Некоторое время спустя виконт завел разговор на интересующую его тему. Спросил, есть ли где-нибудь неподалеку красивая девица иль молодая вдова, притом чем больше у нее приданое, тем менее красивой и менее молодой может быть невеста.

«Есть, — отвечал шевалье. — Очень богатая, коли уж для вас это главное, довольно молодая, и, пожалуй, даже красивая — ежели вы ничего не имеете против синих волос, ибо они у этой дамы цвета спелой сливы. Ее и зовут мадам Синевласка. Но должен, друг мой, предупредить вас, что…».

«Как это — синие волосы? — удивился юноша не дослушав. Очень уж он заинтересовался столь необычным обстоятельством. — Неужто от природы?».

«В ранней юности они были голубыми, а потом становились все синее и синее».

«Что ж, к этому, наверно, можно привыкнуть. Если она в самом деле очень богата», — молвил виконт.

«Это первая богачка во всей Гаскони», — уверил его шевалье.

Первая богачка в хвастливой, но беспортошной Гаскони — это, верно, не бог весть что, подумал про себя юноша, но вслух говорить такого не стал, чтобы не обижать собеседника. К тому же в его положении привередничать не приходилось.

Погруженный в свои раздумья, виконт пропустил мимо ушей то, что продолжал говорить приятель, пока не расслышал слова:

«…Так она схоронила и восьмого». «Кого восьмого?» «Мужа. Я же говорю, она восьмой раз вдовеет, и ни один супруг не дожил до конца медового месяца. Потому я и заклинаю вас не свататься к госпоже Синевласке. Мужья у нее сгорают, как свечки», — сказал шевалье.

Наверное, ее мужья были больные или слабые, а я здоров и крепок, подумал наш герой. Авось не помру. А если и помру, лучше умереть богатым, чем прозябать в нищете.

Не будем осуждать его за эту глупую мысль — он ведь был очень молод, к тому же нищему виконту живется намного трудней, чем нищему крестьянину.

Яркое южное солнце стояло еще высоко, а нетерпеливый молодой человек уже шагал туда, где обитала богатая вдова.

По дороге ему попадались обширные поля, тучные стада, густые леса, крепкие мельни. Он спрашивал, кто владеет этими угодьями, и ответ все время был один и тот же: «Маркиза Синевласка». Тогда виконт переменил свое мнение о гасконских богачках и зашагал быстрее, не чувствуя усталости.

Перед самым закатом, пройдя по владениям маркизы не один лье, он увидел на зеленом холме превосходный дворец. Вынул из узелка платье, башмаки с блестящими пряжками. Переоделся, переобулся, расчесал волосы. Сердце его колотилось от волнения. Юноша еще не видел госпожи великолепного поместья, а уже почти в нее влюбился. Про синие волосы думал, что это, пожалуй, даже изысканно.

С таким богатством любая женщина покажется пригожей, но когда хозяйка вышла к гостю, она и в самом деле оказалась красавицей.

Лицо ее было округло, голос мелодичен, разговор учен и увлекателен, а больше всего виконта пленило изысканное угощение. Он в жизни не вкушал столь чудесных яств и не пил такого благородного вина. Что же касается волос, то человеку менее увлеченному, возможно, показалось бы, что на голову маркизы вылили склянку чернил, наш же юноша мысленно назвал их сапфировыми — к концу беседы он влюбился в превосходную даму уже не «почти», а по-настоящему.

Но вот настал поздний вечер, следовало откланяться. С большой неохотой виконт поднялся, поблагодарил маркизу Синевласку за гостеприимство, а она вдруг повела такую речь: «Сударь, жизнь быстротечна, жалко растрачивать время попусту. Я ведь уже немолода, мне двадцать три года. Я вижу по вашим глазам, что вы ко мне неравнодушны и собираетесь за мной поухаживать. Вы мне тоже сразу полюбились. Так зачем нам тратить время на церемонии? Сделайте мне предложение прямо сейчас. Я приму его».

Вне себя от радости, юноша тут же пал на колено и попросил красавицу стать его супругой.

