- Макс! – одёргиваю его, слишком громко басящего об этой оказии. Люди начинают оборачивается и хихикать. Русских в аэропорту, как его любимых семечек в подсолнечнике!

- Ну что, сразу Макс!? Я – жертва, Авророчка! Если честно, так растерялся, что ничего больше не придумал, как куснуть бабкину задницу. О, Господи! – снова отворачивается к кафетерию и ведёт раскрытой ладонью по лицу.

- Да что ты мне тут паришь?

- Я серьёзно, дорогая! А бабка как заорёт! Сердечный приступ сразу и приключился. Если честно, самого чуть не прихватило. Потом прибежала скорая...

- Ага, приехали медведи на велосипеде, а за ними раки на хромой собаке. – Не выдерживаю и прыскаю я. – Хватит мне лапшу вешать! Туалет-то мужской! Да и скорой я что-то тут не видела! – не могу над ним. Смеюсь, как никогда в жизни.

- И то верно, и то верно... – задумчиво протягивает Макс и тоже сдаётся и закатывается громоподобным хохотом.

Только теперь я понимаю, зачем он отворачивался и прикрывая лицо – чтобы не заржать!

- Но! – он подхватывает меня под ручку, вешает её на своё смуглое предплечье и, как истинный кавалер, ведёт на посадку. – Такой случай действительно имел место быть. Читал в газете. Давно-о. В детстве ещё!

- Так то был анекдот, Максюнь! – сквозь смех и слёзы выдаваливаю я.

- Ничего подобного! Реальный случай это! – Протягивает посадочные талоны, снова чудесным образом оказавшиеся у него, стюардессе и пропускает меня вперёд.

Каков джентльмен, ё-моё!

- И, кстати, о бабулях... Твоя там вовсю пироги с капустой печёт. Мои любимые, между прочим. Ждёт нас сразу, как прилетим.

- Да ладно! Бабуля и готовка – несовместимые вещи, Макс! Ты что-то путаешь! – отмахиваюсь от его сказки.

- А я тебе говорю: печёт. А ещё я ей солянку заказал. М-м-м... Соскучился по русской кухне, а то эти шашлычки из лягушек уже поперёк горла стоят.

- Да успокойся ты, Макс. Не ел ты никаких лягушек! Я тебе тогда курицу заказала. – Признаюсь я.

- Вот это правильно! Нет, я не против, что ты сама их ешь...

- Макс!

- Ну а я-то... только надувать их люблю. Любил, то есть. В детстве. – Кривится, и по его взгляду я понимаю, что мой дорогой водила пожалел, что так разоткровенничался.

- Надувать?

- Да. Через соломинку. – Нервно крутит головой по сторонам, мешкает. – Осторожнее, Авророчка! Камушек!

Кидаю взгляд под ноги – ничего нет. Какие могут быть камни в рукаве-гармошке?

- А в какое место ты им соломинку вставлял, Максюнечка? – скулы сводит от улыбки, тянущей губы по сторонам.

- Да... Не важно. Давай, идём, а то наши места займут! – смущённо бормочет он.

Места займут! В самолёте! Ха!

Расплющивается, как тюлень в кресле и достаёт покрытую чёрным лаком, деревянную шкатулку. Открывает и принюхивается к светло-коричневым, толстым палочкам.

- Только не говори, что пронёс в самолёт сигары и собрался их тут курить! – подпрыгиваю я.

- Что ты, дорогуша! Как я могу! Это подарок для твоей бабули!

- Ты чего? Совсем с катушек съехал? Моя ба не курит!

- Ещё как смолит, поверь мне! – снова заходится гоготом. Да так, что даже до пилотов наверное, доносится. – Надеюсь понравится...

- Макс! Не смей! У неё сосуды плохие и сердце...

- Ну я всего одну упаковочку, чка! Не бойся. Не повредит. Тем более, сосуды уже плохие. Были бы хорошие – другое дело. А так...

- Ох и дурак! Ох дурак! – шлёпаю его по бедру тыльной стороной ладони и одновременно с этим телефон в моей руке вздрагивает.

Месяц прошёл, дорогая! Ждём “фотоотчет” в виде сумочек! Теряешь хватку, Аврорка! Не клюёт твой водила?

Сообщение в нашем идиотском чате бьёт по глазам, потрясывает нервы. Бесит! Хватит! Пора прекращать ломать эту комедию!

Встретимся сегодня в девять. Место выбирайте сами.

Отправляю ответ, а вместе с ним и моё приподнятое настроение летит куда-то вниз и сминается под шасси авиалайнера, начавшего стремительно набирать скорость.

