БЕЗЫМНЯННАЯ РОТА

– Здесь ржавые каски растут из земли,

– Сквозь корни осин проступая;

– Сюда мы совсем не случайно пришли,

– Судьба видно наша такая;

– На этом пригорке в бою полегли,

– Бойцы из советской пехоты;

– А нынче пришел поисковый отряд,

– За скорбной своею работой;

– И с хрустом лопаты вонзаются в дерн,

– Из небытия возвращая;

– Стрелковую роту, что шла на бугор,

– Под вражьим огнем умирая;

– Никто в донесеньях о них не писал,

– Что гибли они как герои;

– Лишь несколько строк в батальонный журнал,

– Внес писарь потом после боя;

– Прибавится снова могильных холмов,

– И снова к девятому мая;

– Красивые речи с трибун прогремят,

– С Победою всех поздравляя;

– Но совесть не может проснуться на час,

– Чтоб только к торжественным датам;

– Мы знаем, мы помним, и мы воздаем,

– Долг памяти павшим солдатам.

(Виталий Воронин 2020)

В июле 1941 года 3 Ленинградская дивизия народного ополчения была переброшена в Карелию на Олонецкое направление, имея задачу не допустить прорыва финских войск к городу. Ополченцы сражались на берегах реки Тулоксы, и за деревню Сяндеба, сдерживая превосходящие силы противника. Однако в сентябре 1941 года дивизия оказалась в окружении, из которого ей пришлось выходить разрозненными частями, неся большие потери. История этого выхода из окружения представляет особый интерес для исследования, поскольку по мнению автора недостаточно подробно отражена в литературе. В районе деревень Сяндеба и Нурмолицы Олонецкого района Карелии многие поисковые отряды ежегодно проводят поиск незахороненных останков защитников Отечества, погибших в период Великой Отечественной войны. Берега речки Сяндебка, высота 40.0 и ее окрестности давно известны поисковикам. Монумент в самой деревне Сяндеба увековечил подвиг ополченцев 3 ЛДНО, понесшей тяжелые потери в боях 1941 года. Наш казачий поисковый отряд им. Я.П. Бакланова в августе 2020 года также проводил поисковые работы в этих местах.

Целенаправленные поиски штабных документов 3 ЛДНО в районе дер. Нурмолицы Олонцкого района, респ. Карелия, мы начали 10 лет назад.

Тогда я прочел мемуары ополченцев, из которых узнал о том, что, идя на прорыв окружения, бойцы дивизии по приказу командования уничтожали все документы подразделений, чтобы исключить возможность их захвата врагом. Немногим тогда удалось вырваться из кольца и практически никаких документальных свидетельств о тех боях не сохранилось.

Общие карты боевых действий у нас имелись, но их масштаб не позволял, точно установить места поиска. Оставалась надежда, что какие – то штабные документы в спешке могли просто зарыть в землю или потерять. Мы надеялись найти их.

Эта мысль не давала нам покоя, и каждый год участники отряда на свои скромные средства снаряжали экспедиции в Карелию. Поисковое движение в России вообще держится только на энтузиазме таких людей, невзирая на отсутствие финансирования и помощи от государственных и общественных структур, призванных эту помощь оказывать. Обычно в таких случаях нам говорят: «Это ваша личная инициатива, никто вас туда не посылает».

Да, нас никто туда не посылает. Как никто не посылал на фронт добровольцев из ополчения. Поэтому получается, что поисковики – добровольцы ищут останки павших ополченцев – добровольцев. И это вроде как их личное добровольное дело, а остальные не причем.

Из года в год наш отряд выезжал на место прорыва и проводил поисковые разведки в лесисто-болотистой местности, безрезультатно прочесывая квадрат за квадратом с помощью металлоискателей и щупов. За этот период мы проверили без преувеличения каждый окоп и каждую воронку вокруг дер. Нурмолицы, но документов штаба дивизии найти не могли.

