Принцесса с содроганием посмотрела на стеклянное сооружение, похожее на гигантскую рыбу-меч с узеньким носом, овальной тушей и широченным хвостом. В середине бурлила и пенилась зловещая жидкость багрового цвета. Это чтобы не было видно крови, если превращение не удастся, подумала Ангелика и стиснула зубы, чтоб не закричать. А рыцарь фон Грюнвальд пребывал в радостном нетерпении. Он любезно поблагодарил великого ученого за разрешение воспользоваться ретортой.
– А? – спросил Панацельсиус, который был глуховат от старости. – А где юноша, который мне писал?
Доктор был еще и слеповат.
– Позвольте вам представить благородного господина фон Грюнвальда, – церемонно сказала принцесса, ставя Хальберфингера на стол прямо перед алхимиком. – Вам лучше воспользоваться лупой.
Панацельсиус посмотрел в увеличительное стекло и сказал:
– Это будет очень интересный эксперимент. В случае успеха он прославит меня еще больше. Вы готовы, сударь?
Со стола донесся писк:
– Готов! Поднесите меня к трубке. Но брошусь я в нее сам. Что ты плачешь, милая? Через минуту мы встретимся вновь. Я не прощаюсь.
– Я плачу, чтобы благословить тебя на подвиг слезами. Но мне очень страшно, и мои слезы посолонели до горечи. Зажмурься, не то у тебя защиплет глаза.
Хальберфингер зажмурился, но ни одной слезы на него не упало. Вместо этого раздался шелест, стук каблучков, и когда рыцарь удивленно открыл глаза, он увидел, что Ангелика с разбега, головой вперед прыгает в широкий раструб реторты.
Принцессу подхватило вихрем, закрутило, затянуло в стеклянный куб, и она исчезла в красном водовороте. Рыцарь Грюнвальд закричал так пронзительно, что услышал даже глухой алхимик.
– Мы так не договаривались, – сказал доктор, – но это тоже очень интересный эксперимент. Посмотрим, удастся он или нет. С одной из коров получилось.
Но Хальберфингер смотреть не стал. Он закрыл глаза ладонями и приготовился к тому, что сейчас разорвется сердце.
Эликсир в кубе еще немного попенился, побурлил и успокоился. Жидкость снова стала прозрачной, но принцессы внутри не было.
– Какая досада, – вздохнул доктор Панацельсиус. – Вы привели с собой только одну принцессу, господин рыцарь, или у вас есть еще?
– Помогите мне, я не могу отсюда вылезти! – раздался тут тихий, но очень сердитый писк. – Проклятое стекло такое скользкое!
Это кричала из узкой трубки крошечная, в три четверти дюйма ростом, принцесса. Она была совершенно мокрой, но выглядела вполне прилично, потому что платье тоже уменьшилось и по-прежнему было ей впору.
Тут и сказке конец. Хальберфингер и Ангелика жили в Зеленом Лесу, среди вальдменхенов, очень долго и очень счастливо. Очень долго, потому что век лесных гномов намного длиннее человечьего, а очень счастливо, потому что ей больше не нужно было смотреть на любимого в лупу, ему же не приходилось кричать во все горло, чтоб быть услышанным. Для счастья вдвоем этого вполне достаточно.
А бывает ли на свете что-нибудь лучше счастья вдвоем? Не спешите с ответом. Послушайте еще одну сказку.
Иванушка Ясны-Очи
Русская сказка
Давным-давно в нашем царстве, в Русском государстве жил-был ученый книжник. Много лет читал он ветхие летописи, редкие книги и потайные сказания, выискивал в них сокровенные смыслы и сокрытые знаки, которые объяснят суть бытия иль хотя бы помогут найти счастье.
И вот он состарился, собрался помирать. Позвал сыновей – их было трое – и сказал им: «Много я прочитал, да немного вычитал. Сути бытия никто не знает, а кто пишет, что знает, тот врет. Про счастье же некое время назад в одном цифирном трактате я кое-что выведал, но мне, старику, это сокровище незачем, да и добывать его страшно, вот я и не стал. Вы – иное дело, вы молодые…».
Тут старинушка умолк, и сыновья напугались, не испустил ли он дух, про главное не договоривши. Стали они кричать: «Батюшка! Батюшка!», стали его трясти. Тогда книжник умирать повременил. Открыл глаза, повел речь дальше.
