Может, просто не узнала, а, может, не интересуется журналами типа «Форбс», куда он попал в пятёрку лучших женихов. А, может, у неё есть муж или друг, только он был в отъезде и… А пошли они все к чёрту! И «Форбс» и все её друзья-товарищи. Георгий Борисович знал только одно, что ему надо её просто увидеть и поговорить. А, может, просто увидеть. Никому он мешать не собирался.

За то время пока он сидел и раздумывал в машине, к офису стали съезжаться сотрудники, разные службы… И решение пришло, само собой.

***

Он не поехал в этот день на съёмочную площадку, а направился в самый дешёвый магазин, где купил себе по сногсшибательно низкой цене рубашку, майку, модные потёртые джинсы, шлёпки и летние кроссовки. Он давно не получал такого удовольствия от покупок. Обычно ему приходилось одеваться в дорогих магазинах, где его обслуживали молодые консультантки, мечтающие вытянуть счастливый билет. Таким «счастливым билетом» Георгию Борисовичу совсем не хотелось быть.

Тут же, в этом полупустом магазине, была просто красота! Можно было потеряться среди этих таких разных по стилю вещей. Блуждая между стеллажами, рассматривая одежду на вешалках, иногда ему казалось, что он на «машине времени» оказался в восьмидесятых-девяностых годах прошлого века. А потом на этой же «машине» вернулся в свой современный мир двадцать первого столетия, в двадцать первый год. Это тогда, когда он подходил к другим стеллажам с одеждой. Этот магазин он назвал бы «Машина времени» и брал бы деньги за вход. Залы были просторными, не то, что в тех бутиках, где он одевался. Хотя бутики, были бутикам рознь.

– Спасибо, – сказал он приятной пожилой женщине-кассиру и чуть не добавил: «Благодарю за путешествие!»

Дома в своей современной московской квартире Георгий Борисович сложил все купленные вещи в спортивную сумку, добавил ещё носки, бельё, «мыльно-рыльное» и отправился в аэропорт. Уже был вечер. Москва светилась яркими огнями, провожая своего героя на встречу со своей королевой.

***

Ясное солнечное утро заливало своим тёплым бодрящим светом всю её любимую квартирку. Но при этом, показывая облезлые оконные рамы и кое-где ржавые батареи. Это особенно видно было сейчас. Так… Придётся всё-таки красить…

Галина Алексеевна с замирание сердца подошла к окну в спальне. Не бойся, просто убери цветочные горшки с подоконника со своими любимыми орхидеями. Им тоже потом будет приятно стоять на красивом подоконнике… Так, отлично. Теперь уберём мусор, прекрасно… О! Сюрприз! Этой весной, чтобы помыть окна изнутри, она раскручивала рамы и заодно покрасила их внутри. Ух! Окно в спальне раскручивать не надо, уже хорошо. Так, ну фронт работы небольшой. Мы это мигом. Где моя любимая кисточка? А моя табуреточка? А вонючая красочка?

Весной Галина Алексеевна купила совершенно случайно маленькую баночку водоэмульсионки, которая быстро сохла и не так сильно пахла. Ей очень быстро и без потерь для своего здоровья удалось покрасить изнутри окно. Но в этот раз её проконсультировали, что всё окно этой краской не покрасить, так как она будет за собой «поднимать» старую краску. Придётся обдирать весь подоконник. На эти «подвиги» Галина Алексеевна не подписывалась и решила рискнуть, взять такую ненавистную ей долго сохнущую, вонючую краску.

И вот сейчас она красила окно и ругала себя за то, что отказалась от помощи детей в установлении пластиковых окон в квартире. «Всё! В следующим году обязательно поставлю пластик, чем так корячиться». С первым окном она справилась без труда. Но краска на неё уже начала действовать, её подташнивало, болела голова и сложилось впечатление, что она не окно красит, а у себя самой внутри.

