– Ваш сын опасный анархист. Лучше отправьте его за границу, иначе мы вынуждены будем его арестовать.

Услышав эту новость, банкир отложил золотое перо.

– Не подпишу. Заем отменяется.

– Но почему? Разве вы не доверяете австрийской монархии?

– Не доверяю. Что это за монархия, если она испугалась моего Мони?

В купе разговаривают два еврея.

– Вы знаете, в нашем поезде едет Эйнштейн.

– А кто это такой?

– Он изобрел теорию относительности.

– А что это такое?

– Ну скажите: три волоса на голове – это много или мало?

– Конечно мало.

– А три волоса в супе? Это и есть теория относительности.

– И что, с этой хохмой он прославился?

Еврейское местечко. Богач встречает возле своего дома нищего.

– Ты опять пришел? Вчера ты представился разорившимся коммерсантом, а сегодня говоришь, что ты безработный музыкант?

– Трудные нынче времена, – отвечает нищий. – Одной профессией не прокормишься!

В Бердичев приехал известный богач. Остановившись в трактире, он заказал яичницу, а когда съел ее, ему предъявили счет на сто рублей. Он позвал хозяина и спросил:

– Неужели у вас яйца такая редкость, что блюдо столь дорогое?

– Не яйца являются редкостью, – ответил хозяин, – а миллионеры.

– Хаим, ты сидишь на моей шляпе.

– Я знаю. А ты что, уже уходишь?

Идет опера «Кармен». В ложе рядом с Менделем оказалась слишком общительная дама, которая мешала ему своей болтовней.

После окончания спектакля она обращается к Менделю:

– В следующее воскресенье ставят «Аиду», приходите, пожалуйста.

– Обязательно приду, – говорит Мендель, – я вас в «Аиде» еще не слышал.

– Куда ты так спешишь, Абрам?

– На почту тороплюсь, пока не закрыли.

– Письмо отправить или что?

– Нет, хочу в ручку чернила набрать.

Разговаривают два пожилых еврея.

– Моше, а была у вас в детстве любимая игрушка?

– Ой, Хаим, у меня были такие бедные родители, шо если б я не родился мальчиком, мне вообще не с чем было бы играться.

Нищий приходит к богачу и начинает жаловаться:

– У меня не жизнь, а одно сплошное несчастье! Я был музыкантом в симфоническом оркестре, но потом оркестр распался, и я не могу заработать себе на жизнь.

Богач сочувственно спрашивает:

– А на чем вы играли?

– На виолончели!

Богач идет в другую комнату и возвращается с виолончелью.

– Вот, у меня случайно есть инструмент. Может быть, сыграете что-нибудь?

– Ну разве я вам не рассказывал, как мне не везет? – горестно говорит нищий. – Конечно, у вас должна была найтись именно виолончель!

Зильберштейн приезжает из Бердичева в Вену, останавливается в лучшей гостинице, в гостиничном ресторане заказывает роскошный обед. Но затрудняется выбрать десерт.

– Может, апельсиновое желе? – подсказывает официант.

– Не.

– Кофе глясе?

– Не.

– А может, шарлотку?

– Шарлотку? – с интересом спрашивает Зильберштейн. – Можно. Пускай идет прямо в номер.

Жан Габен однажды удалил зуб. Через несколько дней от дантиста пришел конверт. Габен думал, что там счет за удаленный зуб, но нашел в конверте денежные купюры и короткое письмо: «Я продал ваш зуб вашей поклоннице, которая теперь носит его как талисман. Из полученных денег я удержал по счету, а остаток прилагаю».

В это же время в стоматологическом кабинете «Шварцман и сын» старый Изя Шварцман закончил пересчет толстой пачки ассигнаций, когда в кабинет зашел его сын.

– Как дела, папа?

– Прекрасно, сынок! Сегодня продал еще восемь зубов Габена! Храни Господь его самого и его поклонниц!

