Я вспомнила, что слышала голоса — мои балласты. Папа, Пик и даже Карнеги были со мной, когда я лежала на губах смерти, ожидая ее поцелуя. Их слова о мужестве, призванном избавить меня от зла, звучали в моей голове как мелодия освобождения, но этого было недостаточно, и я хотела бы выяснить почему.

Ричард использует пистолет, чтобы уложить меня на спину, пока толкает его мне в рот. Свободной рукой он расстегивает пуговицы на моих брюках, требуя:

— Сними их. Ты не собираешься лишать меня чувства удовлетворения.

Идиот.

Глупо думать, что он может унизить меня ради своего удовольствия, трахнув. Я делаю, как он велит, сбрасываю штаны, пока он возится со своими. Я не оказываю никакого сопротивления, пока он спускает штаны достаточно далеко, чтобы вытащить свой член. Раздвинув мои ноги, он садится на колени, держа свой член в руке и шлепая им по моей киске несколько раз.

— Руки под задницу, — говорит он мне, и я поднимаю бедра, чтобы положить их под себя. — Пора сравнять счет.

Если он беспокоится о том, чтобы поквитаться со своей женой в этот момент, то его гордость ниже плинтуса. Мое тело расслабляется, когда он проникает внутрь меня. Я отказываюсь доставлять ему удовольствие и напрягаться. Пока он яростно вонзается в меня, я не отрываю глаз от пистолета во рту, а металл гремит о мои зубы. Он опирается всем своим весом на согнутый локоть, кряхтя при каждом толчке. Моя грудь свисает из разорванной одежды, покачиваясь, пока он имеет меня с варварской силой.

Это моя жизнь.

Это все, что когда—либо было.

Свет становится приглушенным, когда мои глаза закрываются, молча умоляя его отпустить меня в мой рай.

С другого конца комнаты я слышу, как звонит мой сотовый, и мое сердце оживает.

Он звонит.

Мои глаза распахиваются, когда проносится мысль, что, возможно, Ричард лгал о Деклане. Мое тело дергается, когда телефон звонит, пугая Ричарда в тот самый момент, и все происходит в молниеносной дымке, он спотыкается, теряя равновесие.

В тот момент, когда пистолет выскальзывает у меня изо рта, Пик настойчиво кричит:

— Элизабет, ДЕРИСЬ! — И я, не думая, как и почему, автоматически реагирую.

Собрав всю свою силу, я вонзаю локоть в его руку, выбивая пистолет из его хватки. Адреналин скачет по моему телу, когда пистолет выстреливает, пуля попадает в бетонную стену, пока пистолет скользит по земле. Взрыв оглушает, но каким—то образом мне удается перевернуться на живот, карабкаясь изо всех сил. Я вытягиваю руку, чтобы схватить пистолет, но он хватает меня за лодыжку и тянет назад.

Мои пальцы скользят по пистолету, когда он оттаскивает меня, и возня превращается в смутное пятно. Издав мучительно безумный крик, я борюсь, как могу, поворачиваясь и отрывая плечи от земли. Все еще со спущенными штанами, я впиваюсь руками в его бедра, и изо всех сил я кусаю его член, рыча, как дикий зверь, и как только я это делаю, его голос взрывается чистой кислотой.

— Чееерт!

Плоть лопается у меня во рту, когда мои зубы прорезают эластичность кожи и погружаются в ткань, разбрызгивая кровь повсюду. Я чувствую, как густой жар брызгает мне на лицо, покрывая губы и подбородок. Он истошно кричит, пока падает на землю, а я вскакиваю на ноги, бросаясь за пистолетом. В тот момент, когда моя рука сжимает пистолет, я поворачиваюсь, целясь ему в голову, и кричу как маньяк, пока мое тело выплескивает все мыслимые эмоции, но ни одна из них не имеет смысла, поскольку они пробирают меня до костей.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Чуть позже мы с Лакланом обнаружили арендованную машину, не имея представления, где могли быть Элизабет и похититель. Мы тратим время зря, блуждая по обычно оживленным улицам центра города, но сейчас середина ночи, и мы с Лакланом единственные, кто прячется поблизости.

