– Ага, одноклассницы, – она потёрла нос. – Пить так хочется.

– Пойдём, я куплю тебе воды.

– Может, по пиву?

Я посмотрел на неё с улыбкой:

– Ну давай по пиву.

Мы направились в сторону ларьков.

Все происходило странно и непредсказуемо – с самого момента появления Маши в образе старца с пистолетом, с помощью которого (пять пуль – пять точных выстрелов) она лишила меня жизни в виртуальном мире «стрелялки». Я даже не помню, кто из нас предложил встретиться – в парке культуры и отдыха. В нашей встрече действительно было что-то и от культуры, и от отдыха: немного пива, немного разговоров, немного каруселей. Старые деревья проносились и мелькали мимо, быстрее и быстрее. Потом Маша попросила меня посадить её на такси, но не провожать.

Я не понимал, к чему это все.

Но когда смотрел на Машу – неожиданно чувствовал в ней как будто ту же самую субстанцию, из которой состояла серебряная нить в моих кошмарах. Только теперь ощущение её присутствия рядом со мной вызывало скорее радостное волнение, чем ужас (хотя смутная тревога тоже присутствовала). И ещё невероятное любопытство.

Вечером у меня были актёрские курсы. Моё третье занятие, но я уже представлял себя играющим самые разные роли, от милиционера до Калигулы, от бомжа до Гамлета, и так далее. Абонемент на десять занятий актёрского мастерства мне подарила Лена, на мой день рождения.

В тот день в группе нас было двенадцать человек. Неуклюжий и жалкий, с худым лицом и пятнистой черно-серо-белой бородой, мужичок лет пятидесяти, манерная и яркая, наверняка подражавшая Ренате Литвиновой, женщина средних лет, трое молодых, все время над чем-то хихикающих оболтусов, красивая девушка с розовыми пятнами на щеках, ещё несколько менее примечательных субъектов разного возраста и пола, которые не произвели на меня какого-либо впечатления, и Дима.

– Ну-ну… – Чуть растягивая и произнося «н» в нос, повторил преподаватель, – начнём с нашего обычного. Дневная сценка. Ну-ну… Начнём с… Начнём с Ильи. Давай, сразу под танки. Иди сюда, – он знаком показал мне место на импровизированной сцене. Я поднялся с пола и встал на указанное место. Сердце забилось чаще, во рту пересохло.

– Значит, Илья, любая сценка из твоего сегодняшнего дня. Что тебя впечатлило, поразило, запомнилось. Изобрази нам сейчас эту сценку. Можно без слов, а можно и со словами. Можно от твоего лица, а можно от лица какого-нибудь участника этой сцены. Полная свобода. Задание понятно?

Я немного подумал («только ничего из того, что связано с Машей», – решил сразу), посмотрел на зрителей, сидевших на полу. Взгляд остановился на Арсентии – мужике с пятнистой бородой. Тот, словно подбадривая меня, еле заметно кивал головой.

Я обернулся к преподавателю:

– Да, понятно.

– Даю минуту, чтобы подготовиться и собраться. Потом отпускаешь мысли, открываешь сердце – и вперёд!

Я потёр щеки. А что такого особенного было за день, кроме Маши? Кроме неё – обычный день, будничные дела, ничего примечательного.

Снова посмотрел на Арсентия. Чёрные глаза из-под лохматых бровей уставились на меня – как-то бессмысленно. И я вспомнил… Утром в подъезде… Прокашлялся, сглотнул слюну. Ещё прокашлялся. Сгорбился, поднял плечи, взъерошил волосы, расставил в стороны полусогнутые ноги.

– Зы-зы-здравствуй, сы- сы- сынок, – заикаясь, наигранно скрипучим голосом начал я. – Ты сы сы сы какой квартиры.

Трое оболтусов захихикали, за ними – кто-то ещё. Ободрённый реакцией публики, я продолжил смелее:

– Сы сы сы пятой? И я сы сы сы пятой.

Раздался дружный хохот. Преподаватель тоже улыбнулся и одарил меня благожелательным взглядом.

– Только сы сы другого до-дома, на-на-напротив. Ты ко-ко-кошечку не видел? Бе-бе-белую, сы сы пятном. Не видел? Убежала от ба-ба-бабки. Пе-пе-пенсии нет, я ей мо-мо-молочка ку-ку-пить не могу, вот и у-у-убежала. Гы- гы-где искать, ума не пи-пи-приложу. – Я картинно развёл руки и сморщил какую-то физиономию.

– Молодец, молодец, – похлопал меня по плечу преподаватель. – Грустная история, но, молодец, хорошо показал.

