В настоящее время школа помещается в доме начальника округа и помещение это более чем роскошное, ему могут позавидовать многие наши прогимназии. В школе более 60 учеников, живущих пансионерами, и все порядки, отношение преподавателей к ученикам, самое преподавание, содержание учеников не оставляют желать ничего лучшего, но беда вся в программе.
Чтобы поправить это дело, как я уже упомянул, кабардинцы составили приговор о том, что они вполне гарантируют все расходы, нужные для преобразования школы в прогимназию, и при последней сделать отдельные классы для желающих или, вернее, недостаточных, где бы преподавались основания земледелия и скотоводства, а также ремесла: столярное, слесарное и кожевенное, как самые необходимые в крае.
Тот, кто имеет средства и желает получить высшее образование – пусть, мол, проходит общий курс прогимназии, а неимущий должен сделать из себя человека все-таки полезного обществу и краю.
Мысль хорошая, но уже при своем рождении она, кажется, встречает себе преграду. Несмотря на готовность всего народа, на сочувствие и непосредственное участие начальника округа, запятая уже вышла в том, что когда предложили учебному персоналу школы составить новые программы, то он весь выразился против прогимназии.
Дело совершенно понятно: по существующему законоположению почти никто из нынешних преподавателей не имел бы права занять должность учителя в прогимназии и при осуществлении плана придется всем им оставить насиженные местечки. Не знаю, чем кончится это дело…»
Более осведомленный в делах школы автор статьи в газете «Терские ведомости» за 1879 г. с подписью «П. Ч-в» (очевидно, смотритель Павел Чернов) был настроен не столь благодушно. Оказывается, общественности пришлось приложить определенные усилия, чтобы сохранить саму школу, которой «грозило закрытие, по неимению для нее удобного помещения с пансионом». Учебное начальство планировало преобразовать Нальчикскую горскую школу в городское училище (т. е. формально повысить статус), но вместе перенести ее в Пятигорск (поскольку Нальчик был слободой, а не городом). И только решительные действия педагогов (думаю, заботившихся не только о своих «насиженных местечках», но и об интересах учеников), поддержанные начальником округа, позволили оставить школу на месте, обеспечив ее пристойными материальными условиями.
Одновременно принимались меры по изменению учебной программы, чтобы дать возможность выпускникам продолжать образование в реальных училищах. Автор статьи уточняет содержание приговора, о котором упоминал П. Остряков. В нем шла речь не только о предоставлении школе «свободного инженерного дома», но и «пополнении курса ее наук введением французского языка и естествоведения», а также «усиления обучения ремеслам».
Кроме того, проектировался специальный класс для подготовки аульных учителей, так что, по заключению автора статьи, «если программа этой школы будет применена к соответствующим классам реальных училищ или военных прогимназий, то окончившим курс дан будет двойной исход: или, при знании одного из новейших языков, поступать в средние учебные заведения, или же со знанием местного языка, вступать на учительское поприще, для правильной цивилизации родного края»[33].
Впрочем, все эти проблемы вряд ли волновали первоклассника (вернее, «приготовишку») Баранова.
А вот что осталось в его памяти: «В начальном отделении, куда я попал, учителем был невежественный и грубый человек Стригуненко. Учить он не умел, зато был большой мастер давать щелчки сразу тремя пальцами. У него я ничему не научился, притом же и убегал часто из класса».
Трудно сказать, насколько справедлива эта характеристика.
Вот что удалось почерпнуть об этом человеке из документов и печатных источников.
21 января 1870 г. старший аптечный фельдшер при 7-м Кавказском линейном батальоне (расквартированном тогда в Нальчике) Стрыгуненко обратился к старшему врачу батальона Лесневскому с просьбой содействовать во взыскании денежного долга с двух горских офицеров (Бермамытова и Седакова). Из последующей переписки выясняется, что в 1865 г. названные офицеры проживали на квартире у Стригуненко и задолжали ему за квартиру, а кроме того, заняли деньги у его бабки солдатки Поповой. Тогда сам заявитель был старшим аптекарским учеником. Рапорт по тому же делу от 30 декабря 1871 г. подан уже учителем Нальчикской горской школы Потапом Стрыгуненко начальнику округа. Факт, что аптекарский фельдшер Стрыгуненко и учитель с той же фамилией – одно и то же лицо, подтверждается сличением подписей под обоими рапортами[34]. Таким образом, Потап Стрыгуненко (как он сам писал свою фамилию) стал учителем в течение 1871 г. О том же говорит справка от августа 1872 г., в которой Стригуненко назван «вновь назначенным» учителем приготовительного класса, который к тому же безвозмездно давал учащимся уроки пения. Ревизор, проверявший работу школы, отозвался о Стригуненко с похвалой, написав: «Усердие и умение его требуют хотя бы малого вознаграждения». В 1872 г. учитель обратился с просьбой об отводе от 3 до 5 десятин земли «с целью рационального разведения пчеловодства и ознакомления воспитанников местной горской школы с правилами этой науки».
К этому времени он был достаточно зрелым, женатым человеком. Судя по документам, помещенным в сборнике документов «Народное образование в Кабарде и Балкарии в XIX – нач. ХХ в.», у него были обширные планы по развитию просвещения. Несмотря на отсутствие систематического образования (сам он называл себя самоучкой), он вознамерился стать не просто учителем начальных классов, но и педагогом, способным готовить других педагогов.
В 1870-е гг. система российского народного образования находилась в стадии модернизации, как и другие сферы общества – ведь в стране продолжались «великие реформы», начатые отменой крепостного права в 1861 г. Именно так расценивал расширение школьной сети в Георгиевском округе его начальник, выступая на церемонии открытия Нальчикской начальной школы для мальчиков 2 февраля 1873 г. В передаче газетной корреспонденции, автором которой был, вероятно, уже знакомый нам учитель Чернов, начальник Георгиевского округа высказал, насколько «обожаемый монарх заботится о своих подданных, уничтожая после крепостного права последнюю преграду к братскому слиянию всех сословий повсеместным введением грамотности».
Примечательно, что преподавание в новой школе было возложено на женщину, дочь подпоручика Анастасию Семеновну Петрову. Объясняя это необычное назначение, автор газетной заметки резюмировал: «Не распространяясь о многих данных в преимуществе женщины в деле народного воспитания, в особенности в неотразимом ее влиянии на нравственную сторону детей, скажем, что привет и ласка размягчает сердца, загрубевшие под корой невежества, а доброе семя, садимое по руководствам Корфа, Ушинского, Дистервега, даст благоприятный результат в образовании крестьянских мальчиков нашей слободы. При правильном ведении дела, согласно современным требованиям педагогики, с которыми достаточно ознакомлена уже преподавательница, практиковавшаяся в первоначальном обучении в здешней горской школе, предвидится несомненный успех открытого заведения»[35].
Корф Николай Александрович (1834–1883) – русский педагог, разработавший систему начального обучения, в основном, принципы 1-классной земской школы с 3-годичным сроком обучения, предложил методику ведения урока при одновременном занятии с тремя классами, пропагандировал воскресные повторительные школы. В 1871 г. написал книгу для чтения как дополнение к «Родному слову» К. Д. Ушинского.
Дистервег Фридрих Адольф Вильгельм (1790–1866) – немецкий педагог, доктор философии. Обосновал принципы массовой народной школы. Автор свыше 20 учебников по математике, немецкому языку, естествознанию, географии, астрономии. Разработал дидактику развивающего обучения.
