– Они отобрали у меня очки.

– Какие очки?

– Мои такие классные очки – ты же видел – такие чёрные, тонкие, красивые, с коричневыми стёклышками, с золотыми гвоздиками.

– Гвоздиками?

– Гвоздиками.

– В очках не бывает гвоздиков, там только винтики.

– Ну, значит, винтиками. Они отобрали мои такие классные очки с золотыми винтиками, – Маша возбуждённо потрясла руками с растопыренными пальцами, потом вдруг задержала взгляд на левой ладони. – Фигня какая-то… – вдруг сменив голос на задумчивый, пробормотала она.

– Что? – Я обеспокоенно посмотрел на неё.

– По-моему, линия жизни поменялась.

– Ты веришь в хиромантию?

– Нет, по крайней мере до тех пор, пока линии жизни на руке не начинают меняться. А если начали меняться – тут уж верь-не верь… Помоги мне вернуть очки. Ну пожалуйста… – Она посмотрела на меня снизу вверх серыми глазами, которые сейчас казались голубыми.

– Но кто – «они»?

– Друзья из клуба.

Я увидел на своём мобильном телефоне пропущенный звонок от Маши, когда вышел от психотерапевта. Перезвонил. Она попросила срочно встретиться. Теперь я узнал, по какому поводу.

– Ну что, Илюша, начнём с тебя, – преподаватель широко улыбнулся и приглашающим жестом махнул рукой в мою сторону. Длинной рукой… Жилистой, какой-то недоброжелательной и опасной… – Давай-давай…

Я нехотя вышел на середину зала. Да, в тот день – почему-то нехотя. Расстегнул широко рубаху, приспустил назад на спину её плечи и воротник. Выпятил вперёд подбородок, опустил вниз уголки губ – до предела. Высокомерно задрал голову, полуприкрыв глаза.

– Ну что, малолетка, опять припёрлась? – Картинно сплюнул в сторону. – А кто платить будет? За напитки? Опять не понимаешь? А кто понимать должен? Лохов, что за тебя платят, сегодня нет. Нет… – Картинно пожал плечами, – не пришли… Где-то ещё отдыхают… А че эт у тя в волосах. Ну-ка дай. Руки!.. – Угрожающе рыкнул я. – Прикольные очечки. С золотыми гвоздиками. Надо же – не винтики, а гвоздики… Прямо «Версаче» с «Дольче габбаной». Как я в них? – Я одел воображаемые очки. – Да не вой ты… – Снова угрожающий рык. – Видишь, как мне идут. – Картинно провёл руками по волосам, повернул голову вправо, влево, словно перед зеркалом. – Поношу… Не вой, сказал… Потом отдам… Потом… Все, свободна. На сегодня вход закрыт. А я танцевать пошёл… В очечках. – Я демонстративно развернулся и, выпятив вперёд грудь, неуклюже пританцовывая и дирижируя руками – гопник гопником – пошёл в дальний конец комнаты.

– Отлично, молодец! – Смеясь, преподаватель громко захлопал в ладоши, за ним – ученики.

Я вышел из образа, поправил рубашку и вернулся на своё место. Думая о том, что на последних занятиях вошло в привычку начинать упражнения с моих этюдов. Я не знал, как это можно было расценивать – то ли меня ставили в пример, то ли, наоборот, преподаватель хотел, чтобы вначале «отстрелялись» самые слабенькие.

Позднее тем же вечером преподаватель разрешил мои сомнения. После занятия он подошёл ко мне и предложил участвовать в постановке его спектакля:

– Репетиции начнём недели через две-три, максимум четыре. Кое-какие административные вопросы нужно решить. Ну и сам материал мы с драматургом сейчас готовим и прорабатываем. Насчёт твоей роли уже есть задумки-прикидки, соберём все вместе в ближайшее время. Ну и по ходу спектакля, как это часто происходит, будем выстраивать…

Счастливый и вдохновлённый, я поехал домой.

Я не знал как отобрать очки у ребят из ночного клуба и вернуть их Маше… Но подумал, что Акрам должен знать.

– Сколько у тебя осталось патронов? – Позевывая, Акрам погладил бритый затылок.

Нет, он спросил о чем-то другом, возможно, вполне мирном и даже возвышенном, но мне послышались «патроны». О чем же Акрам спросил на самом деле?

А если бы у меня действительно были патроны, сколько бы их осталось на тот момент?

