– В очереди, пока за вином стоял, слышал, что начальника нефтебазы, вон той, что у моста, сегодня ночью собственная жена зарезала, потом отпилила ему уже мёртвому голову и бросила в кабинет первого секретаря обкома. Её арестовали, а она всё твердит, якобы в неё демон вселился, и это он всё сделал, – поделился очередной жуткой историей Серёга и добавил, – А в газетах снова ничего не напишут, как и про те смерти.
Я надеялся, что Виктория уже простила меня, но напрасно, она по-прежнему со мной не разговаривала, хотя я так же упорно продолжал провожать её до дома. И, вот, в очередной раз, проводив её до калитки, я возвращался в общагу. Под ногами хрустел снег, и я думал о том, что скоро Новый Год, и надо как-то мириться с Викторией, но каким образом? Ни одной умной мысли по этому поводу. В унынии и задумчивости я брел по заснеженной улице и уже у самой общаги услышал злобный окрик.
– Стоять, Красава!
Это был Бес, про которого все забыли за время его отсутствия. Я рванул к двери общежития, но её перед моим носом захлопнул увалень из его банды. Против восьми человек у меня не было никаких шансов.
– Ну, что, Красава, пришло время за козла ответить!
И тут же у меня полетели искры из глаз, потом я ощутил во рту вкус крови, запах грязного снега, последнее, что я видел, были яркие безмолвные и бесстрастные звёзды на угольно-черном небе. Очнулся уже в больничной палате с пробитой головой, поломанными ребрами, с выбитым зубом в придачу с двумя громадными фингалами. И это перед самым Новым Годом! Врачи, конечно же, зашили голову, починили ребра, но меня оставили лежать, так как сотрясение было слишком сильным, и головные боли не проходили. В палате я был один, тоска грызла душу, а одиночество рвало сердце на куски. Я полулежал на подушке, за окном кружились редкие снежинки. Стало ужасно жалко себя, и слеза невольно покатилась по щеке, и как только она упала, оставив мокрое пятнышко на больничном пододеяльнике, так в коридоре послышался звук шагов. Что-то сегодня не по графику сестра идёт температуру мерить. Дверь открылась, и появилась Виктория с авоськами. Она тут же подбежала ко мне и, кинув авоську с продуктами на свободную койку, подняла одеяло, принялась меня осматривать и ощупывать.
– Как ты? Всё цело? – и, не дожидаясь ответа, продолжила, – Прости меня, я не сразу узнала, староста ваша только час назад сказала. Так я занятия отменила, и к тебе.
Она хотела меня обнять, но надавила на больные ребра, я невольно застонал.
Виктория отстранилась и вновь начала извиняться, но я её перебил:
– Это ты меня прости, что я предал тебя, пожалуйста.
– А ты выбрал?
– Я оставляю это право за тобой.
– Хорошо. Я прощаю тебя, но вынуждена тебя предупредить, что у меня есть очень весомые причины не отдавать тебя никому, и в случае если это повторится, я, наверное, предпочту тебя прибить, чтобы ты уж тогда никому не достался.
Она улыбнулась и одарила меня долгим поцелуем. Выкладывая принесенные фрукты и другую еду, Виктория, как ни в чём не бывало, продолжила разговор.
– Я купила, что первое попалось, лишь бы быстрей до тебя добежать. Ты пока перекуси, а я к главврачу сбегаю на разведку.
Я был так рад, что Виктория пришла ко мне и простила, сразу стало легче не только душевно, но и физически. Я с любопытством начал смотреть на то, что она принесла. Особо есть не хотелось, к тому же болела челюсть, поэтому я выбрал большой яркий апельсин, очистил, вдыхая насыщенный цитрусовый аромат, который наполнил всю палату, и не успел я его доесть, как Виктория вернулась.
– Всё! Послезавтра я тебя забираю!
Её фраза «я тебя забираю» меня так растрогали, что я еле сдержал слёзы, Виктория, чтобы меня не смущать, взяла меня за руку и отвернулась. Она просидела со мной до самой ночи, а утром, как только можно было пройти в палату, уже поила меня куриным бульоном.