Оставалось ещё большое окно в зале. «Вот это будет сейчас настоящий пипец, мне крышка!» Его Галина Алексеевна боялась больше всего. У неё даже выступили на глаза слёзы. А окно будто смотрело на неё, нагло поблёскивая стёклами, и выпячивало напоказ облупленный подоконник и рамы. Но она заставила представить себе, как красиво и приятно будут на нём смотреться её любимые цветы, а ещё Васька приедет…

– Нет, врёшь, не возьмёшь! Как не стыдно, взрослая тетка, ещё и бабушка боится красить такое прекрасное, замечательное окно?! – разговаривая сама с собой, она убирала цветы, подметала пол, – Но почему, чтобы был порядок дома, сначала надо сделать в квартире такой хаос, срач?!

Наконец все подготовительные работы были сделаны, она решительно окунула кисть в банку с краской…

Послышалось противное пиликанье домофона. Галина Алексеевна никогда не спрашивала «кто?», так как в её подъезде было очень много пенсионеров, которые часто вызывали к себе участкового врача, сантехника. Но не у всех служб хватало терпения дожидаться пока бабуся или дедуся доковыляет до кнопки домофона, и начинали звонить соседям.

Галина Алексеевна быстро нажала на домофон и вернулась к своему такому увлекательному занятию. Но теперь настойчиво звонили в её дверь. Причём, видимо, у звонившего залип палец на кнопке звонка. Сигнал был долгим и нудным.

– Кого это чёрт принёс в такое неподходящее время?! – она не на шутку разозлилась, она просто мечтала побыстрей закончить этот кошмар с окном, или оконный кошмар, или кошмарить окно. Наверное, кошмарить окно, потому что оно вряд ли станет краше после её усилий, если только шторкой закрыть и цветочки поставить.

Она ногой настежь распахнула дверь, так как руки у неё были заняты, кисточка в одной, и тряпка в другой.

На пороге стоял высокий, широкоплечий тип, в просторной футболке зелёного цвета, потёртых серых джинсах. В руках он держал толстый пакет, перевязанный бечёвкой.

– Добрый день. Служба доставки.

– Добрый, наверное. Я никого не заказывала, – резко ответила Галина Алексеевна, слегка одуревшая от запаха краски.

– Доставили не меня, а я пакет. Галина Алексеевна Павловская? Распишитесь вот здесь. Это сигнальный экземпляр вашей книги. Издательство должно было скинуть всю информацию по электронной почте, но, видно, вы её не открывали.

Она внимательно посмотрела на него, а он уже давно рассматривал её.

Георгий Борисович сперва подумал, что это кто-то из членов её семьи открыл ему двери. Но это только пока он не услышал её голос. Его королева стояла перед ним во всей своей «девичей» красе: в коротких, дранных шортах, чёрном топике, надетом на голое тело, который держался только на одной бретельке, другая была спущена с плеча. На голове красовался дикого ярко красного цвета платок, завязанный вокруг и надвинутый на самые сверкающие злостью ярко зелёного цвета глаза. В дополнении к этому вся красота была забрызгана вонючей белой краской.

– Это вы? – одновременно произнесли они. Комизм ситуации был на лицо.

– Здравствуйте! Так это вы, мой спаситель? А скажите на милость, уважаемый господин, ваша зарплата курьера позволяет гулять по элитным тусовкам? – глаза её хитро щурились.

– Иногда, после крутых чаевых. – полушутя ответил Георгий Борисович, и бесцеремонно отодвинув её своим могучим плечом, войдя в комнату, спросил, – Чем это у вас так ужасно пахнет?

– Краской. Я крашу окна, – со вздохом ответила Галина Алексеевна.

– Здесь нельзя находиться! Вы угорите! Скорей на улицу!

– Нет, сначала я докрашу окно, а потом видно будет.

– Давайте я вам помогу, – он двинулся к ней и буквально вырвал почти прилипшую кисть к её ладони.

– Я сама, это не удобно, вы испачкаетесь.

Он усмехнулся, если бы она знала сколько стоят его вещи, сама бы кинула их на тряпки.

– У вас есть ацетон или ещё что-то вроде того?

– Я специально не купила. От них ещё следы на теле остаются, да ещё хуже самочувствие. Я по-старинке, растительным маслом.

– Вы культуристка?

В смысле? Я что, похожа на этих кукол накаченных?

– Нет. Они тоже любят маслом мазаться, – пока они разговаривали, он точными движениями начал покраску окна.

Она невольно им залюбовалась. Или краска на неё стала действовать. Из этого состояния её вывел голос Георгия: