Но хозяева, похоже, онемели при виде масок и револьвера.

– Так шо? – спросил Махно, помахивая кольтом.

– И быстро! Быстро! Времени нема! – страшно закричала другая маска голосом Федоса.

Хозяева вздрогнули.

– Я всегда… – пробормотал Брук, – и касса взаимопомочи… и когда што… и это… Вот и супруга подтвердит. Роза, подтверди!..

Роза кивала, бессмысленно уставясь на револьвер.

– От ты, Боже мой… Хлопци, пошуруйте! – скомандовал Махно.

Щусь и Калашников стали шарить в столе, в шкафу.

– Позвольте указать, – заговорил Брук, выставляя палец в сторону стопки книг на краю стола. – Там… под Брокгаузом…

– Под яким ще Брогаузом? Де вин?

Следуя указаниям пальца, Нестор догадался. Приподнял книги и увидел пачечку ассигнаций. Тоненькую, но зато она состояла из «широкоформатных» «катек» и «петек» – пятисотрублевых и сторублевых банкнот.

– Так и запишем, – засовывая за пазуху деньги, сказал Махно, – сдача грошей господином Бруком в пользу неимущих людей була произведена добровольно. За шо вам велыке спасибо. Прощевайте. И тыхесенько сидить тут, пока… ну сами знаете, шо може буть в случай чого!..

Они медленно, то и дело оборачиваясь, направились к выходу. И тут Калашник заметил на столике пузатый цветной бочоночек.

– Глянь, копилка! – толкнул он плечом Нестора.

Калашник взял бочонок и начал его трясти, надеясь услышать звон. Но копилка молчала. Заметил маленькую ручку, торчащую из донца бочонка. Крутанул ее: может, копилка откроется? Но она не открывалась, а на вращение рукоятки отозвалась мелодичным звоном.

Калашник стал медленно крутить ручку, и хлопцы услышали незнакомую и чарующую музыку.

На какое-то время они замерли, забыв, зачем пришли сюда и почему нужно торопиться.

– То, панове, дочкина была игрушка, – объяснил Брук, немного пришедший в себя при виде бандитов, увлеченных музыкой. – Дочка уже давно замужем, так что возьмите себе. Може, у кого есть дети…

– Спасыби, – поблагодарил Калашник, все еще прислушиваясь к музыке. А потом, прижимая музыкальный бочонок к груди, как самую ценную добычу, пошел вслед за Нестором и Щусем.

Когда они оказались где-то на своей стороне Гуляйполя, в тени вишневых деревьев, Махно потребовал у Калашника:

– Давай музыку сюда!

Без масок они были просто ватагой украинских хлопцев, которые хоть сейчас готовы колядовать и веселиться, подобно гоголевским героям. В сумраке их лица светились улыбками.

– Я найшов, Нестор! – возразил Калашник. – Моя!

– Дурень. Я соби, чи шо?.. Насте подарым, пускай порадуеться! Та й маски не задаром же шила!

Калашник неохотно отдал бочонок. Щусь при этом сказал Нестору:

– Тилькы скажи, хай сховае де-небудь в садочку. И слухае одна. Шоб до полиции ненароком цей бочонок не докотывся.

– Настя не дурна, – в который раз повторил Нестор.

На следующий день они снова собрались в старой кузне.

Вечерело.

– Куда сьогодни? – спросил пришедший в кузню последним Калашник.

– Никуды не надо, – тихо отозвался Сашко Лепетченко. – Я чув, ночью татко з мамкою говорылы: в сели банда объявилась. З сьогодняшнього дня всю полицию на ноги поставылы. Ночни дежурства…

– Надо б малость переждать, – поддержал брата Иван. – Пока все уляжется.

Наступила долгая пауза. Все смотрели на Нестора. И он наконец решил:

– Гроши нужни. Ще раз сходим – и затихнем. Но надо, шоб без осечки. Туды, де грошей немеряно.

– Знать бы де, – вздохнул Калашник.

– Я знаю, – отозвался Федос Щусь. – У мого хозяина, у Маскуриди. У нього багато грошей. И держит вин их в своей лавке.

– Чого ж раньше мовчав? – удивленно спросил Нестор.

– Раньше!.. Я знав, шо вин тысячами ворочае. А тилькы де их держит – не знав. А тепер знаю…

…Горящий на столбе четырехгранный керосиновый фонарь освещал вывеску: «Винная торговля оптомъ и в розницу М.М. Маскуриди».

Хлопцы негромко переговаривались.

– А шо, если вин гроши додому односе? – спросил Калашник.

