Глава 1

Недра земли хранят многое: развитие цивилизаций и их падение, память о судьбах целых народов, и, казалось бы, не значительных для истории, личных драмах. Но ведь ничего не исчезает бесследно. Прошлое, настоящее, будущее – всё одно. Борясь за жизнь, наши праотцы оставили нам стремление и накопленную веками силу. Как же мы распорядимся этим? Очевидность расставляет всё больше ловушек, уводя от сути. Есть люди, способные видеть знамения духа. Есть хранители, пробуждающие память. Способный увидеть, способен ли изменить? Какое намерение мы оставим внукам?

Великие озёра. Как много тайн известно им. Они стали колыбелью для многих индейских народов. Вода несла жизнь, но и так же отбирала её. Люди давали им имена, пытаясь приручить стихию: «Большая вода», «Длинный хвост», «Озеро сияющих вод». Но люди так малы перед сутью стихии, что, не замечая их, она просто идёт путём своей эволюции, не беря в расчёт наши ожидания. А может мы просто блуждаем в иллюзиях, и все наши ожидания ничего не стоят? Задавая вопросы, мы проживали жизнь за жизнью как могли. А озёра по-прежнему молоды, по-прежнему несут жизнь. И мы по-прежнему к ним не равнодушны.

На дворе конец августа. И многие городские обитатели приехали к озеру насладиться закатом. Тут и влюблённые парочки, и родители с неугомонными детишками. А вот на берегу, облокотившись о корягу сидит парень. От него веет какой-то особенной аурой. Скоро его жизнь изменится. В какую сторону? Его рыжие волосы растрепал ненавязчивый тёплый ветерок. Интересно о чём он задумался? Позволю себе заглянуть в его жизнь: «Майк, расскажи о себе».

«Что может быть лучше, чем наслаждаться закатным озером, попивая горячий капучино и жуя грецкие орехи? На данную минуту, для меня ничего. А тем временем, где-то в Восточной Европе бражник ворует дикий мёд. Говорят, что в августе он самый вкусный. Я бы тоже с удовольствием попробовал.

Послезавтра уже в университет. Чёрт! Я всё-таки немного волнуюсь. Новая среда обитания. Новые люди. Я такой болтливый и активный, что обязательно заведу друзей, хотя за последние три года — это стало немного проблематично.

То, что я гей я понял в пятнадцать. Когда влюбился в лучшего друга. Как честный болван, признался ему, ожидая взаимности. Ты серьёзно? Конечно он дал мне по лицу и назвал извращенцем. Но разве гей значит извращенец? Думаю, извращенцем может быть кто угодно. А я это я, по-прежнему две руки, две ноги, всё те же рыжие волосы. Всё те же шутки, и размер ноги, как и вчера – всё ещё сорок третий. Просто влюбился, и заметьте ни одной пошлой мысли. А сразу извращенец. Обидно. Но людям разве объяснишь? Не знаю, как поступил бы на его месте сам. С одной стороны, больно терять друга. С другой, я решил, что никогда не буду скрывать от друзей, что я гей. (Рифмоплёт хренов) Чтобы их не разочаровывать и самому не разочароваться. Решить, то решил, но признаваться уже было некому. Но я совсем не ожидал, что он так просто растреплет об этом всем нашим знакомым. Отныне я изгой. Ну и пусть. Зато честен сам с собой. (опять попёр поэт наружу) За это я его сразу же и разлюбил. Такого друга и потерять не жалко. Я оптимист? Определённо.

Время шло. За обидные прозвища, которые мне давали в школе, пришлось начистить ни одно лицо. Школа жизни, так сказать. Зато мои боевые навыки окрепли, и я могу смело ходить ночью через опасные районы. Только, вот мне там делать нечего. Я люблю почитать на ночь чего-нибудь интересненькое, вроде «Жизнь бабочек». Вот вы, например, знали, что бражники, ночные мотыльки, умеют подвывать на волчий манер. Это воющее жужжание имитирует таковое у пчелиной матки, что позволяет бражнику беспрепятственно пробраться в пчелиный улей и полакомиться мёдом, который составляет изрядную долю его рациона. Или, что у бабочек отсутствует такой орган как сердце.* Скажите на кой мне такие познания? Ну увижу я бражника где-нибудь в научном фильме. А вот же он мой родной! Я же о тебе знаю не меньше, чем о своём дядюшке! Но если брать для примера дядюшку то, пожалуй, даже и больше. Бражника в книге я наблюдаю чаще, чем дядюшку в своей жизни. Ну или ещё вариант: сидя у закатного озера, можно представлять, как в это время где-то далеко, бражник делает своё грязное дело, воруя мёд. Красиво ведь. Есть ещё вариант: сидя на открытой веранде, лет так в восемьдесят, буду рассказывать правнуку истории о бабочках. А он будет удивляться: - Дедуль, откуда ты всё это знаешь? Хотя в моём случае вариант с правнуком довольно туманный.

