– Ты езжай домой, отоспись, – посоветовал он, – а завтра с утра вот сюда позвони, и сюда, – он подал Стасу через открытое окно исписанные обрывки бумаги и пояснил:

– Это группа разбора, а здесь узнаешь, куда жену твою увезли, когда экспертиза, потом вещи заберешь. Сегодня даже не пытайся, поздно уже. Давай, давай, езжай, – он дождался, когда Стас заведет двигатель и отъедет. Брошенный на заднее сиденье мобильник надрывался на все лады, трезвонил, не переставая. Стас прикусил нижнюю губу и сосредоточился на одном – держать дистанцию и следить за светофорами. Но пропустил свой поворот, проехал еще два перекрестка и развернуться смог только на третьем. От напряжения дрожали руки, перед глазами колыхался клок сизого тумана, застилал собой дорогу. «Не могу больше» – Стас повернул руль вправо, проехал немного по тихой улице и остановился. Надо купить воды и передохнуть, посидеть, закрыв глаза, собраться с мыслями. И заткнуть, наконец, чертов телефон, сил больше нет слушать его вопли. Мобильник словно подслушал его мысли и запиликал с новой силой.

Номер был незнакомый, звонили с городского. Стас с минуту смотрел на моргающий экран и не выдержал:

– Слушаю, – через силу выговорил он, но услышал только шорох бумаг и отдаленные голоса, эхом разносившиеся по гулкому помещению.

– Говорите! – уже нетерпеливо повторил он и приготовился нажать «отбой», когда услышал уставший женский голос.

– Наконец-то, – выдохнула она, – два часа до вас дозвониться не могу. Завтра с десяти до половины четвертого можете забрать тело. Если срок хранения больше суток, то платно, прейскурант у них есть, можете ознакомиться.

– Что – с десяти до половины четвертого? – переспросил Стас, – почему завтра? А экспертиза? А…

– Какая экспертиза! – уже раздраженно воскликнула женщина, – семьдесят девять лет, и так все понятно! Инфаркт у вашего папаши был, мгновенная смерть, врач засвидетельствовал. Реанимация не помогла…

– Инфаркт? – Стас зачем-то вышел из машины, привалился к задней дверце и вцепился свободной рукой в волосы, – инфаркт? У кого?

– Вы – Нестеров Станислав Андреевич? – неуверенно уточнила тетенька сразу ослабевшим голосом, – а Нестеров Андрей Михайлович – ваш отец?

– Да, – уже стемнело, светились окна домов, включилось уличное освещение. Стас смотрел то на свою застывшую тень, то на яркую подсветку салона красоты на другой стороне проспекта.

– Ну, вот, я же говорю вам, – оживилась женщина, – завтра. С десяти до половины четвертого. Все, молодой человек, мне некогда, меня больные ждут.

Из трубки понеслись короткие гудки, а Стас все держал телефон, слушал их, как метроном, как реквием. По только что оборвавшейся жизни двоих людей, и повисшей на тонкой, едва заметной ниточке третьей. «Так не бывает» – крутилось у него в голове, пока он ехал по темному городу к больнице – «так не бывает. Это не со мной. Это ошибка, две ошибки. Пожалуйста».

Ошибки не было. Вход в отделение давно закрыли, недовольная дежурная медсестра сказала, что она только что заступила на пост и вообще справок не дает. И попыталась захлопнуть перед Стасом дверь.

– Подождите, – он принялся рыться в карманах костюма, улыбнулся криво и выудил, наконец, две купюры по пятьсот рублей, протянул их медсестре. Женщина молча смотрела на посетителя и часто моргала густо накрашенными ресницами.

– Узнайте, пожалуйста, когда… как… Как это произошло, – руки задрожали, и он едва не выронил деньги.

– Здесь жди, – медсестра вытащила купюры из его пальцев и шагнула назад.

– Он в платной палате лежал, в отдельной! – в ответ на его крик медсестра кивнула и захлопнула стеклянную дверь. Стас отошел к окну на площадке, сел на низкий подоконник, уставился на никогда не спящий город. Огни, огни – неподвижные, яркие, и быстрые, едва заметные, скользящие по краю тьмы и света, сливающиеся в реки, исчезающие в общем потоке.

