- Я готова, - прошептала, переворачиваясь на спину и заглядывая в глаза князя, в которых отражался горящий огонь камина, но мне казалось, что это его собственный. Или его зверя.
- Иди с богом, - улыбнулся Богумир. - Не опоздать сегодня, очень важно.
- Но ты ведь хочешь, а я готова.
- Хочу! Очень хочу! Даже жену не хотел столь безумно. Но, чем дольше жду, тем слаще будешь, моя ягодка. Все будет, как положено, после венчанья и веселого пира, гости сами проводят нас на ложе, а утром мы гордо вынесем им простынь с положенными следами. А пока иди. Иди ради Всевышнего! Умоляю!
Глава 50
Лукерья лично помогла мне помыться, одеться в новое, темно-синее платье и уложить волосы в очень красиво заплетенную косу. Я улыбалась, и она порхала вокруг меня легкой пташкой.
О Всевышний! Сколько же любви в этой женщине! Потеряв всех своих детей в какой-то степени из-за племянников, она сумела не озлобиться на них, а напротив, передала им все свою любовь. Воистину - великая женщина!
- Ты там будешь со мной? - спросила с надеждой.
- Конечно, я всегда теперь буду с тобой, - улыбнулась женщина. - Кому ж я еще здесь нужна то? Знаешь, никто по моим детям не убивался так, как Богумир. Двенадцатилетний мальчик кричал, что запрещает! Что отменяет этот проклятый закон. И приказывал, и просил, и плакал. Не послушал его совет жрецов. Исполнил Марун свой страшный долг. Три месяца мальчишка упрямо не пил и не ел. И утонуть пытался и с гор прыгал. Жить не хотел, виня себя в их смерти. Только кровь волкодлака его от гибели и спасала! Как его не пожалеть было? Мы с Трибором осиротели, так ведь и они сиротками остались рано. Вот и грели мы друг друга, как могли.
Я молча встала и обняла плачущую Лукерью.
- Хороший он. Очень хороший, - вздыхала женщина. - Береги его.
Я, подумав, взяла с собой тот мешочек с золотом, что мне дала за работу Мирослава, решив раздать особо нуждавшимся.
Приехав в дом милосердия, я сначала должна была сварить пшенную кашу с тыквой, нарезать хлеб, намазать маслом и разлить настоянный уже отвар с ромашкой и этим их очень кислым, но приятно пахнущим лимоном. Совершенно ничего сложного.
После полудня, начали приходить люди, в основном вдовы с выводками ребятишек больше трех, поменьше калек, кто без руки, кто без ноги, еще меньше одиноких стариков, и совсем уж мало пьяниц.
Сердце мое возрадовалось, благодатное хозяйство мне достанется. Ой благодатное.
Когда люди расселись за столы, подошла к каждому, раздавая монеты и спрашивая, как их дела, здоровье, не нуждаются ли в чем-нибудь.
- Все хорошо дочка, есть, где покушать вот, да и ладно. Не сложилося с семьей по молодости, гордый, да горячий был. Теперь мытарствую вот, - отвечал с виду совсем древний старик, с длиннющей белой бородой и длинными, скрюченными пальцами.
- На, что живешь то, дедушка?
- Траву рву, солому сушу, девкам да мужикам шляпы плету, да котомки. Да только руки уж не спорые как ране. Не поспеваю много сплести то.
- Держи, батюшка денежку, купи себе рубашку новую. - вложив в сморщенную руку три золотых монетки, пошла дальше.
Мать с пятью детьми осталась совсем одна, когда муж рыбак, утонул. Работали они все на поле, где выращивали помидоры. Даже годовалую крошку не с кем было оставить. И старшие дети тоже работали, а грамоте в вечерней школе учились. Все такие умненькие светленькие, а у матерей в глазах отчаянье. Нужно с этим что-то делать... Попрошу у князя позволения, каждую среду, одиноким матерям здесь, хоть по серебрянику давать. Чай не обеднеет его казна от помощи пяти вдовам.
Когда вложила денежку в руку последнего страждущего, почувствовала на себе чей-то жгучий взгляд, подняла глаза и в самом дальнем углу, в тени, увидела саму себя. Только чуть пополнее и постарше.
Сердце мое подпрыгнуло и забыло, как биться, дыхание замерло, руки задрожали.
