Я была в Пристанище. Я снова там, где могу хоть что-то понимать и как-то влиять на развитие событий.

На соседней кровати спокойно посапывал Олег. Он походил на ребенка, видящего сладкие сны. И я не смогла сдержать улыбки, когда мой спутник подтянул кулак ко рту.

Его присутствие меня успокоило. Как может успокоить вид привычных вещей, на мгновение исчезнувших из виду. И даже мысль, что нам нужно выручать Арайю меня немного успокоила. И пусть мне прилетит за это подзатыльник от Олега, но я ему только обрадуюсь. Потому что он будет настоящим и вполне закономерным.

Я осторожно коснулась браслета. И, убедившись, что он все еще на месте, облегченно выдохнула. Абсолютно все было на своих местах.

Интересно, сколько я проспала, если за окном еще рань. И только слабые лучики света пробиваются через густые кроны деревьев, окружающих домик.

Хотя какое это имеет значение? Главное, что нам пора. Нужно запрягать Буранчика и уезжать отсюда до того, как все Пристанище проснется. Мне не хотелось проверять Надола на честность.

Привыкнув к темноте и имея возможность различать объекты, я тихо опустила ноги и нашла сапоги, так и оставленные на полу. Весь мир спал, и только мне была подарена возможность запомнить эти тихие минуты, когда все вокруг предается мерному сну, покрывающему всех, как теплое одеяло.

Я обулась и тихо вышла из комнаты, не беспокоя раньше времени Олега. он заслужил свой спокойный сон. И не мне его будить.

Окно в прихожей занавешено плотной тканью, из-за которой не смог бы пробиться даже самый мощный луч света. Оттого в помещении царил всепоглощающий мрак. И не запомни я обстановку при тусклом свете лампы, пройти тихо до окна мне бы точно не удалось.

А так не хотелось нарушать тот покой, что сейчас простирался над всем Пристанищем. Казалось, что любой шорох мог спугнуть эту идиллию, эту раннюю утреннюю тишину. И мир взорвался бы звуками в ту же самую секунду.

Оттого поход до окна, чтобы сорвать полотно и впустить в дом максимум света, был больше похож на танец среди камней, чем простую проходку по прямой. Но даже это вселяло в меня какой-то особый восторг, забивающий воспоминания от произошедших ранее событий.

Не было ни Надола, ни странного сна, ни похищения Арайи. Была только я, эта комната и окно, требующее снять с него плотную, как сама ночь, штору.

Неуверенный солнечный свет стал карабкаться по полу, забираться на стол, полки шкафа и лестничные ступени, ведущие на второй этаж. Он, как маленький ребенок, ощупывал и оглядывал все вокруг, пробовал на кончиках пальцев пыль, доски и ткань, рылся на полках в поисках интересных сокровищ и забытых вещей. И так же, как и маленький ребенок, он заполнял собой все пространство, не оставляя никакой возможности скрыться от него.

Я подставила лицо солнцу и прикрыла глаза, прислушиваясь к себе.

Меня мучило слишком много вопросов, роившихся, словно муравьи у горки сахара. И на них все еще не было найдено ни одного ответа.

Вопросов с каждым днем становилось все больше. И едва я привыкала к размеренному ходу своей жизни, как приходили новые обстоятельства, а из них, как из удобренной почвы вырастали новые вопросы. Казалось, что этот замкнутый круг невозможно не оборвать и не покинуть.

Я открыла глаза и огляделась по сторонам. Нужно найти воду и полотенца. А после уже разбудить Лежку.

Воды в доме не оказалось даже под видом кусочка льда. Потому пришлось брать пустое ведро, найденное под столом и выбираться на улицу за снегом. Наконец, снежный ноябрь принес хоть какую-то пользу обществу.

Повозившись с огнивом, мне все же удалось растопить печь, построенную здесь уже после Забытья. Пламя лениво разгоралось на дровах, оставленных здесь с последних постояльцев, и оттого отсыревших. Но все же огонь оказался слишком жадным и голодным, чтобы отказаться даже от такого угощения.

Комнату заполнил жалобный, но звонкий треск поедаемых дров. А воздух постепенно заполнялся теплом, нехотя расходящимся от печи. И тело начинало расслабляться, обманутое мимолетным комфортом.