Потом были другие упражнения, сценки, этюды. Три часа пролетели незаметно. После окончания занятия все двенадцать учеников были радостно возбуждены:

трое оболтусов непрерывно хихикали,

Арсентий шевелил бровями и пятнистой бородой,

Дима с чуть заметной улыбкой, высокомерно подняв голову, оглядывал окружающих гордо блестевшими глазами.

Я же, наоборот, чувствовал внутреннее умиротворение и спокойствие.

Когда я вернулся домой, Лена смотрела телевизор. Она дежурно поцеловала меня в щеку:

– Ужин в холодильнике. Разогреешь сам?

Я прошёл в прихожую переодеться.

– Ты не сварила компот сегодня?

– Ты не просил. Но я виновата. Как любящая хозяйка, я всегда должна помнить, что ты любишь яблочный компот.

– Я не обвиняю тебя, милая, – повесив брюки в шкаф, я вернулся в комнату и чмокнул её в щеку, – но компот ты можешь варить в любое время – и никогда не ошибёшься. Я всегда пью его с удовольствием.

– Так оно и будет. Непременно.

Вкус компота, который варила Лена, напоминал мне детство. Он был точь-в-точь таким, как у маминого компота. Я даже удивился, когда в первый раз его попробовал. «Точь-в-точь как у моей мамы!» – воскликнул невольно тогда. «Рада, что угодила тебе», – Лена расплылась в довольной улыбке.

Лена и внешне была немного похожа на мою маму. Полноватой фигурой, цветом волос, чем-то неуловимым в плавных чертах лица и мимике. Может быть, из-за этого мы так легко сошлись с ней?

– Лена, ты не видела мои новые серые носки?

– Я их выбросила.

– Почему?

– Шутка.

Носки оказались за диваном. Наверное, в этом был виноват секс накануне.

– Лена, ты не видела мой ремень?

Она появилась в дверях, молча посмотрела на меня с озабоченным видом.

– Почему ты не отвечаешь? – Удивился я.

– Ты потерял две вещи в один день. Это очень странно.

Лена исчезла из дверного проёма так же быстро, как в нем возникла. Возможно, она решила, что меня подменили инопланетяне. Может, действительно, подменили? Я посмотрел на свои ладони. Линии жизни и сердца все те же. Потом вдруг заметил ремень под шкафом. Наверное, тоже был виноват вчерашний секс.

– Илья, я сегодня подумала об одной вещи. Расположение нашего дивана в комнате не соответствует фэн шую.

– Ты уже думала об этом. И даже говорила мне.

– Да, действительно… Ну… Может, нам переставить диван? У меня большая неуверенность из-за этого не-фэн-шуя.

– Неуверенность, когда лежишь на диване, или когда смотришь на него?

Она задумалась:

– Я даже не знаю. По-моему, когда смотрю, то больше.

– Но если мы переставим его, то нужно будет куда-то выбросить тумбочку с телевизором.

– Я не хочу.

– Я тоже.

Лена продавала мобильные телефоны. Вместе с сестрой Ирочкой, которая была младше её на три года, владела тремя салонами сотовой связи. В её сумочке обычно можно было найти несколько моделей телефонов – Nokia, Samsung или LG. Иногда Лена была неразговорчивой, а иногда – болтливой, в зависимости от настроения. Мне больше нравились те моменты, когда Лена была в настроении говорить – болтать о ерунде, сплетничать, улыбаться. Язык её развязывался, взгляд блуждал по сторонам, внимание свободно гуляло по самым разным предметам и темам, ни на чем не сосредотачиваясь надолго. В такие моменты могло даже показаться, что она слегка пьяна от собственного потока речи.

Мы с Леной сидели за столом на кухне друг напротив друга. Я смотрел на её длинные, каштанового цвета, волосы. Она – то на меня, то на окружающие предметы.

– Слушай, я ещё не рассказала тебе самое главное! Я вчера ночью видела НЛО.

Я рассмеялся.

– Нет, серьёзно… Я видела настоящее НЛО, почти самым утром. По-моему, оно меня и разбудило. Я почувствовала какой-то свет на лице, как будто мягкое и нежное прикосновение. Проснулась, открыла глаза, и – смотрю – прямо передо мной в окне светящийся разными огнями объект. И свет этот такой тёплый и нежный. Как будто он специально хотел меня приласкать, подружиться со мной, показывал мне себя, чтобы познакомиться. Типа, посмотри на меня, я – добрый, я – твой друг. Я хочу установить с тобой контакт. Чтобы ты, возможно, стала послом доброй воли от твоей планеты, и через тебя мы установили бы контакты между нашими цивилизациями. Короче, очень тёплое и дружелюбное шло от него свечение. И я как будто наполнилась этим свечением, этой инопланетной энергией. Это совершенно непередаваемые ощущения.