— Прямо сейчас ты мне сердце разбиваешь, Пятый, — неожиданно тихо сказала Куратор. — Потому что я знаю, что с тобой ещё не покончено. Одна дверь закрылась, хорошо. Ты прав. Но другие-то не заперты.

— Ты не понимаешь, о чём говоришь.

— Нет, ты.

Они оба замолчали и оба остались при своём. Пятый отказался хвататься за спасительную соломинку, а Куратор её убирать.

Остаток пути они провели в тишине, но стоило выбраться из машины, как Куратор снова схватила его за руку и повела вверх по ступенькам. Здание было новым — стекло и железо, совсем немного бетона. На витринах механические люди с протезами, демонстрирующими последние достижения компании, искусственные руки с перстами указующими на стойке регистрации и снующие туда-сюда безголовые четвероногие боты с корзинками полными конвертов или буклетов.

— Теперь я вспомнил, где я слышал это название, — Пятый щёлкнул пальцами. — Меритех Дайнамикс и их тысячи видео про унижение роботов.

— Как можно обидеть то, у чего нет души? — Куратор постучала ногтями по пластику.

Девушка за стойкой тут же обернулась и расплылась в радушной улыбке:

— Здравствуйте. Вам назначена встреча?

— Да, — Куратор отпустила руку Пятого, но ненадолго. Обхватила его за плечи. — С Лэнсом Биггзом. По поводу программы поддержки для деятелей искусства.

— Одну минуту, — девушка застучала по клавиатуре, открывая расписание переговорных. Она то и дело поднимала глаза и всматривалась в лицо Пятого, видимо, пытаясь его узнать.

Пятый поморщился, стряхнул руку Куратора и отвернулся. Пусть лучше сверлит взглядом его затылок, чем внезапно вспомнит, что видела его в новостях.

— Ваши пропуска, — девушка выложила на стойку две пластиковые карточки. — Вам нужно подняться на пятый этаж и подождать на диванчиках.

— Подождать? — Куратор повысила голос. — В каком смысле…

— Помощник мистера Биггза говорит, что он как раз готовится к вашему визиту.

Пятый качнул головой:

— Идём уже, — и отпрянул от стойки. Не глядя перехватил один из пропусков и первым прошёл через турникеты.

В лифте играла стандартная «расслабляющая музыка для ожидания», но Пятый назвал бы её какой угодно, но не расслабляющей. Лунная соната Бетховена и раньше не казалась ему особенно весёлой и зажигательной, а сейчас и подавно. Пятый поджал губы, отступил в угол лифта, подальше от Куратора, и прижал руку к культе.

Ещё одна вещь, к которой он никогда не сможет привыкнуть. Слышать снова и снова, краем уха и не в силах сбежать от музыки, те пьесы, которые совсем недавно казались ему лёгкими и даже скучными, но которые он уже никогда не сыграет.

— Паршивый денёк, — сказал он Куратору, когда лифт остановился на нужном этаже, звякнул и открыл двери. — Но не такой паршивый, как я.

В этот раз она ничего не сказала. Схватила его за рукав и потянула за собой в просторный зал с красными диванами и белыми журнальными столиками. Несколько дверей, ведущих к разным специалистам, снова примеры старых и новых протезов, и почти ни души. На одном из диванов сидела светловолосая девушка в трикотажном платье. Пятый зацепился за неё взглядом: губы недовольно поджаты, волосы коротко острижены, а обе руки кончаются чуть выше запястья.

Она подняла глаза, и Пятый тут же отвернулся. Его самого ведь злило — даже раньше, до трагедии — когда люди пялились. А сейчас он вёл себя не лучше.

— Если я оставлю тебя на пару минут, чтобы припудрить носик, ты же не сбежишь?

— Ты думаешь, я убил несколько часов своей восхитительной новой жизни на полёт в Детройт только чтобы сбежать? Ау, — Пятый поморщился и покачал головой. — Какого ты обо мне мнения.

— Ты как бы между прочим, но определённо намеренно делаешь больно своим близким и несколько раз уже попытался сказать «лучше бы я умер». Я тебе сейчас не доверяю, — Куратор подтолкнула его к одному из диванов.

Пятый только закатил глаза и молча сел. Вытянул ноги и откинулся на спинку, и как только Куратор, цокая каблуками, скрылась в уборной, сунул в ухо наушник, собираясь продолжить слушать «Одиссею».

Не тут-то было.

— Простите, — позвали его из другого конца зала.

Пятый поднял голову и снова встретился взглядом с единственной посетительницей.

— Простите, — повторила девушка. — Вы не могли бы мне помочь?

— Я?

— Вы тут кого-то ещё видите? — она поднялась, прижимая что-то к животу культями, и подошла к нему. Выронила ему на колени пакет сока. — Можете мне помочь трубочку в сок вставить?

Пятый нахмурился.

— Что вы хмуритесь? У вас же есть рука, — она улыбнулась, показав ямочки на щеках, и плюхнулась на подушки рядом.

Пятый хмыкнул, поставил сок на стол, немного повозился с распаковкой трубочки, а потом пробил в пакете дырку.

— Не могли бы вы…

— Да, да, конечно, — Пятый спохватился и поднёс сок к её лицу. Девушка поймала трубочку зубами, сделала несколько больших глотков и кивнула.

— Спасибо. Выручили.

— Немного неожиданно, потому что я сам ещё не…

— О, с вами всё будет в порядке. Справитесь, — она ткнула его локтем в бок. Пятый смущённо опустил взгляд и облизнул губы.

Странно было бы начать с ней спорить о том, что он уже никогда не справится.

— Меня Долорес зовут, — она протянула ему левую культю. Пятый неуверенно сжал её в руке:

— Пятый.

— Какое странное имя.

— Не страннее, чем его полная версия.

— О, — Долорес округлила глаза. — Теперь вы просто обязаны рассказать мне, какая же полная версия вашего имени.

— Нет, оно дурацкое.

— Уверена, вы просто скромничаете, — Долорес придвинулась ближе. — Если скажете, я тоже какой-нибудь дурацкий секрет расскажу.

Пятый обречённо вздохнул.

— Я правда…

— Ну, пожалуйста!

Он помолчал немного, сощурившись глядя на неё. Долорес, похоже, была твёрдо намерена узнать его имя.

— Моя мать очень любила Шостаковича и когда была мной беременна, часто слушала пластинку с его Пятой симфонией. Поэтому, — он повёл головой в сторону. — Моё полное имя Симфония №5.

— О, боже мой! — Долорес прижала культи ко рту. — Серьёзно?

Пятый кивнул.

— Потрясающе.

— Сами понимаете, в школе с таким именем не очень весело, так что я пришёл к ёмкому сокращению «Пятый», и использую его последние двадцать пять лет. Ну, может быть немного меньше, — он криво ухмыльнулся и сощурился. — Ваша очередь.

— До того, как Лэнс смог мне сделать более-менее приличные протезы, а мне всё равно хотелось выражать свои эмоции в рисунках, я рисовала разными частями тела. И на прошлой неделе мне заплатили полторы тысячи долларов за картину, которую я нарисовала задницей, — она выгнула брови и ухмыльнулась совсем как он. — Они, конечно, все думают, что я эти круги своими культяпками нарисовала, но на самом деле это была моя задница.

Пятый удивлённо выдохнул и тряхнул головой.

— Вау. Это точно не то, что я ожидал услышать.