Сведения о реакции войск на отречение Николая были обобщены в записке М.В. Алексеева Временному правительству № 2237 от 14(27).3.17. Только на Балтфлоте это сообщение было встречено "восторженно". На Северном фронте "сдержанно и спокойно", многие "с грустью и сожалением". На Западном "спокойно, серьезно, многие с сожалением и огорчением". На Юго-Западном "спокойно, с сознанием важности переживаемого момента". На Румынском отречение произвело "тягостное впечатление". Люди "преклонялись перед высоким патриотизмом и самопожертвованием государя, выразившемся в акте отречения". То же самое было на Кавказском фронте и Черноморском флоте. А вот как вспоминает Деникин о реакции 8-го корпуса: "Войска были ошеломлены - трудно определить другим словом первое впечатление, которое произвело опубликование манифеста. Ни радости, ни горя. Тихое, сосредоточенное молчание. Так встретили полки 14-й и 15-й дивизий весть об отречении своего императора. И только местами в строю непроизвольно колыхались ружья, взятые на караул, и по щекам старых солдат катились слезы".
Однако стабилизирующим фактором стало и возвращение на прежний пост популярного военачальника. Алексеев докладывал: "Назначение великого князя Николая Николаевича Верховным Главнокомандующим на всех фронтах было принято сочувственно и даже с радостью. У многих принятие им верховного командования связывается с надеждой на более скорый и победоносный конец войны". И по идее, все, вроде должно было идти к восстановлению порядка и нормальных основ государственности. Николай Николаевич в своей телеграмме правительству от 3(16).3 требовал для пресечения смуты поскорее привести войска к присяге новому царю. Но... параллельно с явными процессами действовали скрытные. Уже при формировании списка Временного правительства, подсунутого на подпись царю, вовсю шла кулуарная возня. И из него выпали умеренные лидеры либералов, вроде Родзянко. Зато были включены такие радикальные оппозиционеры, как Милюков и Керенский. Можно даже вспомнить цитировавшееся ранее донесение Охранного отделения о двух группировках оппозиции - сторонниках "конституционной" передачи власти думскому большинству и дворцового переворота. На переворот-то у них оказалась кишка тонка, а вот подвернувшимся случаем воспользовались. И пока Родзянко носился по Питеру, то в Совет Министров, то успокаивая речами бунтовщиков, в основу списка легли фамилии как раз из второй группировки. Кстати, если разобраться, кто же посылал к царю с этим списком прогрессистов Шульгина и Гучкова, то их "полномочия" выглядят более чем сомнительными.
А потом последовал отказ Михаила Александровича от престола. Да ведь и предлагать можно по-разному. К Михаилу I Романову, многократно отказывавшемуся, сколько раз делегации посылали, умоляли, чтобы страну из смуты вывести. Наконец, при отказе одного претендента логически нужно было бы искать следующего по династической "очереди". Но Временное правительство предпочло искать контакты не с наследниками царя, а с самозванными Советами, заключив с ними соглашение о том, что вопрос о власти и будущем устройстве России решит Учредительное Собрание. Решит где-нибудь через полгода. Очевидно, рассчитывая, что за это время страсти улягутся, новые правители и без царя сумеют проявить себя с лучшей стороны, и в конце концов "стерпится - слюбится". Такой поворот армия восприняла с недоумением, но тоже спокойно. Во главе ее оставался Николай Николаевич. И приказом № 4318 от 4(17).3.17 он призвал: "Повелеваю всем войсковым начальником от старших до младших внушать и разъяснять чинам армии и флота, что после объявления обоих актов (т.е. Николая II и Михаила Александровича) они должны спокойно ожидать изъявления воли русского народа, и святой долг их оставаться в повиновении законным начальникам, обороняя родину от грозного врага". Впрочем, грядущее народное волеизъявление в тот момент выглядело довольно определенным. Большинство в армии подразумевало, что царем и станет Николай Николаевич. Кто ж еще-то? Но его власть основывалась лишь на прерогативах Верховного Главнокомандующего. А сам этот пост был назначаемым. Его и сняли, как только правительство сочло, что достаточно утвердилось.
Этот "вторичный переворот" растянулся на целый месяц. А за месяц в растерянную, сбитую с толку армию хлынули агитаторы всех мастей, правительственные комиссары... И попутно, как-то незаметно, исподволь, была произведена подмена понятий. Вместо восстановления законности и правопорядка, на которое нацеливалась власть в момент отречения царя, внедрилось разделение на "революционное" - хорошее, и "контрреволюционное" - плохое. И сам царь, уступивший власть ради более эффективного управления страной, оказался вдруг в роли преступника, которого свергли.
А параллельно полным ходом шло разрушение государства. Уже не стихийное, снизу вверх, а целенаправленное, сверху вниз. В литературе можно встретить утверждения, что "отсталая" Россия оказалась не готова к парламентской демократии, внедрявшейся Временным правительством. Что ж, подобные теории выдают полную некомпетентность оперирующих ими авторов. Потому что западная (по формам) модель управления была создана только после Октябрьской революции (парламент - Советы, и подотчетное ему правительство - Совнарком). А Временное правительство было куда более авторитарным, чем царское, оно поспешило избавиться даже от Думы (из-за конкуренции с Родзянко и его сторонниками) и объединило в своем лице и законодательную, и исполнительную, и верховную власть. Однако на деле до такой неограниченной власти дорвались политики, совершенно некомпетентные в вопросах управления и умеющие лишь критиковать "реакционеров". И одним махом была сметена вся "вертикаль власти" от прежнего правительства до губернаторов, градоначальников и т.п. И на все уровни вместо царской опытной администрации полезли такие же оппозиционеры, как в столице, только еще более бестолковые. Были мгновенно уничтожены и "реакционные" правоохранительные органы - полиция и жандармерия (а они выполняли в России и массу других функций - сбора налогов, санитарного контроля и т.п.). Вся система гражданского управления оказалась снесена и парализована сразу же.
