Известен пример работы Франкла с мужчиной, страдающим тяжелой формой шизофрении. Наверняка, вы знаете этот пример, но хотелось бы сейчас с вами вместе рассмотреть его подробнее, глубже. Этот мужчина находился в стационаре и ментально был очень болен, можно сказать, на конечной стадии течения шизофрении. Он занимался целыми днями лишь тем, что рвал в клочья бумагу. У него наблюдались сильные вспышки агрессии, но ему все-таки удавалось себя тормозить.
С этим пациентом Франкл проводил беседы, хотя, в силу тяжести заболевания человека, беседами это можно было назвать с большой натяжкой, очень условно. Больной говорил, что он, конечно, пребывает в большом отчаянии и раздражении, но он никому не хочет причинять зла и не хочет делать ничего плохого по отношению к кому-то другому. Я думаю, что 99 % психотерапевтов, конечно, поинтересовались бы, почему у него такое сильное отчаяние или злоба, раздражение? Но это был бы лишний вопрос, потому что его состояние, его беспричинная злоба в данном случае были лишь проявлением его болезни, симптомом. Здесь даже раздражителя не требуется. Эта злоба – просто симптом болезни. Ну, представим, что больной ответил бы: я злюсь, потому что еда была невкусной. Как поступить с этой информацией, если вдруг он так ответит?
Итак, больной сказал: «У меня бывают вспышки агрессии, но я никому не хочу ничего сделать плохого». Как же отреагировал на это Франкл?
Он спросил: «По отношению к кому вы лучше всего можете быть сдержанным и можете управлять собой?»
Если спросить больного, почему он собой управляет, больной не поймет, для чего ему задается такой вопрос. Но Франкл спрашивает, из любви к кому он управляет собой. Можно сказать, он зондирует, есть ли в жизни этого больного шизофренией кто-то, по отношению к кому он испытывает любовь и готов сдерживать агрессию, есть ли у этого человека хоть какая-то доля самотрансценденции. Что же сказал больной?
«По отношению к Богу. Я сдерживаюсь и управляю собой из любви к Господу».
Такой ответ невозможно было получить никакими другими вопросами. Совершенно удивительный вопрос. Услышав ответ, можно было бы подумать, что у пациента здесь тоже проявляется какое-то безумие, помешательство на религиозной почве (есть такие помешательства у шизофреников), но Франкл пытается найти в этом человеке какую-то искорку, проблеск духовного.
Он спрашивает: «Вы хотели бы когда-нибудь сходить в церковь?»
Больной отвечает: «Хочу петь».
«Хорошо. Вам будет разрешено раз в неделю в сопровождении двух санитаров ходить в церковь и петь в хоре. Попытаюсь разрешить такое».
Это некая отвага. Во всяком случае, Франкл решился на это. И вот этот старый, больной, ничего не понимающий человек стал ходить в сопровождении двух санитаров в церковь. Он сидел в хоре и не просто сидел – он великолепно пел. Человек, который не хотел говорить, днями рвал бумагу в клочья, вдруг стал петь, и никто не мог распознать в нем человека, тяжело больного шизофренией. Он пел во славу Господа. С этого момента он совершенно перестал проявлять агрессию. Он так же, как и прежде, всю неделю рвал в клочья бумагу, но он радовался дню, когда сможет пойти в церковь. Понимаете, единственной фразой «из любви к кому вы можете управлять собой?» можно было запустить весь этот процесс.
В книге Франкла есть похожая информация о женщине, которая тоже страдала шизофренией, правда, не в столь тяжелой форме. У нее были акустические галлюцинации – она слышала голоса. Голоса говорили ей какие-то страшные вещи, рассказывали о каком-то чёрте. У Франлка родился очень интересный ответ на эти жалобы. Он не сказал ей «бедная женщина» или «я понимаю вас». Сначала он ей объяснил, что тот факт, что она слышит голоса – это один из признаков ее заболевания. С помощью медикаментозного лечения эти голоса убрать невозможно, иначе пациентке придется сделать «полное обезболивание», полный наркоз.
«Вас пришлось бы полностью усыпить. Но чтобы вы оставались в состоянии бодрствования, эти голоса должны быть. Они будут подтверждать, что вы не уснули».
