— Ты не представляешь угрозы ни для меня, ни для нас, сын мой. Если ты попытаешься вмешаться, остановить работу Господа и снова увезти ее, вам будет не так легко. Вы считали, что надежно спрятались, но мы нашли вас всего за двадцать четыре часа. Ты не можешь спрятаться от Его глаз, сын мой. Даже когда Адам и Ева пытались скрыть свой грех от Господа в Саду, вас всегда найдут.

— Да, — говорю я. — Мне было немного любопытно узнать об этом.

— Сестра Хизер в последнее время неважно себя чувствует, — поясняет Эммануил. — Она, скажем так, не была сама собой. Однако она заметно оправилась, услышав описание моим сыном синего полноприводного «Шевроле» с довольно громким двигателем. Хотя сначала мы предположили, что за рулем был ее бывший муж. Когда грузовик не был найден по месту жительства ее отца, сестра Хизер вспомнила об этом месте. Однако вы меня немного удивили. Господь предложил мне осторожный подход, чтобы мы не сталкивались с вами, пока у нас не будет какого-то рычага, с помощью которого мы сможем контролировать вас.

— Заложник. Кортни.

— Жизнь молодой леди — гарантия вашего хорошего поведения сегодня, и она останется такой и в будущем. Вы заботитесь о ней, как и она, очевидно, заботится о вас. Она поверит, что вы мертвы, и будет оплакивать вас, а затем проживет свою жизнь как мать следующего пророка. Я это предвидел. — Сумасшедший старый ублюдок доброжелательно улыбается мне, как будто это все объясняет.

— Значит, ты собираешься убить ее, если я в будущем выйду за рамки?

— Нет. Если смерть вызвана в защиту меня или моей паствы, или дела Господа, то это не может считаться убийством. — Его глаза становятся суровыми, голос холодным. — И если вы станете угрозой, мистер Пирс, даже тогда я не убью ее. Это сделает ее мать. — Двигатель, работающий на холостом ходу, дважды набирает обороты, и Эммануил смотрит на свои наручные часы. — Это было приятное развлечение, сын мой, но моя паства теряет терпение. У нас есть важное дело, о котором нужно позаботиться дома. Брат Лукас, не будешь ли ты так любезен? — Он указывает на свой револьвер на полу, и Лукас молча протягивает ему ржавое оружие.

— А теперь, сын мой, нам нужно закончить сегодняшний урок. Вам нужно пару дней, чтобы подумать об этом и понять, что это действительно к лучшему. Нам не нужно, чтобы вы делали что-то опрометчивое в сию минуту. Дайте мне свой телефон, пожалуйста.

Я вытаскиваю его из кармана и молча бросаю ему. Бросок намеренно короткий, и старик вынужден наклоняться на скрипящих коленях, чтобы поднять его.

— Это было ниже твоего достоинства, сын мой.

Я не буду воровать у тебя и презираю необходимость портить твою собственность, но, уверен, ты понимаешь, что тебе нужно уединение, чтобы все обдумать. Ты будешь, как наш Господь, в пустыне, хотя сомневаюсь, что ты останешься здесь сорок дней и ночей.

Громкий выстрел превращает мой новенький телефон в разбросанные обломки стекла и алюминия. Даже сквозь звон в ушах и шум грузовика снаружи я слышу, как Кортни кричит от горя и ужаса.

— Брат Лукас? Будете ли вы проводить урок?

Здоровяк хлопает по ладони битой Иеремии, бесшумно приближаясь ко мне.

— Это не доставляет мне удовольствия, мистер Пирс, — говорит старик. — Вовсе нет. Я хочу, чтобы вы запомнили этот урок и хорошо его усвоили. Мне нужно, чтобы вы помнили, что ее жизнь — залог твоего хорошего поведения. Покайтесь в своем грехе и никогда не становитесь угрозой для нас, совершающих дело Господа.

Лукас, крупный мужчина, сильный, и он властно размахивает битой. Первый удар попадает мне в живот, и после нескольких ударов я чувствую, как хрустят ребра. Он не обучен, привык бить людей, которые не могут дать отпор. Я мог бы отобрать у него биту в мгновение ока, но если выйду из этого здания, а эти два ублюдка этого не сделают, тогда Кортни мертва, и все будет напрасно.