Я поставила ведро на печь и вышла обратно во двор, чтобы набрать побольше дров и взбодриться. Нельзя давать себе ни единого шанса для отдыха, иначе меня снова накроет сон. И не было никакой уверенности в том, что он будет спокойным.

С этими мыслями я набрала полные руки снега и умылась им, как водой. Тут же по телу побежали мурашки, поднимая волос дыбом и заставляя дернуть то рукой, то головой. Зато состояние истомы и расслабленности, как рукой сняло.

А солнце уже залило все дома и небольшие улочки Пристанища. То там, то тут пробуждались его жители и постояльцы. Воздух наполнялся не только морозом, но и звуками. Живыми и не принадлежащими природе.

Я вошла в дом:

– Доброе утро, – Лежка обернулся на мое приветствие и растеряно кивнул.

– Доброе. Давно встала?

– Нет, – я добросила дров в печь, и оглядела снег, уже подтаявший в ведре. – Здесь на удивление быстро наступает светлое время дня.

– Это из-за снега, – Олег сел за стол и уставился в окно. – Он отражает и усиливает свет во много раз. И все вокруг заливается им, как лампой или твоим фонариком.

– Наверное, ты прав, – я взяла ковшик и набрала воды. – Нам нужно уже собираться, чтобы добраться до следующего Пристанища засветло.

– Если мы сейчас же запряжем Буранчика, и будем править по очереди, то сможем одно даже обойти стороной, – Лежка взял у меня ковшик и отправился к умывальнику. – Но если мы хотим так сделать, то нельзя медлить.

– Значит, умывайся и собирайся, выступим до того, как Надол натравит на нас все Пристанище.

– Не натравит, – приплясывая у раковины от водных процедур, возразил он. – Но появляться здесь после наших ночных приключений я бы больше не стал.

– Никогда?

– Ну, полгода точно.

– Полгода меня устраивает, как, впрочем, и никогда.

Я отправилась обратно в комнату, чтобы принести теплые вещи Олега и проверить – не забыли ли мы чего.

Наше спешное размещение и внезапный сон не дали нам даже возможности принести сюда хоть что-то из провианта или необходимых вещей. Поэтому поход и осмотр комнаты был скорее для того, чтобы отвлечься от размышлений и построения еще одного небоскреба из вопросов по поводу моих снов.

– Готов? – выйдя обратно в прихожую, уточнила я и сложила его вещи на лавку.

– Готов, – подхватывая вещи еще до того, как они коснулись лавки, ответил Олег.

– А тулуп?

– По дороге надену, – уже выходя из дома, произнес он.

Я улыбнулась его спешке и отправилась вслед за ним. Желание спасти Арайю вернулось к нему после пробуждения. И оно торопило его лучше, чем желание поскорее покинуть Пристанище.

Все дальнейшее происходило так быстро, что я не успевала даже уследить, как у меня в руках появилась кружка с горячим чем-то и галеты с намазанным на них паштетом. Еще одно мгновение и я уже сижу на санях, и мы движемся к воротам, за нами бежит Бутс, а во рту не осталось даже привкуса от завтрака, зато в руках ножны с оружием телохранительниц.

За таким водоворотом событий мое сознание просто не успевало. Поэтому приходилось просто довериться тому, кто был главным их участником – Олегу. Он все делал на уровне рефлексов и потому лучше справлялся с тем, что требовало бездумных и быстрых действий.

Уже у самых ворот нас нагнала девочка лет десяти и, поравнявшись с санями, наклонилась ко мне, будто желая что-то сказать. Я подалась к ней в ответ, но вместо слов она незаметно протянула мне какой-то теплый сверток, что-то тихо пролепетала и остановилась еще до того, как мы добрались до охранников.

– Уже уезжаешь? – у ворот все еще дежурил Антон, впустивший нас в Пристанище ночью.

– Решил, что не стоит злоупотреблять гостеприимством, – с насмешкой ответил Олег и добавил. – Там, в санях, кое-что для Надола лежит. Думаю, что он еще спит, а беспокоить его мне бы не хотелось. Не передашь?

– А чего не передать? – Антон проследовал до саней и удивлено забрал у меня ножны, – Это ж как так получилось?