– Ты уже придумал, как отомстить этим уродам?
– Месть – это как-то не хорошо, не по-советски, есть ведь закон, суд. А если я их с Плотниковым, как он предлагает, по одному буду вылавливать, то чем я буду лучше их?
– Я тебя умоляю! Закон и суд имеют к нашей реальности такое же отношение, как дракон или единорог. И то и другое есть продукт коллективного мифотворчества, причем скорее явится единорог, чем будет справедлив суд.
Её аргументы были более убедительны. Но я пытался не сдаваться.
– И что ты предлагаешь, самосуд?
– Да!
– Тогда все сильные засудят слабых.
– Сила в нашем веке – понятие очень относительное. Человек может быть физически силен, но у его оппонента пистолет, и все они, по сути, равны, а если оппонент может управлять эфирным телом и использовать жизненную силу в люциде, то, вообще, ни сила, ни оружие не помогут.
– Нет, так всё же нельзя, это может привести к хаосу.
– Хаосу! Хаос – это когда тебя избивают, и ты в надежде на справедливость идёшь в милицию, а там папа того урода, что тебя избил, ты в прокуратуру – там его дядя, ты в суд, а там чертова двоюродная родственница. Нет, то, о чем я говорю, это не хаос, – это естественная самоорганизация системы. Я тупо хлопал ресницами, так как понимал, что мне до таких интеллектуальных построений ещё далеко. Виктория видимо поняла, подвинулась ко мне и тихонько на ухо прошептала.
– Потискай меня, пока никого нет, – и расстегнула свою кофту.
Утром следующего дня Виктория, уже забрав какие-то бумажки у врача, и воспользовавшись его же телефоном вызвала такси, которое доставило нас к её дому. Она бережно помогла мне помыться, предварительно нагрев воду на печи в большом оцинкованном тазу, ведь у неё не было ни бани, ни душа.
– Каникулы проведёшь у меня, – сказала она, намыливая шампунем мою голову.
Я был счастлив, что помирился с ней, но внутри меня терзало чувство вины, что из-за низменных сексуальных желаний я предал наши отношения.
– Наверное, ты сейчас думаешь о том, что изменил мне, – словно читая мои мысли, сказала Виктория, – на самом деле это не ты предал, а твоё тело.
Я хотел сказать, что тело и есть я, но вода из ковшика, которой она смывала шампунь с моей головы, помешала мне это сделать.
Тридцать первого декабря Виктория с утра поехала за «дефицитом», я же занялся уборкой в доме, а затем приступил к готовке новогоднего ужина. У меня была припасена бутылка шампанского, и мой мозг рисовал самые романтические картинки, да так ярко, что мне пришлось сделать омовение холодной водой, дабы успокоить своё возбуждение, которому не помешали ни болевшие сломанные ребра, ни пробитая голова. Появилась Виктория после обеда с полными сумками всяких вкусностей и от усталости завалилась на диван, попросив меня разобрать продукты. Там оказались колбаса, сыр и, о боже, кокосовый орех! Я не только его до этого не ел, но и не видел вживую.
– Там в какой-то сумке должна быть книга, называется «От существующего к возникшему», коричневая такая. Принеси, пожалуйста.
Я нашел эту книгу под банкой венгерского лечо фирмы «Глобус», и, пролистав её, пока нёс, чуть не поджарил свой мозг. Страницы пестрели буквально «дикими» формулами и не менее странными графиками. «Ну, это только математик и поймет»,– подумал я. Так что почти до самого «Голубого огонька» Викторию я потерял, пришлось всё делать самому, пока она штудировала эту заумную книгу, делая в ней пометки изгрызенным карандашом, при этом она сексуально мяла свою грудь. Наконец-то её взгляд упал на меня, она виновато улыбнулась и, лихо вскочив с дивана, заявила:
– Так, одеваемся красиво! И весело встречаем Новый Год!