– Услышал, что на той неделе ты заблудилась в особняке какой-то союзной семьи, упала за ширму в какую-то скрытую комнату и уснула там.

Тсуна, сложив подбородок на ладошки, с важной моськой ответила:

– Разные казусы иногда случаются.

– Иногда?

– Да… ин… иногда…

– То, как осенью на Хэллоуин перепугала старика Тровато, ты забыла? Он пережил передел сил на Сицилии в восьмидесятых, поднял с колен свою Семью… а тебя пережить не смог.

– Он выжил, вообще-то! – возмутилась девушка, стараясь не вспоминать детали того дня. Стыдно же.

– Чудом.

– Хватит критиковать своего босса! – о, как же она любила тот факт, что Реборн официально числился в Вонголе, а ведь даже Тимотео не затащил его в Семью, несмотря на все влияние. Правда, по сути, репетитор все еще оставался довольно независимым, это в теории он ее подчиненный, а на самом деле все такая же свободная птица в мире мафии.

– Но самая лучшая история – это история с банкой.

Кажется, прекращать он не планировал, собирался припомнить все последние косяки?

– Не было никакой банки… да и не виновата я!

– А кто же виноват, что ты туда засунула руку и не смогла вытащить? Подумать только, – он наигранно шокированно пробормотал: – Босса мафии победила литровая банка.

– Ууууух, хватит! Ну застряла и застряла, что бубнить-то? Да я ради благого дела!

– Ради печенек?

– Поесть печеньки – не благое дело, хочешь сказать?

Реборн шутливо поднял руки, сдаваясь.

– Главное, запомни, лампочку в рот не суй. А то додумаешься проверить…

– Да знаю я, что она застрянет!

– Вот и умница, – усмехнулся он, довольный тем, что Тсуна хоть тут не отчудит. Хотя стоп, почему ученица неловко отводит взгляд? – Только не говори, что ты опытным путем установила, что застрянет?

Подперев рукой щеку, отчего та стала выглядеть пухлее, Савада обиженно отвернулась к окну.

– Ты ничего не докажешь.

– Как можно быть настолько нелепой? – безобидно и весело спросил он.

– Бубубу, – по-детски передразнила великая донна Вонголы.

– Нет, правда? Ужасно нелепая, забавная… И почему ты мне так нравишься?

Глаза Тсуны изумленно распахиваются, локти начинают опасно скользить по столу, и лишь в последний момент девушка выпрямляется, не дав себе шлепнуться и удариться о свое рабочее место.

«Нравится» – слово многогранное, но не нужно долго думать, чтобы понять: Реборн имеет в виду вовсе не дружеский и не платонический смысл. И это, без преувеличений, шокировало. Тсуна никак не ожидала, что киллер скажет что-то подобное вслух. Разумеется, про чувства она знала. Система так никуда и не делась, поэтому было нетрудно замечать изменения в показателях любви. Но чтобы Реборн решил признаться? Это ведь он не спонтанно сейчас сболтнул, взгляд уверенный, настойчивый.

Что теперь делать?

Какая-то глупая и мечтательная часть Тсуны, жившая в ней в зачаточном состоянии и не развивающаяся на протяжении всей жизни, пищала, что нужно признаться в ответ и получить свою счастливую романтическую концовку, но… всегда есть это «но», которое все портит.

Есть ли у нее чувства к Реборну? Да. Собиралась ли она в них признаваться хоть когда-нибудь? Нет.

Когда-то это нежелание признаваться было вызвано идиотскими сомнениями. А не ошибается ли Система? Ну то есть Реборн употребляет слово «нравится» только в сочетании со словами «кофе», «тишина» и «хаос». С чего бы ему влюбляться?

Но Тсуна быстро тогда себя осадила. Это в подростковом возрасте она притворялась, что не замечает показателей друзей, сейчас же она изменилась, перестав убегать от личных проблем и правды.

Что останавливает ее сейчас? Страх того, что ничего не выйдет. Они с Реборном прошли огромный путь. Поначалу она в нем видела чуть ли не врага. Он был олицетворением мафии: его послал Тимотео, который напугал ее в детстве; он знал ее отца, который бесил своими отъездами. Реборн действовал жестоко, заставляя щеголять ее в белье на улице. Он втаскивал в мафию ее друзей, беспокоил Нану. Разумеется, тогда Тсуна воспринимала репетитора не очень положительно.