Так моя новая гейская жизнь протекала тихо и размеренно. Конечно слухи дошли и до моих родителей. И тот факт, что всё свободное время я проводил дома, а не с друзьями, не мог укрыться от домашних. Может так и лучше. Сразу пережить и дальше свободно дышать полной грудью, чем скрываться и оглядываться, чтоб не спалили. Маме с папой было нелегко понять. Но они честно постарались. Со временем привыкаешь ко всему, вот и они привыкли. И за это им огромное спасибо.

Длительное время я не влюблялся. Но определённо, стал ценителем мужской красоты. В семнадцать, на озере, где мы отдыхали с родителями, я познакомился с парнем. Очень красивым и приветливым. Он был немного старше меня, и много опытней. Нас тянуло друг ко другу с первого взгляда. И без лишних церемоний, у нас в тот же вечер был секс. От первого раза я ожидал чего-то более фееричного, но читать слеш рассказы и переживать всё самому – это разные вещи. Раз за разом я входил во вкус. Он даже предложил поменяться местами, так что я получил опыт, как бы так сказать, с разных ракурсов. Это длилось две недели, а после без сожалений мы расстались. Я даже не спрашивал откуда он. Скажете безголово спать неизвестно с кем? Да, согласен. Но тогда мне думалось, что я просто смелый. Хорошо обошлось без лишних последствий. И пусть мой первый опыт был без любви, но теперь я стал уверенней. Подтвердил сам себе, что точно гей. А дальше просто ждал, когда полюблю. Приключений на свою, …, ну вы поняли, не искал.

Чего, чего, а смелости мне не занимать. Этим я в маму. Она у нас отчаянная. Папа, наверное, никогда не забудет день знакомства с Мэри. Как это хрупкое, рыжеволосое чудо влезло в драку, когда отец стоял один против четверых. Она даже отвесила пару оплеух кому-то из них. Потом она же и обрабатывала папины раны. Отец спросил почему она помогла ему. Не каждый день девушки спасают парней. Он заверил её, что сам бы отлично справился. На, что Мэри засмеялась и ответила, что не могла смотреть как, портят такую красоту. В этот момент всё было решено. И моё рождение было только вопросом времени.

Ну и моя новая гейская жизнь не сделала меня жеманным, или что там обычно думают о геях. Я не стал пользоваться косметикой, или носить женские вещи. Нет, у меня не было аккуратненького носика, губки бантиком тоже не моё. Я есть ядерная смесь моих родителей. Это мужественный французский профиль, как у всех аристократичных папиных предков. Чувственные чуть пухлые губы, которые наверняка сводили с ума всех молоденьких дев в окружении моего деда. Ну и дополняли эту красоту рыжая шевелюра и веснушки маминых ирландских про родителей. Наверное, это я в них, такой всегда готовый к приключениям-неприятностям. Эту черту я честно сдерживал в себе как мог. И до поры до времени мне это неплохо удавалось. Хотелось пожить подольше. Французское жизнелюбие держало под контролем ирландское безрассудство. Вот роста во мне почему-то было маловато. Всего-то 172 см. Может в восемнадцатом веке этого было достаточно моим дедам, но на сегодня мне мало. Подрасти бы сантиметра на четыре и порядок. Увы, приходилось жить с тем, что есть. Вот такой нескладный портрет получается. Но я не в обиде на предков. Если всё, что я о них слышал, правда, то спасибо им за то, что вообще успевали давать жизнь новому поколению.

Что-то я засиделся. Солнце село и мне пора.

Водить я начал недавно, а потому езжу аккуратно. Отец для начала отдал мне свой старенький Форд. Сегодня вот выбрался на озеро, проводить лето. Люблю послушать вечерних сверчков. Эх… (зевает). Минут через двадцать уже буду дома, и спатоньки». Не успел парень закрыть рот, как мимо пронеслась колонна байкеров. «Мерлинова борода!» – выругался про себя он. «Чуть не подавился зевотой. Как много от них шума. И вони». Хотя нужно признать, что проехали они красивым стройным рядом, синхронно маневрируя среди машин. Майк даже залюбовался. Он считал это увлечение опасным, и никогда не понимал мото-романтики, которую так часто показывали в кино.