========== Часть 1 ==========

— Питер, прошу, не надо…

Этот безумно знакомый голос, эти до боли знакомые интонации.

Напротив он видит медовые глаза, в которых застыл ужас вперемешку с недоумением. Выступили слезы.

— За что, Волк?..

Голос девушки напротив срывается, а по ее щекам катятся слёзы. И Питер бы обнял ее, вытер влагу с щек, успокоил, если бы был собой. Но сейчас он лишь невольный наблюдатель, не имеющий никакой возможности что-то предпринять.

Он знает, что это сон. Знает, что не может ничего поделать с сюжетом — как ни старался что-то исправить первое время, итог все равно оставался прежним. Знал, что это его когтистая рука сейчас лежит на тонкой шее Стайлз, но не понимал — почему так.

Что это значит? Его страх того, как бы все закончилось? Или альтернативный конец? Может, вещий сон? Или всё-таки это страх Стайлз, который просочился в его сознание через Связь?

Питер не знает. Питер не хочет знать. Потому что сейчас это не имеет значения: вот уже больше года ему снится один и тот же сон, и его сюжет не меняется, как не меняется и возможность Хейла что-то изменить в этой истории. Волку остается лишь наблюдать.

Раздается глухое рычание и когти на шее Стилински сжимаются сильнее. Девушка плачет, но прикрывает глаза, судорожно выдыхая и пытаясь успокоится. Делает еще попытку.

— Волк, прошу, остановись.

Попытки его остановить Волка, кажется, только злят. Он издает новый угрожающий рык, в ответ на что девчонка только тихо всхлипывает, уже оседая в руках Питера. Тот триумфально урчит и, кажется, даже сверкает синевой глаз.

Секунда — Хейл взмахивает рукой, полосуя когтем по светлой коже. Глаза Стайлз удивленно распахиваются, а по щеке катится слеза.

Тело девушки безвольно валится на пол, под ней растекается лужа крови. А сознание Волка вдруг прочищается, он секунду недоуменно смотрит на дело своих когтей, после чего раздается обреченный волчий вой.

***

Питер проснулся в холодном поту, резко садясь в постели. Вторая ее половина пуста, а девушка, что там должна лежать, судя по звукам воды, находится в душе. Так что Хейл может на минуту отпустить себя.

Дыхание сбито, а глаза то и дело сверкают неоном. Его накрыла уже невесть которая за год волна искреннего недоумения — что заставило Стайлз сбежать от него?

Страх, что однажды в полнолуние он не сможет удержать Волка и сделает ей больно? Да, такое однажды было, но Стилински смогла остановить его, отделавшись лишь испугом и царапиной на плече — если бы не стала паниковать, и этого бы не было — так она сама заметила на утро.

Или она решила, что больше не нужна ему после пяти лет отношений? — спорить глупо, они стали отдаляться после того полнолуния. Но Питер лишь пытался найти способ парализовать внутреннего Волка на одну ночь — вот уж чего-чего, а вредить своей Истинной он не хотел. И он доступно объяснил ей это, и отлично чувствовал, что Стайлз приняла и поняла это.

Но все это не отменяло того, что Стилински сбежала — просто однажды на утро Питер проснулся в пустой кровати, а на соседней подушке лежала записка, примерно такого содержания: «Ты не виноват. Не ищи меня». Шкаф был наполовину пуст, а личных вещей Стайлз, вроде книги, которую она читала накануне или телефона с наушниками — словно и не было никогда в его квартире.

Конечно, он искал. Искал, где мог и как мог. Спрашивал помощи у Дитона, шерифа, признал, что и без Стаи Скотта он вряд ли сможет понять, куда делась его девочка. Но ничего. Не было совершенно ничего, будто кто-то специально заметал следы младшей Стилински. Так что Волк ничего не нашел.

А спустя полгода Хейл сдался. Признал, что, возможно, чем-то сильно обидел девушку. Или она узнала о нем что-то, чего бы ей не следовало знать — хотя сколько бы мужчина не рылся в памяти, все равно никак не мог понять, что, ведь все, что следовало, он уже давно рассказал.

Но незнание о том, что всё-таки заставило Стайлз сбежать от него — молча, ночью, в панике, — мучила его каждый день. Он не понимал — почему? зачем? — недоумевал, потому пытался найти ответ рядом, в себе, но, разумеется, ничего не находил.

Еще через какое-то время мужчина стал пытаться искать замену. Да, конечно, это было глупо, неправильно, нечестно по отношению к Стайлз. Здесь бы подошел аргумент «но когда Питер поступал по совести», однако оборотень оказался слишком верен Паре в духовном плане. Внутренний Волк слишком тосковал по ласкам, заботе, улыбке. Девчонка Стилински слишком изменила хищника, приручила его, но даже не подозревала об этом. Так что Волк искал замену лишь ради хоть какого-то тепла.

И не сказать, что нашел ее, но…

— Доброе утро, милый.

Рядом на кровать опустилась изящная девушка, вытирая полотенцем иссиня черные волосы. Она не столько тепло, сколько мило улыбалась.

Хейл кивнул в ответ, откидываясь обратно на подушку.

Стало противно. Мужчина никогда не отличался совестливостью, однако по отношению к происходящему в его личной жизни… Вновь появилось чувство, словно он поступил подло по отношению к Паре. Конечно, по факту это было именно так и являлось предательством. Но Хейл неустанно пытался оправдать себя. Зря. Определенно точно зря, но ничего поделать с собой не мог.

— Ну, чего ты молчишь, малыш? — девушка впилась холодными зелеными глазами в мужчину. — Плохо? Говорила ведь вчера, прекращай пить свой коньяк!

Питер фыркнул, закатывая глаза. Девушка не знала о том, что он оборотень, потому ограничивалась знаниями о человеческой физиологии.

— Отстань, Стейс, — отмахнулся Хейл. — Мне плохо не из-за этого.

— Тогда поднимайся. У нас экскурсия в восемь.

И все. Никаких уточнений о том, уверен ли он, никаких сомневающихся в его словах взглядов и никаких насмешек. Лишь безразличное пожатие плечами.

Хейл вздохнул и прикрыл глаза. Вот уж никогда не думал, что ему будет так плохо без человеческой ласки.

Но надо было и правда вставать. В восемь должна была начаться экскурсия по небольшому городу, в котором располагался их отель. Так что, все же собравшись с мыслями, Питер неохотно отправился собираться.

***

Завтрак прошел в достаточно напряженной атмосфере. Миллер что-то увлеченно вещала о том, что им следует увидеть во Вьетнаме, а Питер в ответ на это лишь молча ковырялся вилкой в омлете, иногда кивая. Стейси на это недовольно фыркала, но не спрашивала, чем занята голова мужчины.

На самом деле, она была ровесницей Стилински, но ничем не была похожа на нее — холодные зелёные глаза вместо теплых карамельных, жидкие черные волосы вместо густых каштановых, натянутая холодная улыбка вместо искренней и теплой. Лишь некоторые движения изредка отдаленно напоминали Волку о Стайлз. Ну и болтовня. Только если из монолога Стилински, выдаваемого пулеметной очередью можно было вычленить какие-то умные мысли и главную тему, то из болтовни Стейси нельзя было вычленить ничего от слова «совсем». Это тоже в определенной мере угнетало.