– У меня не осталось патронов… – Подумав, честно признался я. Акрам вытащил шёлковый платок, хотел высморкаться, но почему-то передумал. Помял платок в пальцах, потом отпустил, расправил, дунул на него.

– Придётся говорить… Не люблю говорить… – Интимно признался он. – А кем тебе приходится эта девочка?

– Это цветок моей жизни.

Акрам удивлённо поднял брови:

– Ты был женат?

Как истинный кавказец, Акрам обладал врождённым метафоричным мышлением. Именно к этой части его сознания я сейчас и взывал.

– Мои страсти – мои птицы, разлетающиеся в разные стороны.

– А мои мысли – мои скакуны… – Скорбно вздохнув, согласился Акрам.

– Господь с тобой…

– Аллах акбар…

На том и порешили.

Мы с Акрамом подружились в школе – учились в одном классе. Жили тогда ещё в Алма-Ате. Пять лет – с пятого по девятый класс – мы были почти неразлучны, особенно в течение того неполного года, пока существовала рок-группа «Убить зяблика». Но потом семья Акрама переехала в Москву, и «Зяблик» окончательно дал дуба. Я сбежал в Москву через два года, после окончания школы. Здесь мы снова встретились, и наша дружба возобновилась.

Лена плюхнулась на пассажирское сиденье рядом со мной, поцеловала в щеку:

– Поехали куда-нибудь? За город, на природу?

– М-м… Поехали, – неуверенно проговорил я, несмотря на то, что Акрам обещал позвонить и подтвердить время встречи с парнями из клуба по поводу Машиных очков.

– Только сначала что-нибудь поесть и кофе.

– Окей… – Неуверенность постепенно, но неумолимо проникала во все клетки моего тела, словно невидимый, но всесильный вирус.

– Ты чем-то загружен?

– Н-нет… – Изо всех сил продираюсь через неуверенность к поверхности, к воздуху.

– Значит, наверное, я загружена. Тяжёлый день какой-то. Сегодня неблагоприятный лунный день, плюс магнитная буря. Я продала всего семь телефонов, и все – дешёвые модели. Хотя семь – хорошее число. Может, все нормализуется.

Автомобильные пробки, сигналы, выхлопные газы, толчки, остановки. В результате припарковались у ближайшей пиццерии. Посетителей внутри, к нашему удивлению, оказалось немного. Лена выбрала столик в глубине зала, у стены за колонной – небольшой уютный уголок. Лена вообще обладала чутьём на уютные и симпатичные места (фэн-шуйные, как выразилась бы она).

Я заказал спагетти, Лена – пиццу.

– Пойду вымою руки, – Лена поднялась со стула.

– Хорошо.

– И попудрю носик.

– Хорошо.

– Ты очень скучный сегодня. Я, впрочем, тоже, – Лена хмыкнула и двинулась по направлению к туалету.

Я достал мобильный телефон, набрал номер Акрама. Гудки. Холодные и равнодушные. Каждый новый гудок кажется длиннее предыдущего. Отключил, набрал ещё раз. Гудки не потеплели.

Из-за колонны появилась Лена. Я отключил телефон и убрал его в карман.

– Кто звонил? – Спросила Лена, садясь на место.

– Я.

– Дозвонился?

– Нет. Не отвечает Акрам.

– Жаль.

– Почему тебе жаль?

– Не знаю – сказала ради красного словца. На самом деле мне не жаль.

– Жаль, что тебе не жаль.

– Ильюша, давай прекратим каламбуры. Я на самом деле сегодня устала.

– Почему ты не любишь Акрама?

– Разве? Ну вообще-то… Да, в нем есть что-то неприятное для меня. Необъяснимо… Хотя нет… Наоборот; наверное, даже очень объяснимо. Он напоминает мне моего отца.

Я удивлённо поднял брови. Лена не любила говорить о своих родителях, и почти ничего о них не рассказывала. Все разговоры о родственниках обычно сводились к Ирочке, вместе с которой они переехали в Москву восемь лет назад и теперь вместе вели бизнес. Я знал только, что их родители остались в Харькове, на Украине.

– Какая-то очень мужская энергия. И внешне немного похож. Бритость головы… От неё тоже неприятная брутальность.

– У тебя были плохие отношения с отцом?

Лена набрала в лёгкие воздуха и задержала дыхание. Украдкой посмотрела по сторонам. Потом, как будто чуть улыбнувшись, медленно выпустила воздух тонкой струйкой вниз. И сразу стала другой – задумчивой и, как казалось, спокойной.