– Не. Вин их не тилькы од казны укрывае, но и од жинкы, – уверенно ответил Федос.

– И шо, правда, багато грошей? – не унимался Калашник.

– Не считав, – сказал Федос. – Чув тилькы, як выдирае половицу и шось бормоче… Вин гроши в лавке держит, пид половицей.

– Выходит, мы у вора красты пришлы.

– Не красты, а як це… экспро-при-ировать. Велыка разница, – резко заметил Махно и напомнил приятелю: – Ты, Федос, голос не подавай. Бо вин може по голосу тебе признать.

– Не дурный – понимаю! – ответил Федос.

Похоже, он был горд тем, что смог привести ватагу куда надо, и своего первенства уступать не хотел.

Между тем дверь лавки, прогремев запорами, со скрипом открылась.

– Додому! – басил хозяин. – Додому, Грыцько! И штоф сховай!

– Додому! Це мы понимаем!

В просвете двери громоздилась тяжелая, с отвисшим животом, фигура грека Маскуриди. Он только что продал горилку после отведенного законом времени и был этим доволен.

Дверь закрылась, прогремел запор.

Ватага приблизилась к двери лавки. В окне было видно, как шинкарь, склонясь над конторкой, при свете керосиновой лампы щелкает на счетах.

– А може, не надо, Нестор? – прошептал Иван Лепетченко. – Здоровый же, як кабан!

– Не здоровише револьвера, – отрезал Махно. Он надел маску, затянул на затылке тесемки.

Все последовали его примеру. Вплотную подошли к двери, выстроились за спиной Нестора.

Махно постучал.

– Македон! Македон! – прогнусавил он пьяным голосом только что удалившегося в темноту Грыцька.

– Додому! Додому! – не поднимая из-за конторки головы, лениво ответил хозяин.

– Штоф розбыв!.. Шоб твоя лавка сыним огнем горила!.. Продай ще!

Сердито грюкнула задвижка, дверь распахнулась… и вся ватага общей массой втолкнула Маскуриди внутрь, да так, что шинкарь тяжело упал на пол.

Федос изнутри закрыл дверь на засов, а хлопцы, все в вывернутых наизнанку кожушках, свитках и шапках, в масках, окружили Македона.

Махно держал кольт наготове, целясь в шинкаря.

– Гроши! – приказал Махно. Рука его чуть заметно вздрагивала. И это не ускользнуло от взгляда Македона.

– Ах вы, недомерки! – загремел он. – Злыдни чертови! Гроши им!

С проворностью дикого кабана он кинулся на Махно, пытаясь отнять у него кольт.

В борьбу вмешался Федос. Но как ни крепок, ни высок ростом был хлопец, он не мог справиться с дородным и сильным хозяином трактира. В кутерьме отлетел в сторону кольт. Махно ловко бросился к ногам Македона, обхватил их. Маскуриди вновь упал, но успел сорвать маску со Щуся.

– Федос? – удивился не на шутку рассерженный хозяин. – Ну, гад, сгною в тюрьми!

Махно продолжал держать ноги Маскуриди, а тот, стараясь подняться, волтузил кулаком по спине и по голове Нестора.

– Стреляй! – крикнул Махно подобравшему кольт Ивану Лепетченко. Но револьвер дрожал в руке хлопца.

– Не можу! – чуть не заплакал Лепетченко.

Извернувшись, Нестор прыгнул к Ивану, отобрал у него кольт. Но и Маскуриди вскочил на ноги, схватил с конторки тяжелые счеты, поднял их и со звериным рыком бросился на Махно.

Нестор выстрелил. Дважды. Маскуриди словно налетел на какое-то препятствие, но продолжал стоять, как бы чему-то удивляясь. Лишь затем счеты стали медленно опускаться.

Нестор выстрелил еще раз.

Маскуриди упал.

– Тикаем! – бросился к двери Калашник.

– Стой! – прошипел Махно, снимая маску и прислушиваясь к последним судорожным вздохам шинкаря. – Федос, шукай гроши!

И пока Щусь ножом поддевал и приподнимал половицу, Нестор торопливо собрал выручку, которую только что пересчитывал Маскуриди.

В комнате было дымно после выстрелов. Руки Нестора все еще дрожали.

– Убылы! – ужаснулся Иван. – Убылы, убылы…

– Мовчи! – оборвал его Нестор. – Вин Федоса узнав. Шо було делать?

Тем временем Щусь достал из тайника плетеную кошелку с бумажными деньгами и монетами. Махно нарочито не спеша рассовывал деньги по карманам, заталкивал за пазуху. Часть прятали по карманам хлопцы.