Время от времени я заглядывала в “Chocolatte”, где мы весело болтали с Эмми. Я продолжала ходить на занятия по стрельбе из лука, фехтованию и на плавание. Линду выпустили, но переместили почти в противоположную башню. Мы еще долго с ней никак не пересекались. Однажды в марте я увидела, как она отходила от огромной доски объявлений. Моя бывшая соседка походила на зомби, с безразличным видом, как Аня Морозова. Михаэль невзначай напомнил о том, что заместитель декана моего факультета занимается промывкой мозгов у обычных людей. Возможно, срыв Линды был связан не только с Умником, но и с тем, что она стала обращать внимание на то, что пряталось под элегантной вуалью лжи.
До боли, как от сильного сжатия зубов, мне было жаль бывшую соседку. Быть человеком в мире, где за каждым углом может оказаться совсем «иной» тип, страшновато.
Но как гласила надпись на кольце Соломона: «Все проходит и это пройдет» – любимая фраза моей бабули. Я не видела ее чуть больше года, и боюсь, что стала забывать дорогие черты. Спасало то, что ее облик четко был отпечатан в моем сердце, и когда мне было очень плохо, я заглядывала в себя и вспоминала ее. Умные вещи, которые бабуля говорила, сам ее слегка хрипловатый голос, и сразу же становилось легче. Я уверена, что найду ее рано или поздно. Безусловно, лучше рано, чем поздно, но лучше поздно, чем никогда – уж простите за каламбур и возможные штампы в речи.
Из-за моего нетерпения дни казались длиннее, а время тягучее, как нуга. Но в одно утро случилось то, чего я не ожидала. Проснувшись на заре, я сладко потянулась после сна, протерла глаза. Повернулась в сторону соседней кровати и обнаружила сидящего на ней Франциска Ливьена. Только он как-то просвечивал что ли, отчего казалось, будто это приведение. Но это был он, личной персоной. С взволнованным видом, взъерошенными волосами и застывшим вопросом в глазах. Как давно я не видела его, даже не вспоминала тайком по вечерам. И все-таки это был именно Франциск, и он чего-то ждал.
9
В связи с таким неожиданным визитом я решила прогулять весь день, кроме, разумеется, плавания вечером. И даже не пошла завтракать, так как Франциск в приеме пищи не нуждался, а мне больно сильно хотелось узнать его новости. Парень начал с того, что безумно рад, что я пребываю в целости и здравом уме. Но больше всего его, конечно же, удивил тот факт, что я в теле. А меня в свою очередь то, что он обнаружил меня. На что француз ответил так:
- Это, безусловно, странно. Но я вижу тебя, - во время речи, активно помогал себе жестикуляцией, - я вижу оболочку, в которую ты заключена, но при этом в этих же чертах просвечиваешь ты.
- Да, это и вправду как-то странно. Но я уверена, мы сможем это выяснить позже, а сейчас расскажи мне лучше, где ты был, и что случилось тогда в поезде?
Франциск выдал, вполне схожею с моей собственной, идею о том, что у девушки, в чьем теле я нахожусь, должно быть, была вторая половина камня. И когда ее организм был доведен до состояния клинической смерти, что-то сделало ее пульс настолько слабым, что привело к похоронам. Главное, что бы это ни было, оно привело к состоянию отделения души от тела. Но так как пульс был, хоть и очень-очень тихим, в момент, когда душа вышла из тела – оно освободилось. А так как первая половина камня была у меня, то, соответственно, я заняла ее место. Но куда делась сама Дора? Неизвестно.
- Погоди, а как же мое тело? Ведь если я здесь, то оно либо погибло, либо в него вошла чья-то иная душа? – эта мысль пугала меня больше всего.
- Версия хороша, но как же я? За твоим телом, как и моим, следят специалисты и искусственно поддерживают жизнь.
- Тогда почему твое лицо стало мрачнее при упоминании моего тела в Англии? – настороженно поинтересовалась я.
- Да я просто вспомнил, что там творилось все это время…
Встревожившись, я спросила, как долго он был в доме Джонсонов. Франциску пришлось начать с самого начала или, вернее, с конца. В общем, с того момента, когда мы ехали в поезде, и я исчезла. Молодой человек поделился тем, что был смятен и шокирован – ведь я просто взяла и исчезла. Поначалу он не знал, что делать. Но потом вернулся в Англию в дом Джонсонов и на неопределенное время поселился там. При этом отслеживая состояние моего тела или оболочки, как он называл, а заодно присматривая за остальными жильцами. Лео каждое утро и вечер приходил пожелать мне доброго утра и спокойной ночи, но няня быстро выводила его прочь. Спустя какое-то время все они свыклись с мыслью, что так будет продолжаться долго.