– И тех наших пациентов, которые даже не догадывались, шо мы удаляем у них зубы Габена!

Отец и сын Шварцманы рассмеялись, а потом Шварцман-старший мечтательно добавил:

– Ах, сынок, вот если бы к нам в кабинет зашел Ален Делон…

Во время Шестидневной войны 1967 года президент Египта Насер обратился за предсказанием к гадалке. Та раскинула пасьянс и сказала:

– Господин президент, карты говорят, что вам суждено умереть в еврейский праздник.

– Это невозможно! – вскричал Насер.

– Карты никогда не лгут, – ответила гадалка.

– Если это правда, то какой именно будет тогда праздник? – спросил он.

– Господин президент, любой день, когда вы умрете, будет еврейским праздником.

– Знаешь, Кац, я в затруднительном положении. Не мог бы ты меня выручить? Мне позарез нужны десять тысяч шиллингов.

– О чем речь, дорогой! Конечно могу.

– А под какие проценты?

– Девять.

– Ты что, издеваешься? Как ты можешь драть такие проценты с единоверца? Что подумает о тебе Господь, если посмотрит сверху?

– Если Он посмотрит сверху, то увидит не девятку, а шестерку!

Старик еврей заглянул как-то в местечковую кузню, ни слова не говоря, прикурил от огня и вышел. Это стало повторяться каждый день. Наконец кузнец не сдержался:

– Послушай, что ты приходишь сюда каждый день, прикуриваешь и даже не спрашиваешь, можно ли? Кто ты вообще такой?

– Как кто? Я тот старый еврей, который заходит к тебе прикурить.

В небольшом городке умирает местный богач Рабинович. Все свое огромное состояние он завещает двоим сыновьям. Но толковому и работящему Изе оставляет одну лишь корчму, а беспутному и вечно пьяному Яше – все остальное. Ребе, пришедший навестить умирающего, пытается наставить его на путь мудрости:

– Это, конечно, не мое дело… Это твои деньги и твои сыновья… Но ведь Яша пропьет все твое состояние за полгода!

– Правильно. Но где он его пропьет, если в городе всего одна корчма?

Одесса, Песах. В кошерной лавке:

– Что это у вас маца такая твердая – просто откусить нельзя?

– Всегда вы недовольны! Да если бы эту мацу дали евреям в Египте, они были бы от нее в восторге.

– Конечно, ведь тогда она была еще свежая!

Чета Блау собирается праздновать серебряную свадьбу. Мозес строит планы:

– Знаешь, Рахиль, давай все сделаем точно как в день нашей свадьбы. Утром пойдем гулять в Городскую рощу.

– А потом? – с интересом спрашивает жена.

– Потом пообедаем у Нейгера[1].

– А потом?

– Потом поднимемся на Швабскую гору и полюбуемся панорамой.

– А потом?

– Потом пойдем в кафе, и нам будут играть цыгане.

– А потом?

– Потом пойдем домой.

– А потом? – спрашивает жена, розовея.

– А потом у меня будут болеть ноги.

Один мужчина лежит в больничной палате после операции. К нему заходит монахиня, которая пришла в больницу, чтобы подбодрить страждущих. Она стала его расспрашивать о жизни, о семье, и он рассказал о своей жене и тринадцати детях.

– Боже всемогущий! – удивилась монахиня. – Тринадцать детей! У вас хорошая, настоящая католическая семья. Бог очень гордится вами!

– Возможно, – сказал мужчина, – но я не католик. Я еврей.

– Еврей? – вскричала монахиня и вскочила, порываясь уйти из палаты.

– Но почему вы убегаете? – удивился мужчина.

– Я не знала, что разговариваю с сексуальным маньяком!

– Циля! Циля! Цилечка! Сегодня я разговаривал с царем! Сам государь император уделил мне внимание!

– Ой вэй! И где это было?

– На Невском! Я перебегал дорогу, а он из фаэтона мне как крикнет: «Куда ж ты прешь под колеса, жидовская морда!»