«Поедем со мной. Никогда не покидай меня».

Он так сильно хотел сказать это вслух, но, господи, она бы подумала, что он сумасшедший, что просит её вырвать свою жизнь с корнем и жить в гостиничных номерах. Разве она не говорила, что ненавидит сидеть взаперти в четырёх стенах? Желудок Джонни слегка сжался, и он попытался скрыть свой ужас, заглянув через плечо в комнату и заметив футляр с гитарой в ногах кровати.

– Хочешь, я сыграю тебе песню?

Хоуп взяла его правую руку и провела большим пальцем по воспалённым мозолям, украшавшим основание его пальцев.

– Ты уже достаточно наигрался сегодня, – пробормотала она. – Тебе вовсе не обязательно меня развлекать.

Комфорт укачивал его до самых подошв. Принадлежащий. Он не мог удержаться, чтобы не уткнуться лицом в шею Хоуп, сжимая руками ткань её платья, притягивая её ближе. И ещё ближе. Хоуп встала на цыпочки. До тех пор, пока она не произнесла эти слова.

 – Ты не должен меня развлекать.

Джонни не понимал, что он не чувствовал себя хорошо... в течение чертовски долгого времени. Выступающий. Двигающий шестерёнки машины, чтобы каждый мог получить деньги. Делающий звукозаписывающую компанию счастливой, чтобы они сохранили подпись «Citizen» на лейбле. Может быть, после всего этого перемалывания от него осталось ещё что-то. Если так, то эта девушка, похоже, видела его настоящего.

– Почему ты начал играть музыку, Джонни?

Хоуп всё ещё самоотверженно пыталась вылечить его от писательского кризиса, когда всё, о чём он мог думать – это утонуть в ней и забыть о существовании мира. Но он не мог не желать вознаградить её за решимость исправить то, что было сломано в его голове.

Джонни выдохнул, глядя, как лунный свет мерцает на волосах, на её виске.

– Возможно, ты уже знаешь об этом, поскольку об этом спрашивают в каждом интервью, но моя мать умерла, когда я был маленьким, – он прочистил горло, и Хоуп крепко сжала его руку. – Но я никогда никому не говорил, что она оставила мне свою гитару. И я подумал, что смогу вернуть какую-то её часть, если научусь играть. Вот почему я начал. Я продолжал, потому что мне нравится, когда правильные ноты или тексты приходят вместе, и это сдвигает что-то внутри тебя. Это как будто…

– Волшебство.

Он взял её за руку и медленно закружил по кругу, погружаясь в те последние несколько футов любви, когда она покраснела до корней волос.

– Да. Волшебство.

Бл*ть. Глядя на неё, было больно сглатывать. А ещё несколько минут назад ему меньше всего хотелось держать в руках гитару, но пальцы у него уже начинали чесаться от этого неопровержимого желания. Он почти забыл, каково это, и вдруг ему захотелось сочинить музыку, соответствующую красоте Хоуп. Нужно было найти способ увековечить её.

– Продолжай танцевать. Ну, пожалуйста!

На мгновение оторвав от неё взгляд, Джонни вернулся в гостиничный номер, чтобы забрать гитару, а затем снова присоединился к Хоуп на балконе. Она перевела взгляд с гитары на его лицо и мягко улыбнулась, медленно поднимая руки над головой и покачивая бёдрами из стороны в сторону. В течение долгих мгновений не было ничего, кроме шума ветра и его хриплого дыхания, под которое она могла бы танцевать, но затем…

Его разум просто наполнился песнями, словно прорвало плотину. Достаточно слов, чтобы заполнить две тетради и пролиться в третью. Песни об открытых пространствах и вкусе далёкой стороны небес на его языке и коленях, зарывшихся в грёбаную почву.

Пальцы Джонни задёргались на струнах, и в ночном воздухе зазвучала оригинальная серия аккордов, напоминавшая навязчивую любовную песню. Казалось, от них шея Хоуп теряла силу, а волосы каскадом падали на спину, словно снежный водопад. Великолепный. Это было так великолепно, что он чуть не упал на колени перед видением, которое она сотворила.

– Ангел заставит нищего встать на колени, – пробормотал он себе под нос, играя пальцами очередную связку нот. – Только ради возможности почувствовать. Босоногая балерина с балкона, впитай её в себя. Сияя невинностью. Соблазн греха…

Смех Хоуп был радостным, когда их взгляды встретились, и в её глазах появился лёгкий блеск.