— Это чертовски бесполезно, — в отчаянии ворчу я. — Все здания в округе закрыты и заперты. Они могут быть где угодно.

— Что ты собираешься делать?

Сердито выдохнув, я откинул голову назад и посмотрел в темноту ночи. Мы уже несколько часов прочесываем эти улицы, и ничего. Насколько я знаю, эта машина могла быть брошена ради другой, и они уже могли быть в другой стране.

Подняв голову, я поворачиваюсь и смотрю в узкий проход справа. В городе так много таких переулков, и мы ходили по ним всю ночь.

Меня мучает тревожное чувство обреченности, что я никогда не найду ее. Эта мысль захватывает меня, скручивая мои внутренности, когда я думаю, что не смогу снова увидеть ее лицо или услышать, как она произносит мое имя со своим сладким американским акцентом. Я не могу смириться с мыслью, что она никогда не узнает правду о моем сердце. Она заслуживает утешающего знания, что я все еще забочусь о ней. После всего, через что ей пришлось пройти, и даже после всех разрушений внутри нее, она все еще заслуживает того, чтобы знать.

Достав сотовый, я снова иду и решаю позвонить ей еще раз. Я набираю номер и после первого же гудка вздрагиваю, когда слышу громкий треск, раскалывающий ночь.

— Ты слышишь? — спрашиваю я Лаклана, слова вылетают у меня изо рта.

Его глаза широко раскрыты, он встревожен и говорит:

— Это был выстрел.

Выхватив пистолет из кобуры, я несусь вниз по ступенькам переулка, потому что звук этот доносится откуда—то снизу. Я чувствую прилив сил, когда ускоряюсь.

— МакКиннон! — кричит мне вслед Лаклан.

Бросившись вниз по лестнице, я не останавливаюсь и кричу через плечо:

— Будь на чеку!

Мучительный крик мужчины подзаряжает меня, и я следую за эхом в подземелье. Я слышу, как женский крик пробивается сквозь мужской и мое сердце бьется как никогда быстро. С пистолетом в руке я бегу так быстро, как только могут двигаться мои ноги по узким проходам. В одно мгновение я выбиваю дверь, чтобы обнаружить сцену настолько тревожную, что мой пистолет сразу же находит свою цель.

Их крики отскакивают от цементного пола маленького склепа, пронзая мои уши. Я ужасаюсь, когда мои глаза мечутся между ними, в то время как мой разум пытается понять, что передо мной.

Человек, которого я не узнаю, лежит на полу, его лицо совершенно бледно, и он начинает задыхаться. Его штаны спущены, колени в крови, и когда я смотрю на Элизабет, меня тошнит. Она стоит там голая, только разрезанная рубашка и лифчик свисают с ее рук. Ее рот покрыт кровью, и когда я резко поворачиваю голову к парню, я понимаю, что кровь на ней — от члена этого ублюдка.

Она шагает к мужчине с вытянутой рукой, держащей пистолет, и рыдания пронизывают ее крики, пока ее тело трясет.

— Элизабет, нет! — кричу я, когда она тычет дулом пистолета ему в лоб и держит его там.

Она никак не реагирует на меня, глядя на мужчину.

— Не нажимай на курок! — приказываю я, мои слова вылетают быстро, пока мой собственный пистолет нацелен на мужчину.

Ее крики сменяются прерывистым дыханием, шипящим сквозь зубы, и я знаю, что в любую секунду она убьет его.

— Элизабет, посмотри на меня, — настаиваю я. — Не убивай его.

— Почему? — кипит она.

— Потому что ты уже знаешь, что тебе от этого не станет лучше.

— Ты УБЛЮДОК! — истерически кричит она ему, как обезумевшее животное.

Я делаю пару шагов ближе к ней, но она огрызается:

— Не подходи ко мне!

— Пожалуйста, — умоляю я. — Больше никаких убийств.

— Если не я, то я сделаю это для тебя, — загадочно говорит она. — Считай это подарком.

— О чем ты говоришь?