Дождливая, сырая погода и комары – вечные спутники поисковика в Карелии, как обычно не оставляли нас без внимания. Заболоченные низменности, поросшие кустами черники, сменялись песчаными взгорками, изрезанными остатками обвалившихся траншей, петлявшими среди шумевших на ветру сосен.

Металлоискатель то и дело попискивает, реагируя на мелкие металлические сигналы. Из-под лопаты выскакивают почерневшие стреляные гильзы, осколки снарядов и куски сгнившего кровельного железа.

Казалось бы, что по прошествии 79 лет, следы войны должны совсем стереться, но стоит откинуть слой мха как увидишь вросшую в корни ржавую, простреленную саперную лопатку или обломок штыка.

Лес в этих местах имеет почти лунный ландшафт. Он изрезан траншеями, воронками и провалами блиндажей, которые ясно видны и поныне. Такая уж особенность у южнокарельского соснового леса. Он все помнит.

Вот цепочка мелких пехотных ячеек пересекает заросшую кустами черники низину. Через сто метров, по песчаному холму, среди старых почерневших пней и мха проходит такая же цепочка ячеек, но уже брустверами навстречу. Здесь явно был встречный бой, оставивший после себя стреляные гильзы, звенящие на все лады в наушниках металлоискателя. На донцах гильз даты выпуска, не позднее 1941 года. Значит это та война, которую мы ищем. Однако документов здесь точно быть не может, так как их закапывали перед прорывом, а не во время него.

Спускаюсь в заболоченную низину, на первый взгляд, страшную свой топью. Но я знаю, что болото здесь проходимое. Корни деревьев, мох и кусты черники создали сплошной зеленый ковер, пружинящий под ногами, и только слегка пропускающий черную болотную жижу.

Места знакомые и не раз хоженные нами. На старом трухлявом пне посреди болота лежит проржавевшая противотанковая граната РПГ 40, с остатками защитной краски и торчащим запалом. Она служит для нас ориентиром, и поисковики, каждый раз проходя мимо, старательно ее обходят. Дальше начинается настоящая топь, так называемая ламба, и мы поворачиваем назад.

Отмечая пройденные точки на спутниковом навигаторе, я вдруг обратил внимание на один заболоченный участок леса, ранее нами не исследованный. Площадь его составляла около километра в диаметре, и ничем он не выделялся среди других болот.

На этом участке мы вели работы в течение 3-х лет, прежде чем удача улыбнулась нам. Старый сосновый лес среди высохшего болота был, как и везде усыпан осколками снарядов, но одно место привлекло наше внимание.

Сначала под металлоискатель начали попадать различные автомобильные запчасти. Куски разорванных рессор и искореженные крылья наводили на мысль, что это был автомобиль ГАЗ АА. Сразу вспомнились мемуары ополченцев, в которых они описывали, как сбрасывали весь груз с автомашин, чтобы ехать в прорыв налегке.

В течение недели мы отрабатывали этот небольшой участок, чтобы собрать с него все железные обломки.

Поиск стал для нас повседневным тяжелым трудом, часто изнурительным и неблагодарным, но иногда сопровождаемым удачами. В этот раз удача улыбнулась мне.

Металлоискатель взвыл от близкого сигнала, и лопата, прорубив корни, гулко ударилась обо что-то железное. В раскопе показался ржавый жестяной лист, который оказался боком запаянного плоского ящика с остатками зеленой краски.

Все еще не понимая, что это такое, я поддел лопатой крышку и ящик распался на две части. На траву выпала толстая полусгнившая бумажная папка, насквозь пропитанная водой и намертво спрессованная за десятилетия, проведенные в земле. Остатки почерневших деревянных дощечек скоросшивателя отвалились и на первом листе открылась часть крупно выведенной карандашом надписи «…2 СП…».

Стало ясно, что это документы 2 стрелкового полка 3 Ленинградской дивизии народного ополчения. Согласно официальным данным все документы этой дивизии были уничтожены по приказу командования при прорыве из окружения.