Борис Рифкин
Поэтика перевода
Адольф Эндлер
Песнь об усердии
«…страдающая плодотворной импотенцией.»
Гюнтер Кунерт
Оставьте же меня! Пускай поется
Песнь об усердии, в чем я мастак.
Сто строк мое усердие добьется
И рифм двойных полтинник. В общем, так!
Пусть эта песнь, старанье воспевая,
Строку шестую миру принесет
(Уже была), теперь строка седьмая,
Расправив крылья, понеслась вперед.
Никто не в силах, право, состязаться –
Быстрее всех поэзия моя!
Усердие, о братья-кантианцы,
Усердие, что часто видел я
В героях наших. Духом же воспряньте!
Усердие не станет ли венцом?
Но отвлекитесь на мгновенье, гляньте:
Уже строка шестнадцать налицо!
Падет ли дождь, иль небо просияет
Желанной сотней строк! и до сих пор
Усердие мое благословляет
Его апостолов чудесный хор:
«Усерден будь! Все прочее – отходы!
Бедняга же, кто смысла не поймет!»
Услышит ученик старанью оды,
Учитель выразительно кивнет:
«Вперед, вперед!» Останусь верен чувству,
Покуда мысли будут горячи,
Я сотню строк сажаю, как капусту,
Кладу я рифмы, словно кирпичи.
Пускай они хоть месяц не со мною,
Достигну я вершины все равно,
Родится гимн, что будет с кол длиною
И увлечет не хуже, чем кино!
Упорство закипит в геройской драке!
Всех выше я – усердия волна
В прах разметает денежные знаки
Регалии, медали, ордена!
На эти поэтические шаржи
Не искренность подвигла, не любовь;
Строка к строке, подобно грядкам спаржи.
Усердие провозглашает вновь:
Строку сорок один дарю планете!
Сорок вторая уж ее теснит!
Строкою воздух полон сорок третьей!
В ушах сорок четвертая звенит!
Особая понадобится рифма
К строке пятидесятой мне потом –
Быстрей поток стремительного ритма,
Что, словно всадник, потчую хлыстом.
Спешит к заветной линии финальной
Усердие! и пульс внутри застыл!
Строка пятидесятая! Печально,
Как скоро прочь! Триумфа жаркий пыл
Меня торопит снова в путь неблизкий:
Две, три строки, четыре, боже мой, –
Пожалуйста, готово место в списке
Строке случайной, пятьдесят седьмой!
«Как просто и безжалостно похищен
Бесцветных строк тоскливый каламбур;
Тому, кто скромен, лишь духовной пищей
Воздай по праву! Может, перекур?..»
Вот дьявол! Ох, старается, уродец,
Но ни за что меня не завлечет.
От рифмы к рифме, как канатоходец,
Усердие пиитово течет:
Строка шестьдесят пятая, о братья!
Достигните – взываю тщетно к вам, –
Высот моих! О том могу ль мечтать я?..
(Усердие, усердие мой храм!)
Приму, невольно радуясь успехам,
Строку семидесятую в расчет!
Улыбкой возразите или смехом, –
Семидесятая: усердию – почет!
Усердной лиры сладостные звуки
В который раз забвенье принесли, –
«Освобождайтесь из объятий скуки!
Не семьдесят восьмая это ли?»
Нет, нет, всего лишь семьдесят седьмая!
Вот семьдесят восьмую я вершу!
(Ах, строки, прочь, снежинками порхая…)
Уж восемьдесят, милости прошу!
Хоть над строкою восемьдесят первой
Не размышлял особенно поэт,
Стихи толпой раскатистой и нервной
Гнетут его и мучают, – О нет!
Неужто смерть появится с косою,
Которой не был ни один прощен?
И я черкаю трепетной рукою…
С усердием подобным обручен,
Пройдет ли кто тернистую дорогу?
Откроется ли истинная цель?
Иссякнут ли все силы понемногу?
«Так в чем же смысл? Играл ты неужель?!»
Герой напрасно слабостью страдает, –
Ведь прусскому поэту будет честь
В надежде, что с лихвою оправдает,
И радость в строчке девяносто шесть!
Но девяносто семь! Блестящей нотой
Усердие поздравить я спешу
И завершаю песнь строкою сотой:
«Где сорванец, что вешал нам лапшу?!»
Генрих Зейдель
Весна
Таинственный шелест, таинственный всплеск…
Откуда столь яркий, столь солнечный блеск?
Ручей провещал мне: «От долгого сна
Весна пробудилась! Проснулась весна!»
Но что за цветение воздух пьянит?
Так радостно ветер о чем говорит?
Шепнула мне роща: «Ведь это она!
Весна наступает! Приходит весна!»
Так что же за флейта звучит все сильней?
И трелью в ответ залился соловей:
«Ликует природа, весною полна!»
Теперь-то я понял, что значит весна.
Готфрид Бенн
Поля неблаженных
Мой ум наполнился тоской,
Я навсегда утратил веру…
Вот бы стать бухтою морской –
Красивой гаванью, к примеру.
Пускай хоть кто-нибудь живой
Подарит новое сознанье,
Источник с чистою водой
Да охладит мое дыханье.
Как будто, в непонятном сне,
В большой и трепетной надежде
Желанье жить спешит ко мне –
И я уже не тот, что прежде.
Иней
Будто бы туманной пылью,
Белым шелком разодев
Полуночную мантилью
Сладко дремлющих дерев,
Засиял с небес упавший
Мягким облаком седым,
Погружая мир уставший
В темноты прекрасной дым.
Песнопения
1.
Кто наши предки – сложная загадка…
Согреет ли их сердце благодать?
Рождаться, жить и умирать – как сладко!
Как горько безысходность осознать…
То дюн гряда холмистым очертаньем,
То водоросли пряная лоза,
То вдалеке, плененные страданьем,
Летает чайка, реет стрекоза…
2.
Презрения влюбленные достойны!
К чему сомнения, отчаяния вздох?
Мы, Боги бедные, лишь потому спокойны,
Что нас не оставляет Главный Бог.
Царит покой волшебной атмосферы,
Увешан звездами вечерний небосвод,
Скользят в лесах бесшумные пантеры
И море одинокое зовет…
Могилы
Он зло творил бессонными ночами –
Как вспоминал забытую любовь, –
Ломая кости, лязгая зубами,
Сдирая кожу и пуская кровь.
Под звук эгейских флейт не гибнут люди.
О, сколько плоть в себе таит врагов!
Шумят моря, и кровоточят груди
От знойных, летних, дивных берегов.
Синтез
Свою судьбу опять прощаю
В молчанье скорбном и глухом,
И одиноким маяком
Ночь сам себе я освещаю.
Когда проходят через ад,
Обычно радуются жизни,
Но все, чему я ныне рад,
Сокрыто в сладком онанизме.
Я правил миром по ночам,
Презрев свое изнеможенье,
И, наконец-то, замолчал,
Признав от смерти пораженье…
Избавление
Всё в той же позе возлегает,
Дрожь на лице,
И тело тает
В стальном кольце.
Прекрасный нимб над ней, и сразу
