Он это понимал не хуже нас.
– Надеюсь, что мы разрешили все наши вопросы, – уточнила я, глядя на высокого хозяина Пристанища снизу вверх.
Мне до сих пор было не понятно, как ему не хватило сил, чтобы избавиться от моей хватки. Он мог просто выпрямиться, и я бы повисла на нем, как игрушка на елке – уж слишком большой была у нас разница в росте.
– А я надеюсь, что вы больше не побеспокоите ни меня, ни мой дом, – подходя к двери, ответил Надол.
– Не торопись, мы все еще должны заплатить тебе за приют, за конюшню и за корм для пса и коня.
Олег подошел к Надолу и принялся развязывать мешочек с деньгами. Хозяин Пристанища удивленно посмотрел на деньги, на меня, на Олега и рассмеялся.
– Чудные вы все же! Сначала напали на меня, угрожали жизни, провели через все Пристанище в скрюченном виде, а теперь, как ни в чем ни бывало, платите за кров.
– Любое гостеприимство должно вознаграждаться, – заметила я. – А недопонимание, возникшее между нами, к этому никак не относится. Поэтому бери деньги и забудь о том, что случилось. И мы забудем.
– Ну-ну, – стерев улыбку с лица, ответил Надол.
– Мы держим свое слово. И ты свое сдержи – дай нам отдохнуть и спокойно покинуть твой дом утром. Нам не нужны приключения, а тебе не нужны истории о слабости хозяина.
Он внимательно оглядел нас, подбросил деньги в воздухе, и ловко поймав их, не потеряв ни одной монетки, кивнул:
– Будет вам отдых. Я держу свое слово.
Надол вышел так спокойно и вальяжно, будто и не было ничего. Будто он не угрожал нам расправой и не шел на полусогнутых ногах через все Пристанище. Хозяин просто показал дом новым постояльцам и покинул его, получив оплату.
– Что уставились? – послышалось за дверью, – Не смогли справиться с какой-то девчонкой, а теперь стоите тут, как бабы на ярмарке. Расходитесь уже, утром будем рассуждать, кто у нас тут хорошо работает, а кто просто отращивает ляжки!
Наконец, затих и скрип снега. Вокруг воцарилась тишина, свойственная предрассветным часам.
Держась из последних сил, я дошла до кровати и села на нее, сбросив сапоги на пол.
Олег вошел вслед за мной и, поставив лампу на стол, оглядел комнату. Но смотреть особо было не на что.
На стенах висели запылившиеся и местами замученные до дыр молью ковры, а кровати были накрыты старыми покрывалами с замысловатыми узорами. Но и их не пощадило время и частое использование – узор, выполненный в технике нашивки был весь в затяжках и уже плохо просматривался. Хотя какое нам было до этого дело, когда сон бросал мне в глаза горстями песок? А наше приключение с захватом хозяина Пристанища начало отдаваться в мышцах.
Я упала на кровать, и прикрыла глаза, раздумывая над тем, как мы будем выбираться из Пристанища поутру:
– Как думаешь, Надол сдержит свое слово?
Олег сел напротив и всмотрелся в пляшущий под стеклянной колбой лампы огонек:
– Не знаю. Он, конечно, мужик своеобразный, со своими странностями и иногда очень вызывающим поведением, но прежде за ним обмана не наблюдалось. Он может не договорить. А слово свое держит. Хотя тут мы тоже себя повели не очень мирно поэтому всякое может получиться.
– Ты оружие вернул?
– Нет, – он принялся снимать с себя ножны и складывать на стол. – Вернем, когда будем покидать Пристанище.
– И правильно, – уже еле шевеля языком, похвалила я спутника. – На один нож меньше будет при проводах. Не забудь закрыть входную дверь, нам здесь гости не нужны….
Я открыла глаза и зажмурилась от яркого, золотого света, бьющего мне в глаза с силой мощной лампы.
Неужели проспала? Почему Лежка не разбудил? Мы ведь так никуда не успеем.
Я резко вскочила и ощутила под ногами прохладный пол. Вокруг было светло, как днем, а от пола шла какая-то ритмичная вибрация, будто кто-то на другом конце дома заколачивал гвозди.
Я начала часто моргать, пытаясь отогнать сонное состояние, и рванула к выходу. Надо быстрее собираться и выезжать, пока Надол не привел своих людей.