– В три часа дня, – раздался за спиной равнодушный голос, – новости посмотрел, ему плохо стало. Сразу не заметили, а потом поздно было. Но все быстро произошло, – Стас не оборачивался, он смотрел на отражение в черном стекле – свое и женщины в белом халате. Потом кивнул, поблагодарил ее и пошел по ступенькам с седьмого этажа вниз.

– Завтра! – крикнула медсестра ему вслед, перегнувшись через перила, – завтра забрать можете…

– С десяти до половины четвертого, – перебил ее Стас, – я помню. Спасибо.

Он вышел во двор больницы, сел за руль, оперся локтями на колени и закрыл ладонями лицо. Стало тихо, темно, и очень спокойно, пять минут назад все закончилось для него навсегда, теперь можно никуда не торопиться, никого не ждать, никому не звонить. И его теперь тоже никто не ждет, не спешит навстречу, не наберет его номер… Рядом завозилось что-то, засопело, ткнулось в бедро. Стас открыл глаза – рядом с машиной сидела крупная черная дворняга, принюхивалась и внимательно наблюдала за человеком. Стас посмотрел на часы – половина первого ночи, он и сам не заметил, как заснул в открытой машине.

– Отойди, – хриплым со сна голосом попросил он, и пес вскочил, отбежал в сторону. Стас захлопнул дверцу, завел двигатель и поехал по пустым улицам домой.

В коридорах Управления было душно и сыро, и Стасу казалось, что он уже третий час сидит в предбаннике. Вернее, не сидит, а бродит туда-сюда от торцевой стены с небольшим мутным окном до узкой лестницы на первый этаж. Чтобы не заснуть, не смотреть одну точку перед собой, не думать, не вспоминать, не оставаться одному в пустой квартире – сейчас он был готов на что угодно. Даже просидеть здесь еще два, три часа – столько, сколько понадобится, чтобы дождаться следователя. В остальных кабинетах дело двигалось, очередь, если и успевала образоваться, то быстро рассасывалась, а на дверь с цифрой «14» так болтался подпечатник с вдавленной в пластилин ниткой. Кроме Стаса никто в этот кабинет не стремился, народ кучковался у соседних дверей. После бессонной ночи голова была неожиданно легкой и пустой, мысли, эмоции – все потеряло остроту, но не исчезло, а словно подернулись дымкой, больше похожей на пепел. Поэтому на маленького, с поднятыми почти до ушей плечами старшего лейтенанта, остановившегося у дверей заветного кабинета и звенящего ключом Стас сначала не обратил внимания. Потом долго смотрел в обтянутую синей форменной курткой спину и сообразил, наконец, что следователь Кормилицын А. В. прибыл на рабочее место. Дверь закрылась перед носом, Стас постучал и толкнул створку.

– Вы ко мне? – лейтенант уже уселся за пыльный, заваленный бумагами и разным хламом стол, положил перед собой портфель и втянул голову в плечи.

– К вам, – подтвердил Стас, – я Нестеров. Мне сказали, что дело у вас.

Кормилицын с минуту смотрел в окно, на пыльную решетку за ним, кивнул и повернулся к посетителю.

– У меня, – подтвердил он, – и вещи вашей жены тоже у меня. Вот, – он грохнул дверцей облезлого от старости сейфа, достал черный пластиковый пакет и положил его на груду старых журналов.

– Распишитесь, – из портфеля на свет появилась опись, Стас взял листок, пробежал строчки, и потянулся за предложенной ручкой.

– Все, можете идти, – Кормилицын запихнул бумагу в портфель и включил системный блок компьютера. Надрывно загудел вентилятор, но после пинка успокоился, и в кабинете стало тихо.

Стас заглянул в пакет, положил его на стул и спросил негромко:

– Это все?

– Да, – не глядя на него, кивнул лейтенант, – все. Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела я вынес и отправил в прокуратуру. Можете идти.

– Погоди, – Стас подошел к столу, расчистил на нем свободное место, оперся ладонями о столешницу, – я не понял – почему отказ? На каком основании? А экспертиза? А схема ДТП? А…

– Обращайтесь к руководству, – уши Кормилицына скрылись под жесткими погонами, он внимательно смотрел на покрывавший монитор слой пыли, словно читал свою речь с черного экрана.

– Обращусь, – пообещал Стас, – обязательно обращусь. Фамилию и должность мне назови, чтобы я ничего не перепутал.