Глава 35

- Фух! Бабуля, Ваша солянка просто очумительна! Я аж весь вспрел, как Пахнутий Афанасич! – довольным, домашним котом урчит Макс и откидывается в кресле в комнате ба.

- А что за Пахунтий? – нет, ну она прям вся во внимании. Словно сейчас срочный новостной выпуск будет слушать. Экстренный. Вопрос жизни и смерти, блин.

- Не Пахунтий, а Пахнутий. Да работал я как-то шоферюгой на заводе...

Что ты! Как скривился, произнося “шоферюга”! Можно подумать, что сейчас он директором работает! Даже владеет чем-нибудь, не иначе.

- В общем, был у нас там мастер – Пашка Емельянов. Толстый такой, кило под двести. Постоянно потный и пахнючий ходил. Вот отсюда и кликуха...

- Макс! – рявкнула я так, что у ба бутылку с недопитым в прошлый раз коньяком чуть из рук не выбило. Ишь ты! Полезла уже в сервант. Старается для своего любимчика! – Хватит! Сворачивайте ваши дружеские посиделки. Мне ещё на съёмки сегодня.

- На съёмки? А почему я не в курсе, Авророчка? – отвлекается от своих россказней Макс, но рукой всё же тянется к любезно поставленной для него, но пока ещё пустой рюмке на ножке.

- А потому что ты слишком занят своими байками.

- Ревнует! – скрипуче тянет бабуля с львиной долей самодовольства в голосе и хитро подмигивает своему новому дружку.

- Ба, ну ей Богу... – слов нет. – Ладно. Вызываю такси. А ты как хочешь. Хоть до утра тут сиди, если бабуля не против. Бухай! Кури...

- Ладно-ладно, Авророчка. Едем. – Как-то слишком рьяно подорвался Макс.

- Да ты сиди! Чего уж там... Я и сама доберусь.

Мнётся, жмётся, не решается что-то сказать.

- У меня денег нет на такси. Последние на сигары потратил.

- Во-от! Во-от! И я о том же. – Да, уж. Нетрудно было догадаться. А со стороны выглядело, как будто не хотел, чтобы я одна ехала.

- Бабуля, давайте! До следующего раза. Выпьем ещё Ваш коньяк, не переживайте!

- Да, да... – задумывается и устремляет свой деловитый, острый взгляд в окно. – На свадебке вашей...

Шепчет последние слова так тихо, чтобы только мне, стоящей ближе к ней было слышно.

Вот ещё! Что за бредни?

Действительно опаздываю на эти незапланированные съёмки “В шоколаде”, а тут ещё её выкрутасы!

- Пока, ба! Не провожай. – Фыркаю я и спешу к своим ботильонам. – Поторопись, Горицкий! Не забыл, что нам ещё твои конфискованные права перед начальством нужно как-то оправдывать?

Максим

- Жди, пока я закончу. Потом поговорим с Артёмом. Гладяшь, найдёт для тебя что-нибудь подходящее. – Поправляет облегающий её, как вторая кожа костюм из белой синтетики. По типу перчаток, что надевают продавщицы в элитных ювелирных салонах.

- Да, да, да. Жду, моя дорогая! Что сегодня рекламируешь? – наводит кой на какие похабные мысли. Но лучше молчать. Сложно с этой женщиной. До невозможности нелегко.

- Не дорогая, а Аврора Алексеевна! Не забывай, я на работе. – Снова разглаживает и без того липнущую к телу ткань, чем приводит в боевую готовность мою, уже заждавшуюся “пушку”. – Шоколад буду рекламировать. Бабаевский.

Ух, как интересно. А может, они там им мазаться собрались? В таком случае, надеюсь, что обойдётся без мужиков. Иначе, держите Горицкого – все пальцЫ понадламывает этим холёным моделькам, что посмеют лапать мою зазнобу!

Зазывно покачивая бёдрами, скрывается за той же дверью, что и в мой первый рабочий день. Когда послала за чёртовым “дальгона”. Как знаково – первый и, скорее всего, последний мой “выход на сцену” в качестве водилы.

Бедная, переживает за “карьеру” Максюни, а я только и жду, что Артём меня уволит и отпустит на все четыре стороны. Всё бы ничего, но чувствую себя, словно два неприподъёмных валуна на спину закинули. Один – укрытие “подробностей” от Артёма, а второй – откровенное враньё Аврорке.

Желание признаться обоим, бередит душу, бурлит под кожей, а потом притихает. Моя совесть уходит в летаргический сон, навеянный тёплыми мыслями о помещении на Краснохолмской и рождающимся в голове планом его перепланировки.