– Ты куда? – за спиной раздался незнакомый мужской голос.
– Нам ехать пора! – мечась по комнате в поиске теплых вещей, ответила я и застыла.
– Куда ехать? – со стула, стоявшего у кровати, встал пожилой мужчина лет пятидесяти шести на вид, – Ты нормально себя чувствуешь?
Не зная, что ответить на этот вопрос, я оглядела себя, комнату, мужчину и неопределенно пожала плечами.
– Имя свое помнишь?
Я утвердительно кивнула.
– Где находишься, знаешь? – продолжил опрос старичок.
– Я даже не знаю, когда я нахожусь, – я усмехнулась и прислушалась к происходящему за стенами помещения.
– А что-нибудь помнишь?
– Помню, но только что-нибудь. Целостной картины получить не выйдет. Лучше вы мне расскажите, где я сейчас нахожусь?
– У нас в гостях, – мужчина улыбнулся и подошел поближе. – А ты не сдержала обещания.
Я всмотрелась в лицо старичка, и начала рыться в памяти, соображая, какое обещание я ему давала. Но опустив глаза на его руки, все встало на свои места.
– Вы! – я едва сдержалась, чтобы не подпрыгнуть. – Это вы мне его дали!
– Я, – мужчина еще больше улыбнулся и приглашающим жестом указал на стулья. – Значит, вспомнила меня.
– Вас помню, браслет помню, а что было дальше – нет. Как я здесь оказалась? И где это здесь? – я села на стул и попыталась оглядеться.
Комната представляла собой ровный прямоугольник с шестью кроватями, расставленными вдоль стен. У выхода, где мы и расположились, стоял длинный стол, а у стены те самые стулья, присесть на которые и предложил старичок.
Комната залита светом, теплым, настоящим, каким-то особенно живым. И именно он привел меня в чувства.
– Это детский лагерь?
– В прошлой жизни, – кивнул мужчина. – Теперь здесь живут все. Когда мы добрались до него два года назад, здесь уже никого не было, только старенький сторож, не способный уже передвигаться на дальние дистанции. Он-то и обустроил лагерь под нужды человека. Нашел генератор, подготовил землю для посадок, нарыл землянок, чтобы хранить то, что требует холода. В общем, мы, можно сказать, пришли на готовое. А остальные ушли отсюда дальше на юг, в поисках Помнящих и возможности выжить.
– А как я здесь оказалась?
– Мальчишки дежурили на пшеничном поле в паре километров от нас и обнаружили странную девушку. У нас в последнее время участились случаи грабежа – подростки, которые откололись от нашей колонии, решили, что создадут свой город-мечту. Город у них не получился, есть им нечего, возвращаться гордость не позволяет, вот и промышляют набегами. Жить ведь на что-то надо, сама понимаешь – растущий организм и юношеский максимализм вещи в наше время несовместимые. А когда наши мальчишки тебя увидели, решили, что ты тоже одна из них. Вот и выстрелили в тебя из рогатки.
Я повела плечами и, наконец, почувствовала боль от ушиба.
– Они в меня булыжником что ли зарядили?
– Ну что ты. Резиновым мячиком.
– Приятного мало.
– Но как ты оказалась на том поле? И почему ты не дома?
– А где мой дом? Я вообще ничего не помню с момента, как вы вручили мне браслет, – я непроизвольно взглянула на руку и открыла-закрыла рот – браслета не было.
– Ты его потеряла?
– Я его снять не могла, – осекшись на полуслове, я замолкла, пытаясь собрать воедино свою прошлую жизнь, свою жизнь в Старом городе и то, что происходит сейчас.
Синяк на спине красноречиво говорил о том, что все это всерьез. Что все происходящее со мной здесь и сейчас не меньшая реальность, чем то, что мы отправились в погоню за похитителями Арайи. Но сейчас я не видела на руке браслета, буквально вросшего в левое запястье. И меня пугал этот клубок реальностей, загадок и вопросов без ответов. Если это реальность, значит тот мир, который наступит через полторы сотни лет – сон? Но и там я жила, по-настоящему жила! У меня были ушибы, у меня ныли мышцы, меня морозил ноябрьский ветер. Я помню вкус кофе, сухарей и запахи с улиц города, в который мы ездили с Олегом и Арайей. И это так же реально, как и жесткая поверхность стула под моим костлявым задом.