Периодически в гости приходил Марк (я поняла, что это был он, из описаний француза), и они с Джеем долго беседовали. Ведь поначалу, когда со мной все это случилось, ребята заподозрили, что Маделин может быть причастна к этому, потому как загадочно она исчезла. Сказала, что отправляется то ли во Францию, то ли еще куда-то, а самой след простыл. Марк пытался ее найти, но поиски сами собой прекратились. Через месяц Маделин объявилась. Естественно, на нее накинулись с расспросами и обвинениями. И вот тогда ей пришлось расколоться. Женщина рассказала, где она так часто и надолго исчезала. Франциск был там и все со скучающим видом слушал и наблюдал. Прошло еще какое-то время пока однажды вечером мой собеседник случайно не наткнулся на любопытный рассказ Маделин. А именно, она повествовала о воскресшей девушке по имени Дора Рэй – восемнадцатилетней художнице.
- Сперва, я не придал этому значения. Маделин ведь объяснила, какие здесь учебные заведения и кто в них обучается. Но затем она объяснила свое смятение. Что странные вещи происходили, например, с ее вертолетом.
- Поясни, - попросила я.
- Маделин оставляла его с полупустым баком, - разве? – а ближе к вечеру бак был полон. – Это наверняка работа Тима, - там еще что-то с камерами было странное. Но она с какой-то стати все связывала с твоей новой оболочкой. Мол, «эта Дора больно прыткая и ходит, как лейтенант Коломбо», - он удачно повторил интонацию и голос мисс Розенберг.
Я засмеялась, не думала, что произвожу такое впечатление. Около часа было потрачено, чтобы вкратце изложить только рассказы Маделин.
Так получилось, что относительно много вопросов я задавала о самих Джонсонах. Франциск рассказал, что Элинор и Филипп прекратили тусить на какое-то время, но потом вернулись к типичному богемному образу жизни. Грейс и ее хаски в основное свободное время сидели у моей постели. А мой милый Мартик даже позволял Миллс вылизывать себя, правда, Гровер слегка ее ревновал. По тому, с какой точностью Джей приходил проверять данные на аппаратуре, можно было сверять часы. Все остальное время мой друг, не вылезая для приема пищи – еду ему приносили туда – проводил в своей лаборатории, что раскинулась под всем домом. Грубо говоря, он сидел в подвале. Франциск, было, принялся мне объяснять, что Джей делал там, но я грубо перебила на то, как он нашел меня.
- Это оказалось проще, чем плюнуть в небо, - самодовольно молвил он, - в очередной раз я просто сел вместе с Маделин. Потом с недельку побродил по окрестностям, а вчера вечером заметил тебя. Хотя честно, поначалу не понял, а потом до меня дошло, что с тобой случилось.
Ближе к вечеру парень вспомнил, что я «в оболочке, у которой есть физиологические потребности, в том числе прием пищи». Ужин был самый поразительный в моей жизни и не потому, что я вкушала что-то особенное, а потому, что напротив меня сидел тот, кого никто не видел, кроме меня, разумеется. Мне приходилось только слушать и не задавать встречных вопросов, иначе окружающие решили бы, что у меня крыша «сдвинулась». Впрочем, на меня все равно оборачивались. Ведь мое лицо невольно искажала гримаса тихого ужаса, когда сквозь Франциска кто-нибудь проходил.
После его появления в моей комнате с утра, у меня словно второе дыхание открылось. Или нет, вернее будет сказать, я задышала той жизнью, из которой он прибыл. Каждая клеточка моего сознания будто четко понимала, что пора возвращаться домой… Домой… Какое странное слово. После многих лет странствий с бабулей у меня вдруг появилось место, которое я со всей трезвостью ума и любовью сердца могу назвать домом. Ведь дом, это не просто место, где живут люди. Дом – это там, где собралась семья, пусть в ней даже большинство не родственники физически, но духовно. Их объединяют общие истории взросления, интересы или история жизней в целом. Дом Джонсонов, как что-то непонятное, собрало под свой покров всех униженных и приниженных. Но все же это дом, в котором жила семья. Грейс и ее хаски не являлись кровными родственниками Джонсонам, но девушка росла вместе с ними – они все, что у нее есть. Нет, не так, они все, что сейчас было у меня. Ведь я не располагаю информацией о местонахождении своей бабули, не веря в фарс, что был, казалось лет сорок-пятьдесят назад, но в действительности всего лишь год с небольшим.