«Да — но с двумя условиями», — отвечала она.

«С какими угодно! Принимаю их, не спрашивая!»

«Нет, вы выслушайте. Первое условие тяжелое. Я единственная наследница древнего рода, и я не хочу, чтобы он угас. Готовы ли вы отказаться от прежнего имени и взять мое — стать маркизом де Синевласом?»

«Идет! — легко согласился молодой человек. — Я уступлю титул виконта моему брату, это его обрадует. Называйте скорее второе условие».

Оно оказалось пустяковым.

«В угловой башне дворца, на чердаке, есть одна маленькая комната. Дайте слово благородного человека, что никогда и ни при каких обстоятельствах туда не войдете и даже не заглянете».

Юноша рассмеялся.

«У вас ведь тут тысяча комнат! Я легко обойдусь без одной из них».

«Слово благородного человека?»

«Слово благородного человека! Пусть я сгину лютой смертью, коли его нарушу!» — воскликнул он.

«Так обнимите же меня, мой возлюбленный жених», — сказала тогда Синевласка, и он кинулся к ней в объятья.

Молодые зажили в счастье и довольстве. Каждый их день был праздником. Маркиза ничего не жалела для своего супруга — ни денег, ни забот, ни ласк.

Каждый вечер она спрашивала: «Хорошо ли вам со мной, дорогой супруг?». И он неизменно отвечал: «Так хорошо, что я страшусь лишь одного — не чудесный ли это сон, от которого я могу пробудиться. Я счастливейший из смертных!».

И это было сущей правдой. В конюшнях били копытами чистокровные скакуны, на которых можно было бы отлично покататься, в псарнях лаяли породистые псы, просились на охоту, но юноше не хотелось никаких иных развлечений — только быть рядом с Синевлаской в чудесном дворце.

Так волшебно протекал их медовый месяц. Он еще не закончился, когда маркиза сказала, что ей придется на несколько дней отлучиться — проведать захворавшую тетушку. «Я поеду с вами», — предложил супруг. Но Синевласка отказалась, объяснив, что ее тетка, старая дева, на дух не выносит мужчин, особенно пригожих, и от вида такого красавчика может расхвораться еще пуще.

«Не скучайте без меня, друг мой, — сказала маркиза. — В вашем распоряжении конюшни и псарни. Вот вам ключи от всех комнат. Золотые — от тех, где хранится золото, серебряные — от тех, где хранится серебро, стальные — от арсеналов, где хранится оружие на случай, если вы пожелаете развлечься охотой».

«А этот, некрасивый, от чего?» — спросил муж про медный ключик, позеленевший от старости.

«От той самой комнаты, куда вы дали слово никогда не заглядывать. Дождитесь моего возвращения, и мы продолжим наш медовый месяц. От разлуки он станет еще слаще».

Поцеловала его и уехала.

Без Синевласки молодому человеку стало скучно и тоскливо — будто солнце затянуло тучами и полился серый дождь.

Ничего не хотелось — ни охотиться, ни кататься, ни любоваться драгоценностями. Юноша бродил по этажам и комнатам, нигде не находя себе места, и тысячу раз за день выглядывал из окна — не едет ли Синевласка. Но она все не возвращалась.

Не раз и не два оказывался он в той самой башне, перед маленькой железной дверью. Казалось, его тянет туда некая непреодолимая сила.

Тайна комнаты, запертой медным ключом, не давала ему покоя. Заржавленная замочная скважина снилась по ночам. «Загляни в меня хотя бы одним глазком, — шептала она. — Ты увидишь такое! Такое!»

Один раз, ночью, юноша проснулся с бьющимся сердцем. Во сне закрытая дверь сказала ему: «Открой меня, и ты наконец прозреешь. Твоя жизнь уже не будет прежней».

За окном грохотало, сверкали молнии.

«Что же в той комнате? — в который раз спросил он себя. — Почему туда нельзя войти? И отчего умерли восемь предыдущих мужей? Женушка мне про них никогда не рассказывала, а я из вежливости не спрашивал. Вдруг там, за дверью, ответ?»