Уже в этом объяснении Франкл пытался показать, что несмотря на весь негатив этих надоедливых голосов, есть позитивный момент: больная остается в состоянии бодрствования. И он добавляет еще одну интересную фразу.
«Я вот вас воспринимаю как человека веселого. Как вам удается, несмотря на эти назойливые голоса, сохранять радость?»
Очень хороший вопрос. В этом вопросе есть определенная доля правды, потому что Франкл действительно эту женщину воспринимает как позитивно настроенную. Здесь правдой является не только то, что у нее есть галлюцинации, что она страдает шизофренией, что приходится принимать препараты и что эти препараты не устраняют полностью голоса. Есть еще что-то: она очень жизнерадостный человек. Каким образом это ей удается? И женщина отвечает. «Знаете, для меня, наверное, пусть будет больше голосов, чем меньше, на это я согласна. Лучше слышать голоса, чем быть совсем глухой».
Это же великолепный ответ. Франкл просто счастлив.
«Уважаю вас, такая установка великолепна. Она нравится мне настолько, что я готов ее описать в одной из моих книг. Это действительно героическая установка с учетом обстоятельств, в которых вы находитесь. Вы героиня».
И женщине, конечно, приятно, и она горда собой.
На этих примерах вы видите, как одним только вопросом, одной фразой, произнесенными в правильный момент, находится нужное направление. В этом и проявляется терапевтическое искусство. Неважно, что клиент чувствует себя понятым нами. Важно, чтобы он сам что-то понимал. В описанном выше случае пациентка должна понимать, что она достойная личность, что, несмотря на свои проблемы, она может совершать в этом мире что-то осмысленное, что ее жизнь имеет ценность и в связи с этим есть причина сказать жизни «да».
Хорошо, конечно, когда клиенты чувствуют, что мы их понимаем. Это все правильно, это поддерживает доверительные отношения, но вам не нужны такие подтверждения. Главное, чтобы клиенты сами утвердились в мысли: «Здо́рово, что я есть, и здо́рово, что у меня всё так складывается». Понятно вам? Есть вопросы по изложенному материалу или какие-то замечания?
Из зала: У меня есть «рифма» к тому, что было рассказано. Похожий случай. Буквально вчера я общалась с клиентом, с которым у нас в течение многих сессий терапии очень хорошо работает одна фраза. Он был очень зациклен на себе, и в одну из сессий я сказала: «Оказывается, другие люди существуют!». Однажды он мне эту фразу вернул, с таким огоньком, с какой-то иронией даже: «А, оказывается другие люди существуют!». Сейчас он двигается, пытается расширить свою замкнутость, зацикленность на себе и постоянно опирается на эту фразу. Она вновь в вновь возникает в терапии. Это стало какой-то игрой что ли или веселым кодом на разные лады: «Другие люди существуют?» – «А, другие люди существуют!». Это как палочка, на которую мы все время опираемся. Просто пример.
Лукас: А по какой причине пришел клиент?
Из зала: Там была совокупность причин. По классификации логотерапии он был скучающий. Он был очень недоволен качеством жизни, презирал своего начальника (он работает в банке), презирал свою работу, считал, что способен на большее, и на этой почве немножко выпивал.
Лукас: Было бы интересно, если бы вы смогли обыграть, показать нам этот случай.
Из зала: Я как раз его подготовила.
Лукас: Если мы проигрываем ситуацию, то надо думать о реальном человеке. Тогда все будет выглядеть очень убедительно. Не все можно взять из собственной фантазии, но когда мы берем конкретный случай, это становится реалистичным.
Это звучит как ноогенный кризис, но может быть и что-то другое. Кто-то мог бы попробовать провести с вами беседу. Терапевт должен отпустить пациента с миром, со спокойствием. То, что будет обсуждаться, возможно, поднимет в пациенте какие-то эмоции, чувства, но терапевт должен успокоить пациента. У Франкла есть замечательное сравнение с эскалатором. Если эскалатор сломался, и вы хотите его починить, тогда для того, чтобы забраться внутрь, его нужно поднять и разобрать. Но вы должны поставить его обратно, вернуть на место ступени. Починенный или нет, он не должен оставаться «раскрытым». Всю конструкцию необходимо вернуть на место. Так и человека нужно привести в то состояние, в котором он сможет жить каждый день.
