– Это человек, который заботится о вас, думает о вас, – и, смущаясь, добавил, – и любит вас.

– Хм. Тогда получается, что в данный момент жизни у меня есть такой парень, и это ты, – прищурив один глаз, она посмотрела на меня, ожидая моей реакции.

– Вы шутите, Виктория Игоревна!

– Игорь, я абсолютно серьезно. Или ты против? – она впервые назвала меня по имени, – и давай договоримся, вне моей работы не будешь меня звать по имени отчеству, я просто Виктория, – она улыбнулась.

– Хорошо, Виктория.

Я боялся закричать от радости. Она взяла меня под руку.

– Пошли, мой парень, вон, мой дом уже видно.

Мы подошли к калитке, и я растерянно остановился, не зная, входить или ждать, когда меня пригласят.

– Заходи, не бойся.

Это был старенький дом с печным отоплением, без воды, который Виктория снимала, так как не хотела жить в общежитии, которое ей предоставил наш техникум. Во дворе нас встретила собака, по-видимому, она выполняла скорее декоративную функцию, так как виляла хвостом и радостно вертелась возле меня.

– А как зовут собаку?

– Собаку зовут, Пёс, – ответила Виктория, пытаясь найти в своей сумочке ключи от дома.

Мы вошли в дом, в прихожей сушилось на протянутых веревках бельё.

– Разувайся и проходи, сумку с продуктами оставь в кухне, хотя постой…

Она сняла бельё и протянула мне.

– Заодно брось в комнате на диван, потом разберу, что куда.

Сверху оказались красные кружевные трусики, и мой взгляд невольно застыл на них.

– Да, это те самые, на которые ты попался, как рыбка на крючок, – улыбаясь, сказала она.

Я вошел в комнату через кухню и положил белье на диван, на него же и сел. Комната была небольшой, помимо дивана, из мебели был маленький столик, шкаф и чёрно-белый телевизор «Горизонт» на ножках, на полу лежал выцветший и местами сильно протертый палас, еще одна дверь, которая была плотно закрыта, вела, видимо, в другую комнату. Виктория не торопилась, она чем-то занялась на кухне, а я не знал, чем себе скрасить ожидание. Мое внимание привлекла книга, лежащая на столе. Я взял её в руки, хмыкнул, – она была на английском языке. Название мне ни о чем не говорило:

– «Journeys out of the Body» Robert A. Monroe, – кое-как прочитал я.

Но английский мой был слишком слаб, и я положил её на место.

– Игорь! – позвала меня Виктория.

И я мигом побежал на кухню, где уже ждал нехитро накрытый стол.

– Хозяйка из меня так себе, готовить – не мой конёк, как впрочем, и все остальное. Бедному моему мужу придется и готовить, и стирать, и любить меня. Садись, ешь, давай.

На тарелке были макароны и порезанная варёная картошка, обжаренная с жареным луком, она подвинула ко мне банку со сметаной.

– Ешь со сметаной, – так вкуснее будет.

Я робко сказал: «спасибо», и мы приступили к ужину. Ничего вкуснее я не ел! Возможно, мне так показалось от долгой студенческой жизни впроголодь, то ли от того, что еда была приготовлена её руками.

– Спасибо! Было очень вкусно. Но мне, наверное, пора?

– Нет. Я тебя не отпущу, уже поздно, а твои недруги ждут тебя.

– Вроде я их не видел.

– Завтра узнаешь, что они тебя ждали. Или ты не хочешь остаться?

– Что вы, очень. Очень хочу.

– Вот и славно иди в комнату, можешь посмотреть, что там случилось с магнитофоном, пока меня ждешь. Он на окне.

На подоконнике стоял «Романтик», однокассетный советский магнитофон. Поломка нашлась сразу, в штепселе оторвался провод, и я с помощью перочинного ножа всё наладил. Вставил первую попавшуюся кассету, и заиграла незнакомая, но очень красивая музыка.

– Это Клаус Шульце, – композитор из ФРГ, а альбом называется «Трансефер» – услышал я голос Виктории сзади и повернулся.

Она стояла в голубом халате, скрестив руки на груди, без макияжа, с зачёсанными назад волосами, придерживаемыми ярко-синим ободком. Её шрам не казался чем-то инородным и зловещим, и мне показалось, что мы с ней знакомы тысячу лет.

– Красивая музыка, как и ты…, – попытался я сделать комплимент.

