодаря силе воли смогла справиться с этим инструментом. Думая о погибшем муже, разговаривая с ним, она вспоминала, как вспахивала поле мотыгой. День за днем, день за днем. Выматывалась так, что, когда наступали сумерки и солнце закатывалось за горную гряду Китаяма, буквально валилась с ног от усталости. Это был лучший способ забыть о своем горе.
— Самое тяжелое для тебя время было, когда ты узнала, что я погиб? — спросил муж.
— Да. И еще когда мы запустили воспаление легких у нашего малыша. Я так виновата перед тобой…
— Не надо. Просто врач тогда не смог приехать.
Айко покачала головой, стараясь отодвинуть в памяти день скорби…
Почувствовав чье-то присутствие, Айко чуть-чуть приоткрыла глаза. В дверях палаты стояла медсестра. В правой руке она держала корзину цветов.
— Как вы себя чувствуете, Нагаяма-сан?
Айко едва заметно улыбнулась. Это усилие потребовало всех ее сил.
— Тут вам цветы прислали. Поставить в коридоре?
После того как состояние Айко ухудшилось, все цветы в горшках, которые стояли в ее палате, вынесли в коридор. От их аромата ей было трудно дышать.
— Да, — едва слышно отозвалась она. — От кого?
Медсестра сунула руку в корзину и достала маленький конверт.
— Как это читается? Хэймоку[40]? Два иероглифа. Хэймоку… Я поставлю в коридоре. Скоро придет доктор. Если вам что-то понадобится, нажмите на кнопку…
Хэймоку… Нет! Хирамэ. Воспоминания далекого-далекого прошлого ожили в голове Айко. Тот парень из школы Нада. Они все время бегали за ней и ее подругами.
«Но почему Хирамэ?..»
Сквозь туман в голове Айко вспомнила, как к ней приходил приятель Хирамэ. Он рассказал, что Хирамэ взяли в армию и он там умер, и достал из кармана авторучку. Это она тоже помнила.
«Человек погиб… как же он корзину с цветами?..»
Однако охватившие Айко усталость и апатия не давали ей разобраться, как такое может быть. Она уже не отличала живых от мертвых. Смерть уже опускала свой покров на ее лицо, подобно тени, которая заглянула через окно в ее палату.
Теперь ей снился другой сон. Ночь, когда в Сюдзане умер ее малыш.
Врача все не было. Человек, отправившийся за ним, вернулся и сказал, что доктор уехал к больному в другую деревню и приедет не раньше чем через два часа.
Ребенок спал в маленькой кроватке, его личико пылало, белки закатились. Он дышал тяжело — дыхание больше походило на хрип. Айко клала ему на лоб мокрое полотенце, которое почти сразу приходилось менять на другое.
Едва слышно звякнула на печке жестянка с лекарством. Свекор Айко стоял в коридоре перед стеклянной дверью.
— Снег пошел, — пробормотал он с болью в голосе.
Уже поднималась серая вечерняя дымка. Айко видела, как в ней танцуют крупные белые снежинки.
— Ну где же врач? — раз за разом бормотал себе под нос одну и ту же фразу свекор.
Во сне Айко почувствовала, как кто-то поднимает ее левую руку, и вновь открыла глаза.
У ее изголовья стояли Утида и Курихара. Им показалось, что она еще спит.
— Прекратите инъекции.
— Хорошо.
— Жаропонижающее давали?
— Два часа назад.
— Что ж, через два-три дня может наступить кризис.
Измученная Айко краем уха слышала обрывки этого разговора.
В тот вечер Эйити опять вернулся домой довольно поздно. Одзу слышал, как сын устало мыл руки в туалетной комнате. Он понял, что изменений к лучшему в состоянии Айко не произошло.
— Добрый вечер! — Эйити чуть отодвинул створку фусума[41] и, просунув голову в щель, заглянул в гостиную.
Одзу окликнул сына, когда тот прямо из туалета направился к себе вверх по лестнице:
— Может, чаю выпьешь?
— Нет. У меня еще дела есть.
— И все-таки давай посидим.
Эйити недовольно посмотрел на домочадцев, но все-таки вошел в гостиную.
— У тебя вид усталый.
— Угу.
Эйити взял протянутую матерью чашку и громко отхлебнул чай. Одзу не сводил с него глаз.
— Как твоя пациентка?
— Пациентка?
— Плохо дело?
Эйити отставил чашку.
— Похоже на то. Мне кажется, у нее рак в последней стадии.
— Жалко ее, — вздохнула мать. — Может, операцию сделать?
— Сделали уже. Но если случай запущенный, и операция не поможет.
Обычно Одзу не раздражала такая манера Эйити говорить о вещах. Но в этот раз безответственный тон сына задел его, и он спросил:
— Если вы знали, что это не поможет, зачем тогда оперировали?
— Потому что операция успокаивает пациента, хотя бы на время. Кроме того, разрезав пациента, можно определить, как далеко зашла болезнь. Гораздо точнее, чем с помощью рентгена и другого оборудования. И это дает данные для исследований.
— Выходит… ты ее оперироал, чтобы получить данные для исследований?
Одзу уловил нотки гнева в своем голосе.
— А она… эта Айко Нагаяма, — озадаченно глядя на отца, проговорил Эйити. — Ты ее знаешь?
Одзу заметил, что не только сын, но и жена с дочерью — все смотрят на него. Было слишком поздно.
— Да, я ее знаю, — сказал он негромко. — Когда я учился в школе Нада, она ходила в женскую гимназию Конан.
— Как же ты узнал, что ее положили в больницу, где работает Эйити? — с недоверием спросила Нобуко.
— Когда я ходил туда к Эйити, я случайно увидел табличку с ее именем. Вот и все.
— Правда?
Одзу скривился и, взяв в руку чашку с чаем, сказал:
— Муж Нагаямы-сан был блестящим морским офицером. Он погиб в сражении, и ей пришлось многое пережить.