— Я верю, что теперь молодой человек усвоил урок, брат Лукас. Нам нужно быть на пути домой. — Эммануил снова смотрит на часы и останавливается у двери. — До свидания, мистер Пирс. Надеюсь, вы запомните этот урок?

Никогда не перебивайте врага, когда он ошибается. Было ошибкой оставлять меня в живых, но если они этого хотят, то я, конечно, не собираюсь спорить по этому поводу. Впрочем, позже я заставлю их пожалеть об этом.

— Поверь мне. Я никогда этого не забуду, — утвердительно говорю я, стискивая зубы от боли.

— Отбой, грешник, — шепчет Лукас мне на ухо. Это первые слова, которые он произнес с тех пор, как я приехал. Он делает шаг назад, пол скрипит под его телом, когда он замахивается на последний взмах битой.

Держись, Кортни. Я приду за тобой. Просто держись. Я приду за...

Понедельник, поздний вечер, 15 августа 2016 года.

Вонь в грузовике ужасная. Едкий запах желчи проникает во все. Мое единственное утешение в том, что я не единственная, кому приходится страдать из-за этого. И все же, похоже, никто этого не замечает. Ни Иеремия, потому что он не может дышать носом. Не она, потому что она в стране «Витание в облаках». Я потеряла свою любовь.

Потеряла свою мать.

Потеряла свое будущее.

Сегодня я потеряла все.

Женщина, сидящая рядом со мной, не моя мать. Она всего лишь оболочка, в которой жила моя мать, выдолбленная и наполненная отцом Эммануилом. Сатаной.

Воспоминание из детства горит в моем сознании с абсолютной ясностью. Это один из тех моментов, когда заявление взрослого, то, что в то время не имело никакого смысла, возвращается в свет после того, как его годами прятали в темном уголке памяти. Я помню, как однажды мой отец вернулся из дома престарелых и сказал моей матери, что самое трудное — это оплакивать кого-то, кто все еще жив.

Теперь я понимаю. Наконец-то, я поняла, что он имел в виду. Слабоумие украло личность моей бабушки так же, как сатана сломал личность моей матери.

Итак, сегодня я оплакиваю женщину, сидящую рядом со мной. Моей матери больше нет. Странно, что это не так больно, как я думала.

Я уже давно знала, к чему это приведет. Вот почему?

Или это потому что боль от потери Шона настолько невыносима?

Мое сердце остановилось в тот момент, когда я услышала звук выстрела в салоне. Конечно, оно снова начало биться, но с тем же успехом я могу быть мертвой внутри. Такая же пустая, как оболочка моей матери. Самая драгоценная часть меня исчезла.

Другие девушки мечтали встретить прекрасного принца, но не я. Я всегда знала, кто мой прекрасный принц. Шон всегда был частью моей жизни, и даже когда сбежал, он все еще посещал меня во сне. Фантазия о будущей жизни с ним поддерживала меня.

Сатана украл у меня все. Но я поквитаюсь.

Может быть, я уже это сделала?

Мне повезло, что у меня была одна ночь с Шоном. Всего одна ночь, и это одно чудесное утро. Это больше, чем я себе представляла, и этого недостаточно.

Минуты тикают, и время приобретает странное качество. Поездка длится вечно, и все же это кажется намного быстрее, чем ехать в противоположном направлении с Шоном. В этом нет никакого смысла.

С другой стороны, что имеет смысл в моем искривленном маленьком уголке ада?

Уже смеркается, когда Сатана паркует грузовик на территории комплекса. В трапезной уже погас свет. Мы пропустили ужин, но мне все равно. Я не думаю, что когда-нибудь снова буду голодной.

Иеремия открывает дверцу и очень медленно вылезает из грузовика. Похоже, ему больно. Хорошо! Во мне нет доброты, в моем теле не осталось ни одной заботливой косточки. Моя собственная боль помогает мне скрыть удовольствие, которое испытываю, наблюдая, как он ковыляет прочь, но мой выход из грузовика так же жалок, как и его.

Хизер – я больше не могу думать о ней как о своей матери — идет прямо за мной, ловит меня, прежде чем я споткнусь. Она сейчас такая худая, такая истощенная, но ее сила поражает меня. Она поддерживает меня и тянет в сторону ящика для покаяния. У меня больше нет сил сопротивляться. Даже если бы я начала бороться, какая мне от этого польза? Шон мертв. Из-за меня.