– Это хорошо, что ты так думаешь, а то из-за потери жизненных сил я боялась, что выгляжу просто ужасно. Давай, что ли в карты поиграем.

Я согласился, и мы, усевшись на диван, начали играть в дурака. Для меня были самые сложные моменты в игре, когда она добирала карты. Виктория накланялась в мою сторону, в этот момент из-под халата была видна её грудь, отчего я не мог сосредоточиться и потому, видимо, творил что попало.

– Ты не играешь, ты пялишься на мои сиськи! – весёлым тоном крикнула Виктория.

Я остолбенел, ну что можно сказать в такие моменты, когда тебя ловят с поличным.

– Пялишься? – прищурив глаза, спросила она.

– Как мне удержаться, если они сами на меня смотрят?

Она раскрыла халат и обнажила грудь, отчего моё сердце бешено забилось, а дыхание участилось. Я смотрел, как загипнотизированный удавом кролик. Два плотно налитых шарика с коричневыми сосками вызывающе направленными прямо на меня, казалось, чего-то ждали. Она начала их раскачивать, и я заметил сбоку у левой груди шрам. Я видел подобный раньше, у моей тёти внизу живота был такой от удара ножом.

– Можешь потрогать, и я пошла спать. И ты тоже! – сказала она смеясь.

Когда об этом грезишь – это одно, но тут я стушевался, видимо заметив мою нерешительность, Виктория взяла мои ладони и положила на свою красивую грудь. Я возбудился, фейерверк гормонов вспыхнул в моей крови, мне хотелось накинуться на неё, сорвать тонкий халат со столь желанного тела и овладеть им.

– Прости, совсем нет жизненных сил, может, в следующий раз, – она поцеловала меня, – спать!

Виктория намеревалась было встать с дивана, но я не желал останавливаться, притянув её, я страстно впился в её губы, проникая языком в её рот. Буря страсти овладела мной. Надо это сделать! И только эта мысль пришла мне в голову, Виктория надавила мне ладонью чуть ниже живота и резко встала.

– Я сказала, спать!

Мне показалось, что она что-то сделала, так как моё возбуждение резко прошло.

– А что бы ты лучше заснул, и моя грудь не мешала этому, расскажу тебе про одну игру. Когда ляжешь, закрой глаза и представь, что твоя голова там, где ноги, а ноги, где голова. Почувствуй, что за твоей головой не стена, а дверь в мою личную комнату.

Когда уже был застелен диван, и я предвкушал, что мы хотя бы ляжем вместе, но Виктория пожелала мне спокойной ночи и скрылась за дверью, ведущей в другую комнату или, как она её назвала, личную комнату. Защелкнулся замок, лишив меня шанса пойти за ней.

Утром меня разбудил запах свежезаваренного кофе и жареной колбасы.

– Доброе утро, мой парень! – сев на край дивана, сказала Виктория.

– Доброе утро, Виктория Игор… !

– Спасибо, – она потрепала меня по голове и, поднявшись с дивана, продолжила,– Сейчас быстро завтракаешь и на учебу. Не дай бог опоздаешь, мне выговорят, что я тебя заманила, совратила и вообще попортила моральный облик молодого комсомольца.

– Откуда они узнают? – мне так неохота было вставать из такой уютной и благоухающей постели.

– Все уже знают.

– А ты, не пойдешь разве? – спросил я, надеясь прийти вместе с ней, чтобы все увидели нас вдвоем и обалдели.

– У меня сегодня только одна пара, после обеда. А вечером я занята.

Виктория накормила меня завтраком, после мы выкурили по сигарете, и пришла пора мне уходить. На прощание она одарила меня страстным поцелуем, запрыгнув на меня и обхватив ногами. Я хотел продолжения и никак не мог оторваться от её губ, но она, уже стоя на полу, меня силком оттолкнула.

– Все, все, оставь на следящий раз, а то всю страсть истратишь, и стану не интересной тебе.

– Ты всегда будешь мне интересной.

– Ох. Если б мне только жизненных сил, я бы с тобой такое сделала! Ну, всё.

Виктория проводила меня за дверь, дав шутливого пинка, а собака по кличке Пёс, виляя хвостом, проводил меня до калитки.

Всю дорогу до техникума в моих глазах стояла картина, как я стоя держу Викторию, она обхватила меня руками за шею, а ногами за бедра, из-под разреза халата видны её груди. Но какие ей нужны жизненные силы и вообще, что это такое?