Но все поменялось. Они прошли путь от недопонимания до доверия, до поддержки друг друга. Они стали друзьями… семьей. И рушить этого не хотелось. Если не получится, если им не понравится быть вместе, то они ведь не смогут вернуться к тому, что у них сейчас. Это ведь Реборн, гордый, независимый, каждый клеточкой тела это демонстрирующий. Если бы, чисто гипотетически, Тсуна начала встречаться с кем-то из Хранителей, а потом рассталась, то они бы остались друзьями, потому что слишком привыкли быть ими. С Реборном не так. Он оставит Вонголу, уйдет.

Тсуна думала, что у них установлен негласный паритет: она молчит о своих чувствах, потому что боится, он – потому что слишком гордый, чтобы признаваться.

И как все обернулась так? Почему Реборн вдруг начал приглашать ее на прогулки, а сейчас признался? Нет. Нельзя поддаваться моменту и спускать в трубу все свои планы. Ей сейчас не до этого, у нее дел по горло, на романтику нет ни времени, ни храбрости.

Именно поэтому Тсуна, улыбаясь, говорит самое ужасное, что можно было сказать в такой ситуации:

– Очень смешная шутка, Реборн, – она нарочито легкомысленно отмахивается, надеясь, что не видно, как подрагивают ее пальцы.

Разумеется, ничего скрыть не получается. Реборн не дурак. Он знает ее много лет, уж научился различать, когда она шутит или врет. Он усмехается. Понимающе. Принимающе. И огорченно. Уходит киллер молча, оставляя донну одну в своем кабинете.

Тсуна роняет лицо в ладони и пытается убедить себя, что все сделала правильно.

Пару недель она тщетно отгоняет непрошенные мысли, старается ни о чем не думать и вести себя, как и всегда. Но надолго ее не хватает. Именно поэтому Тсуна сейчас была там, где совсем не ожидала.

– Чем обязана? – шутливо спрашивает Бьянки, пропуская в квартиру Саваду. – Что-то серьезное? Все-таки не каждый день босс заглядывает ко мне.

– Почему ты сразу думаешь, что я по работе? Просто пришла по-дружески поболтать.

Бьянки изящно поднимает брови, но молчит. У них неплохие отношения, но чтобы дружба? Это не совсем то слово, наверное.

– Ладно, как скажешь. О чем же будем болтать? – весело улыбаясь уточняет она.

– Ох, эм, как дела…

– Со всем моим уважением все же попрошу не тянуть кота за хвост и перейти к сути. Я понимаю, что ты не для этого приехала в мой отпуск, – уверенности и статности Бьянки можно даже позавидовать, так легко обрывать донну не все могли.

– Да уж, истинных намерений от тебя не скроешь, хах.

– Со своими близкими ты до ужаса открыта и честна, не держишь лицо, – в этот раз хозяйка квартиры улыбнулась более мягко. – Так что?

Тсуна, отбрасывая ненужную ей в последние годы неуверенность, решает все-таки перейти к теме.

– Я хотела узнать, какие отношения у тебя были с Реборном?

Бьянки, раздумывающая, предложить ли Тсуне угощение, аж замирает.

– Вау, я ждала этот вопрос лет восемь назад, ты очень запаздываешь. Я все думала, когда кто-нибудь спросит, почему я признаюсь в любви пятилетнему ребенку, но никто не торопился, принимая эту игру как само собой разумеющееся.

Ядовитый Скорпион громко рассмеялась.

– Кхм, нет, это было странно, но спрашивать что-то не хотелось. В моей жизни тогда появилась куча дикости, я уже ничему почти не удивлялась, – неловко сказала Савада. – Подожди, ты сказала «игру»? Вы…

– Притворялись, если можно так выразиться. Хотя даже «притворялись» – слишком громкое слово, да так, подшучивали, наверное.

– Ээ? – в этом звуке каким-то образом читался вполне сформулированный и точный вопрос, на который Бьянки начала давать пояснения.

– Начну издалека, ты не против?

Тсуна кивнула. Она привыкла к длинным историям. Так-то ее не сильно шокировала новость про «игру», все-таки Реборн был проклят давным-давно, когда Бьянки и сама была ребенком, странно было бы считать, что их отношения реальны.