– Вау.

– Подобно, – Джонни сыграл ту же серию аккордов, что и раньше, но слегка подправил её и почувствовал этот щелчок глубоко внутри себя. Так оно и было. – Хоуп, – хрипло произнёс он. – Пожалуйста, не останавливайся.

– Не буду.

Она танцевала, как фея на подушечках пальцев ног, звёзды обрисовывали её силуэт, а Джонни продолжал играть, запоминая ноты, каким-то образом зная, что никогда их не забудет. Никогда не сможет забыть ничего из того, что касалось её. Но его пальцы споткнулись о струны, когда Хоуп обеими руками ухватилась за подол своего платья и подняла его над головой, позволив ему свисать с кончиков пальцев.

Её почти обнажённое тело было таким грёбаным произведением искусства, что Джонни потребовалось несколько секунд, чтобы заметить, что она покраснела ещё сильнее, чем раньше.

– Ну, не знаю. Я просто чувствовала, что это правильно, – сказала она, отпуская платье и оставляя своё тело, одетое только в трусики, на всеобщее обозрение. – Мы. Это... чувствуется прямо сейчас.

Ему не нужно было спрашивать, что она имела в виду. Он это знал. Ранее ночью девушка попросила узнать его получше, прежде чем они будут спать вместе, и это был её сигнал Джонни, что она готова. Не отдавая себе отчёта в своих действиях, Джонни отложил гитару и двумя широкими шагами направился к Хоуп. Он обхватил правой рукой её поясницу, а другой дрожащей рукой прижал её к сердцу, поглощая беспорядочное биение ладонью.

– Тсс, – сказал он напротив её рта. – Со мной ты в безопасности.

– Я знаю, что я в безопасности, Джонни. Это сделала твоя песня.

– Неужели? – он справился, прижимая её спиной к гладкой балконной стене. Прижимая её и позволяя кончикам пальцев своей левой руки скользить вниз, по её заострённым соскам и вздрагивающему животу, царапая ими её трусики. – Я ведь только начал. Ты хочешь ещё?

– А гитара тебе не понадобится?

– Это будет означать, что я перестану прикасаться к тебе, так что я пас.

Он поймал её рот в крепком поцелуе, затем прижал их лбы друг к другу, удерживая зрительный контакт, когда он засунул свои пальцы за пояс её белого, хлопкового нижнего белья и просунул средний палец между её половыми губками, дразня её клитор, заставляя девушку стонать.

– Вместо этого, я буду играть с тобой, – Джонни наклонил запястье и положил четыре пальца вдоль киски Хоуп, напевая ноты, которые он написал, ей на ухо, одновременно нажимая вниз соответствующим пальцем.

Он прошёл только половину аккордовой прогрессии, когда она начала всхлипывать, и влага потекла на кончики его пальцев.

– Джонни, – выдохнула она. – О боже...

Он заставил её замолчать медленным влажным поцелуем, продолжая играть на её киске, как на гитаре, в то время как контакт между их ртами становился всё более жарким.

– Хоуп, можно мне засунуть в тебя палец?

Её дрожащий выдох омыл его губы.

– Да.

Глядя ей в глаза, Джонни нашёл её мокрый вход своим средним пальцем и медленно толкнулся внутрь, остановившись, когда глубоко вошёл костяшками пальцев. Рычание вырвалось из его груди, и она оказалась ещё более уютной, чем он помнил. Раньше он был почти безумен от желания взять её, но, к счастью, они ждали, пока она будет готова. Пока она не доверится ему. Хоуп – это девушка, которую можно ждать целую вечность, если понадобится.

Нежно проводя пальцем по её влажной киске, Джонни прижался губами к её уху.

– Ангел заставит нищего встать на колени. Просто ради возможности почувствовать, – он погрузил палец глубже внутрь неё, вызвав вздох, который превратился во всхлип, когда он нашёл её точку G и потёр её медленными кругами. – Луноволосая спасительница, последняя в своём роде. Ломая меня, делая меня таким же женатым.

***

 После того, как Джонни произнёс эти слова – сделав её похожей на замужнюю женщину, Хоуп попыталась встретиться взглядом с Джонни в надежде прочесть его смысл, но он поймал её губы в чрезвычайно отвлекающем поцелуе, и она почти взлетела с земли.