– О чем я говорил, детушки? Про смысл бытия?
– Нет, нет, про счастье! Про сокровище, которое добывать страшно. Что за сокровище, батюшка? Где оно?
– Знаете, где живет Баба-Яга? – спросил отец. – Дорогу туда ведаете?
– За Синь-Лесом, за Мертвой Чащей. Дорогу туда всякий ведает. Это дороги обратно никто не знает. Кто ходил – ни один не воротился.
– Туда вам и путь, коли насмелитесь. В самое ее логово, в Избу-на-Курьих-Ногах.
Сыновья переглянулись. Двое старших поежились, младший ухмыльнулся – ему вечно всё весело было.
– Изба-на-Курьих-Ногах не просто дом. Она – ворота в Тот Мир. Входишь с нашей стороны, а когда Изба повернется задом – выходишь уже Там. Прознал я из трактата, что по Ту Сторону, сразу как с крылечка сойдешь, Изумрудный Луг, а за ним Снежная Роща, и в той роще обретаются Ключи Счастья. Что за счастье отворяют те ключи, в тайной книге не сказано. Известно лишь, что Изба-на-Курьих-Ногах поворачивается отсюда-туда только в полночь, когда тринадцатое число приходится на пятницу. А времени, чтоб добежать до Снежной Рощи и вернуться обратно, немного. Там кукует кукушка, и как только крикнет она в шестьсот шестьдесят шестой раз, Изба поворачивается обратно. Не поспеешь – сиди с Той Стороны до следующей пятницы тринадцатого… И еще важное. Надобно, чтобы ночь выдалась полнолунная, когда Баба-Яга не может дома усидеть. Вы знаете, при полной луне она носится в своей ступе по небу, высматривает ночных путников, высасывает из них естество, а из кожи делает чучелы… Не попадитесь Яге ни в пути, ни тем боле в Избе…
Сказал это старик, благословил детушек, еще немножко поболел, да преставился. Схоронили его сыновья, стали сами жить.
Были они погодки, все родились на Ивана Купалу и потому поп, не мудрствуя, окрестил их Иванами. Чтоб не спутать, люди звали старшего Иван Умапалата (он был башковит), среднего Ваня Златорук (он был на все руки мастер), а младшего Ванька-Дурень – он был не то чтоб дурак, а дурной: вечно лезет в воду не зная броду; сначала сделает, а потом думает, и то не всегда.
Пожили они втроем год-другой, и вот настал день, когда пятница пришлась на тринадцатое, да еще на полнолуние. Братья давно уже того ждали, друг перед дружкой храбрились, а тут надо идти – и боязно.
Иван Умапалата говорит: «Вы как хотите, а я себе счастья своим умом добуду, без волшебства». Ваня тоже передумал. Я, говорит, со своими руками и так себе добра наживу. Один только Ванька не дрогнул. «А я схожу, погляжу, что за Ключи Счастья такие. Если что, не поминайте лихом».
И пошел себе. Он же дурень был.
Про других братьев что еще сказать? Всё вышло, как они задумали. Старший добыл себе покойного счастья, какое бывает только у умных. Средний нажил себе всякого добра. А и бог с ними. Счастливо и покойно только жить приятно, а сказку про то сказывать скучно. То ли дело про беды и злосчастья.
Тут еще надо знать вот что. В мире счастья и несчастья, доброго и злого аккурат поровну, и если один забрал себе всё хорошее, значит, другому достанется только лихо. Кому на роду суждено скакать по ухабам, тот мимо ямы не проедет.
До Синь-Леса Ванька дошел еще засветло, когда бояться нечего. Но ступил под высокие сосны – всё окрест засинело, загустело, заухал филин, где-то вдали завыли волки. Темнело. Под шагами недобро хрустели ветки. Кто поумней, повернул бы восвояси, а Дурень знай себе топал да насвистывал. Заблудиться он не боялся – дурные мало чего боятся. Шел на авось, бездумно. Когда совсем закромешничало, подобрал с земли палку, замахал ею перед собой, чтоб не наткнуться на дерево. И ничего, не натыкался. Волки убрались от стука подальше, медведь не проснулся.