Заметив мой взгляд, женщина вздрогнула, смущенно улыбнулась, начертила в воздухе руну благополучия, она же благословление, легким жестом руки отправила ее мне и пошла вперед, но не ко мне, а к двери. Открыла ее и вышла, даже не оглянувшись.
- Мама! - прошептала опомнившись. - Мама! Постой! Мама!! - я бросилась за женщиной на улицу, но там уже никого не было. - Мама! Не уходи! Мама! Я же просто обнять тебя хотела! Мама!
Я бежала, вперед не обращая внимания ни на прохожих, ни на бегущую за мной охрану. Бежала и кричала Мама! Пока не уткнулась в какого-то просто огромного мужчину в форме дружинника князя. Подняв на него глаза, в ужасе отшатнулась назад, узнав в нем одновременно и жреца Маруна и служителя новопришедшего, и даже, на несколько мгновений, в этом существе образ нянюшки проявился.
- Не надо, госпожа, - тихо сказало существо, обняв меня за плечи. - Муж вашей матушки, очень ее любит, и она его полюбила, но он никогда не примет вас. Как прямое проявление ее первой любви и страсти. Но у вас есть я.
Снова жутко знакомая улыбка милой нянюшки.
- Что ты такое?? - выдохнула, холодея от ужаса.
- Хранитель, проводник, нянька, наставник, друг. - Спокойно отвечала сущность. - Приставлен к тебе бабушкой и буду рядом до последних мигов этого воплощения.
- Ты убил Раду! - ужаснулась я.
- Ее век всяко был бы не долог, ее душе нужно было выполнить только одно задание по своей карме - родить дочь. Она бы не пережила укуса волкодлака. Сердце замерло бы от ужаса, и князю было б еще хуже, чем сейчас.
- А Ненависть в сердце Софьи, ты вложил?
- Это душа поднялась сюда из нижнего мира, им первый раз всегда тяжело в мирах, где вибраций энергии выше, не доверяют никому.
-Ты убил детей Лукерьи! Князь просил не делать, а ты убил! - если бы могла, я бы сейчас же свернула эту мощную шею, на которой держалась голова с довольно симпатичным лицом рыжебородого мужика, да только у меня, совершенно точно, сил на это не хватит.
- В память о них, князь отменит этот жестокий закон, а за ним и другие княжества последуют, - совершенно спокойно ответил хранитель.
- Не смей никому больше причинять вреда! Я приказываю! - крикнула уже в пустоту, мужчина просто испарился.
- Мила! Милочка! Да постой же ты, детка!
Лукерья догнала меня и прижала к себе.
- Поехали домой, хорошая, поехали, - сердечная женщина сама надрывно всхлипывала от жалости ко мне, - Князя дождемся, а хочешь, с княжной в саду погуляем?
- Хочу, Луш, очень хочу!
Как же было обидно и горько.
- Я не нужна матери! У нее есть мужчина, которого она любит больше меня! - всхлипывала, положив голову на колени к Луше.
- Но все же, она нашла в себе силы прийти и благословить, на жизнь с любимым! - утешала женщина, гладя по голове.
Да, ее когда-то не благословили, и она понимает, как холодно без материнского одобрения. А меня, ее одобрение, несмотря ни на что, будет греть всю жизнь. Да и бабушка не так плоха оказалась, вон каким хранителем замудренным обеспечила.
- Я отпускаю тебя, хранитель! - сказала громко. - Отпускаю с искренней благодарностью за все. Но дальше со всем справляться, я буду сама.
Мне была просто невыносима мысль того, что хранитель однажды убьет еще кого-то, во имя моего будущего.
Меня тут же словно холодным ветерком обдуло.
Ушел.
С вздохом полным грусти, вспомнилось как горько я плакала, одна обмывая почившую нянюшку, просто не проснувшуюся однажды утром. Как бешено билось сердце, когда в ужасе убегала от служителя новопришедшего и наущенных им односельчан. И сердце вздрогнуло от боли, но и губы Богумира, что так нежно ласкали утром, тоже вспомнила. И улыбнулась.
Как только приехали на княжеский двор, я сразу отправилась искать Светораду. Девочку качали в саду, на качелях, Светозар с Вереной. Увидев меня, девочка бросилась ко мне на всей скорости своих маленьких ножек, но замерла в шаге от меня:
