Наконец, перебравшись через узкий перевал, уже почти на закате они добрались до замка. И едва увидев его, Кай понял, что один этот вид стоил всех малоприятных приключений последних дней.

Замок не просто стоял на берегу озера в месте впадения реки. Он стоял прямо на водопаде, коим эта река заканчивала свой путь, низвергаясь в озеро с высоты в добрые сорок ярдов. Непосредственно перед обрывом каменный выступ разделял реку на два рукава и далее тянулся вертикально по всей высоте водопада, а затем вновь вытягивался горизонтально вперед, вдаваясь в озеро наподобие носа корабля.

Замок был высечен в этой скале и выстроен на ней, и одно переходило в другое столь плавно, что трудно было понять, где кончается естественный монолит и начинается каменная кладка. Вертикальная часть скалы, разделившая два пенных потока, была превращена в изящную цилиндрическую башню с идущими по спирали высокими и узкими стрельчатыми окнами — то есть на самом деле башня представляла собой лишь половину цилиндра, выступавшую из скалы, а вторая, воображаемая (или все же реально прорубленная вглубь?) утопала в каменной тверди, чтобы вырасти из скалы уже над водопадом, воссоединившись с внешней половиной уже не в виде простого цилиндра, а в виде стремительно возносившейся ввысь ажурной конструкции (Кай поискал сравнение, чтобы описать ее форму — бутон? колос? веретено? пламя факела? каменный вихрь?), образованной затейливо переплетавшимися витыми колоннами, просторными арками и горизонтальными площадками и в конце концов свивавшейся в острый пик, увенчанный золотым шпилем — сиявшим в лучах закатного солнца, как и многочисленные витражи выходивших на запад окон. «Корабельный нос» внизу, в свою очередь, был превращен в огромный балкон над водой, обнесенный балюстрадой, откуда, вероятно, тоже открывался чудесный вид на озеро и водопады; под этим балконом в скале была прорублена крытая галерея, опоясывавшая «нос» по периметру — со стороны это смотрелось, как нижняя палуба, впрочем, корабля уже не столько прогулочного, сколько военного, ибо здесь узкие окна скорее напоминали бойницы. Вообще, несмотря на кажущуюся легкость и ажурность, совершенно не вязавшиеся с обычными громоздкими фортификационными стандартами, замок был очень неплохо защищен от нежеланных гостей. Попасть в него можно было или сверху по одному из двух разводных мостов, переброшенных над обеими рукавами реки над самым обрывом, или же снизу на лодке, переплыв озеро и причалив к «корабельному носу», чьи отвесные бока вздымались из воды более чем на четыре ярда.

Именно последний путь избрали доставившие Кая. По разъезженной дороге маленький отряд спустился с перевала на берег озера, противоположный тому, где высился замок, и подъехал к небольшой квадратной башенке; в воде за ней виднелся дощатый причал, а над самой башенкой высилась мачта. Старший из кавалеристов, спешившись, постучал в воротка башенки и сообщил выглянувшему в дверное окошко немолодому стражнику о доставленном пленнике. «По документам — ротмистр Густав Лихт, сам говорит, что Кай Бенедикт… поэт», — прибавил солдат тоном почти что извиняющимся, мол, не я виноват в этой чепухе, я лишь передаю чужие слова.

— Бенедикт? — страж переправы аж попытался высунуть голову в круглом шлеме из своего окошка, но оно было для этого слишком мало.

«Ну наконец-то хоть кто-то меня знает!» — удовлетворенно подумал Кай, выпрямляясь в седле.

— Скажите этим болванам, чтоб развязали меня, — произнес он аристократически-презрительным тоном. — Я прибыл сюда по собственной воле, но уже сутки не могу втолковать им эту простую истину.

Он понятия не имел, в каком стражник звании и имеет ли он право приказывать патрульным, но тот произнес что-то вроде «ну правда уж, ребята, здесь-то уж чего ж…» (что, впрочем, походило не на приказ, а на ворчливую просьбу), после чего исчез в своем окошке. Кавалерист обернулся к своим товарищам и тоже буркнул «ладно, развяжите его». Каю, наконец, освободили руки и тут же чуть ли не силой стащили его с коня, опасаясь, вероятно, как бы он не попытался угнать казенную лошадь. Тем временем у них над головами заскрипел шкив, и Кай, задрав голову, увидел, как по мачте ползут вверх разноцветные сигнальные флажки. Некоторое время они развевались на ветру, а затем над каменным «корабельным носом» поднялся одинокий флажок в ответ, после чего из отверстия в гранитном «борту», которое Кай разглядел только сейчас, выплыла лодка и, ритмично сверкая тремя взмывающими из воды парами весел, двинулась через озеро.

— Это же вы «Солдатскую песню» написали? — страж переправы вновь высунулся из своего окошка.

— фальшиво напел он. — Я вот все думал, где вы нашего капитана Клермонта повстречать умудрились? Вы-то сами, чай, не служили?

— Ну так «всем известен» же, — ответил Кай, не вдаваясь в объяснения относительно типовых образов, совсем не обязательно имеющих конкретные прототипы.

— Да, да… Прямо вылитый он у вас получился! Под Монтеруэ, в Бонфуэррской кампании, стало быть, ломанулся вперед, никого не спрашивая, ура, ура… В итоге загнал роту в самую вражью гущу, ни слева, ни справа поддержать было некому, ну и покрошили там инсургенты почти всех в мелкую капусту, а самого оглоушили, да не добили, мертвым сочли — ну известное дело, дуракам счастье… А всего-то надо было стоять спокойно на позиции да ждать, пока маги подтянутся. Как они жахнули-то, так мятежникам и конец, мы бы вообще без потерь могли обойтись… А этому болвану медальку потом дали за личный героизм! Моя бы воля — я бы ему не медальку дал, а голову оторвал. Все одно он ей не пользовался…

Узнав, что перед ним один из «палачей Бонфуэрро», Кай утратил к ветерану всякий интерес (чего тот, предавшись воспоминаниям, похоже, даже не заметил) и лишь смотрел, как по озаренному заходящим слева солнцем озеру приближается лодка.

Наконец лодка причалила. Трое гребцов-солдат остались сидеть на веслах; молодой унтер-офицер в малиновом мундире (смотревшемся, на взгляд Кая, довольно потешно), выбрался на пристань, небрежно отсалютовал и получил от старшего патрульного бумаги и прочие вещи Бенедикта. Коротко просмотрев документы, он бросил сумку Кая на дно лодки и обратился к нему самому в меру вежливым, в меру холодным тоном, указывая на носовую банку:

— Прошу садиться. Мы доставим вас к Госпоже.

Хотя он был при шпаге (а солдаты, как заметил спрыгнувший в лодку Кай — при коротких мечах), никаких неприятных сюрпризов от свежедоставленного — кем бы он ни был — похоже, не ждали. Ну в самом деле, какие неприятности может доставить человек, которому только что пообещали исполнить его заветную мечту?

Пока лодка плыла обратно к замку, никто из них не сказал ни слова. Кая это более чем устраивало. Он любовался закатом над озером. Пока они плыли, огненно-красное солнце скрылось за дальним зубчатым горизонтом, погасив переливающуюся дорожку на воде, но прозрачно-бездонное небо, плавно меняющееся от оранжевого к синему как в пространстве, так и во времени, все еще воспроизводило собственное великолепие в озерной глади.

Лодка подошла к гроту — как теперь уже было ясно видно, также искусственно выдолбленному в скале и напоминавшему огромный клюз, только находившийся на уровне ватерлинии каменного «корабля». Когда они вплыли под низкие каменные своды, Кай поднял голову и обратил внимание на щель вверху, скрывавшую толстую опускную решетку. Никакого причала не было, «клюз» заканчивался вертикальной гранитной стеной, и лишь в каменном потолке виднелись новые отверстия, закрытые люками — очевидно, для подъема и спуска людей и грузов. Да, непрошеному гостю попасть в замок непросто — во всяком случае, с воды, причем это, наверное, лишь первые препятствия на пути в… донжон? Верхнюю часть замка, выстроенную на скале, совсем не хотелось называть этим термином — это было произведение искусства, воплощенное в камне парящее изящество, а вовсе не громоздкая крепость в крепости, последний рубеж обороны гарнизона… хотя, наверное, при необходимости она могла сыграть и эту роль. Кто и когда построил этот замок, интересно? Едва ли сама Изольда — масштаб работ, на непрофессиональный взгляд Кая, требовал десятилетий упорного труда сотен каменотесов… но, наверное, замку все же менее трехсот лет. Он построен в новую эпоху, эпоху мира, когда благодаря могуществу магов, уничтоживших внешнюю и внутреннюю оппозицию, власть Империи распространилась повсеместно, позволяя зодчим предпочесть красоту и полет фантазии мрачным канонам фортификации…